Исчезающая земля - Джулия Филлипс

телефон ее родителей; если будут какие-то новости, они позвонят ее родственникам, но… Марина терпеть не могла находиться вне зоны доступа. Сеть скачет часто: в океане, на даче, на участке дороги из города в аэропорт. В первые месяцы после исчезновения дочерей Марина не выезжала из города: боялась остаться без связи. Она ездила из дома на работу и обратно, не выпуская телефон из рук.

Когда она позвонила генерал-майору и предупредила, что хочет уехать за город на выходные, он тоже подбодрил ее и сказал:

– Поезжайте, отдохните.

– Это по работе.

– Не торопитесь возвращаться. – Его голос упал. – Марина Александровна, дело закрыли.

Марина откатилась на стуле от стола и пригнулась к коленям.

– Понимаю. Но что, если…

– Если мы что-то узнаем, сразу свяжемся с вами. Конечно, мы все еще надеемся на зацепку. – Тогда Марина тоже не могла дышать. – А вы поезжайте. Жизнь не заканчивается. Нужно двигаться дальше.

На зацепку он надеется! Да как у него совести хватает? Месяцы напролет Марина читала все новостные заголовки, звонила в разбросанные по полуострову сельские отделения полиции и расспрашивала про нераскрытые дела о похищениях, изучала архивные документы насильников, осужденных за надругательства над несовершеннолетними, умоляла знакомых чиновников и членов «Единой России» о поддержке, просила рассказать о ее беде коллегам в Москве. Слова генерал-майора заставляли ее усомниться в том, что полиция вообще искала ее детей. Пока он там всем заправляет, девочек не найдут. От этих мыслей Марине хотелось удавиться.

– Вот бы распогодилось, – сказала Ева, наклонясь к ветровому стеклу. – Не хочется все время просидеть в палатке.

– Дождь скоро кончится, – ответил Петя. Марина убрала телефон в сумку. Капли барабанили по стеклу. Она думала о поверхностном натяжении, химическом составе, школьных научных экспериментах. Больше ни о чем. Никаких свежих воспоминаний.

Когда они подъехали к забору, окружавшему лагерь, дождь перестал. Вдоль полоски мокрой травы – пустые палатки. Над сценой посреди поляны плакат: «Добро пожаловать на национальный праздник Нургэнэк[11]! С Новым годом!»

– «С Новым годом!» – прочитала Марина. Странные слова в июне.

– Праздник начнется только завтра, – ответила Ева. Петя хлопнул дверью и обошел машину, чтобы достать их вещи из багажника.

С вещами они пересекли поляну по тропинке и вошли в лес. Послышались голоса, запахло жареным мясом. Перед ними прямо на дорожке стоял квадроцикл. Протиснувшись мимо него, они увидели группу примерно из тридцати человек, ужинавших под открытым небом.

– Вон она, – шепотом сказала Ева Марине и сделала шаг вперед. – Алла Иннокентьевна! – Седовласая женщина в середине группы подняла голову. – Как я рада снова вас видеть!

Женщина отложила вилку и кивнула Еве. Девушка подошла ближе, и Алла Иннокентьевна поджала губы.

– Что-то вы припозднились!

– Да, обычно мы раньше приезжаем. В этом году вот взяли с собой подругу. – Ева оглянулась в поисках Марины. – Она журналист. Вчера ей пришлось поработать, поэтому выехали сегодня утром.

Марина кивнула людям за столом. Алла Иннокентьевна улыбнулась:

– Журналист! В городе работаете? В какой газете?

– При «Единой России», – ответила Марина.

– Мы отправили вам пресс-релиз.

– Я знаю.

В разговор встряла Ева:

– Мы с Мариной обсуждали праздник, и она сказала, что хочет увидеть все своими глазами. Она несколько лет не была на севере. До работы на партию писала на самые разные темы. В две тысячи третьем получила региональную премию за свой репортаж.

Петя посмотрел на Марину.

– В две тысячи втором, – беззвучно поправила она. Петя подмигнул.

– Вы ужинали? – спросила Алла Иннокентьевна. – Нет? Устраивайтесь возле юрты. – Она махнула рукой в сторону деревьев. – А потом возвращайтесь, тарелок на всех хватит.

Остальные организаторы и гости праздника из танцевальных коллективов вернулись к прежним разговорам.

Ева с улыбкой обернулась. В голубом вечернем свете ее лицо сияло. Она была готова праздновать чей-то чужой Новый год.

Друзья поставили палатку на мокрой земле. У Марины промокли колени, пока она держала в руках веревки, а Ева с Петей спорили, куда лучше вбивать колышки. Когда гости вернулись к столу, им уже приготовили три тарелки вареного мяса и риса с маслом. Кое-кто из танцоров ушел, но Алла Иннокентьевна осталась за столом. Она дождалась, пока Марина начнет есть, и заговорила:

– Вы опубликуете репортаж у себя в газете?

Марина кивнула. Мясо таяло во рту. В паре метров от нее две девочки-подростка мыли посуду в тазу с мыльной водой.

– Я заведую культурным центром. Вы поздно приехали, – продолжала Анна Иннокентьевна. – Днем у нас был концерт.

Марина проглотила пищу.

– Жаль, что мы его пропустили.

– Ничего, основная масса гостей приедет завтра, – ответила собеседница. Стекла ее очков запотели, в них отражалось догоравшее небо. – За что вы получили награду?

– За репортажи о браконьерах. Про незаконную ловлю в южных озерах.

Алла Иннокентьевна вскинула подбородок. Отражение неба исчезло, стекла очков снова стали прозрачными.

– Опасная работа.

– Да, – ответила Марина. Так и есть. В те годы браконьерами были члены разных ОПГ, они прочесывали реки в разгар нереста, поставляли целые контейнеры икры на незаконную продажу; международные природоохранные сообщества вливали миллионы рублей в экономику Камчатки, чтобы побороть черный рынок. Марина оказалась в центре событий. Весельные лодки в ночи, фонари не включать, не разговаривать. Рядом с ней егеря прижимают к себе винтовки. В ногах рация, губы у Марины сухие, пульс зашкаливает. Плещется вода. Чем ближе к браконьерам, тем чаще на поверхности воды попадаются лососевые тушки, разрезанные от жабр до хвоста, белые брюшки блестят в лунном свете.

Марина оставила работу репортером и ушла в декрет. Как только Алена научилась ходить, Марина перестала скучать по опасным заданиям: ей больше не хотелось выходить в ночные рейды, смотреть на выпотрошенные тушки, на мужчин с оружием. Потом родилась Соня, их отец ушел, и Марина нашла другой способ содержать семью. Она нахваливала партию в газете, а партия за это оплачивала ее счета. Какое-то время ей удавалось сохранить семью в безопасности, дом был полная чаша.

Марина встала, отдала тарелку девушкам, которые мыли посуду, взяла чистую кружку и налила себе чаю. На углях стоял котел с горячей водой. На земле – кастрюля с остатками мяса, застывает жир. Ева рассказывает Алле Иннокентьевне, как провела этот год в городе. Марина опять посмотрела на телефон. За столом говорили тихо. Когда женщина подняла глаза, Алла Иннокентьевна глядела прямо на нее. Ясно: Ева рассказала ей, что это ее девочки пропали.

Подруга не оставляла попыток помочь. Пока готовились к поездке и днем в машине Ева повторяла, что у директрисы культурного центра тоже пропала дочь. Сказала, что у Марины с Аллой Иннокентьевной много общего, только дочь директрисы была старшеклассницей, она пропала в Эссо. Ее имя нигде не значилось. Ева сказала, девушка сбежала из дома. Нет, ничего общего.

Марина выплеснула остатки чая и поставила кружку на гору грязной посуды. Она поблагодарила девушек, которые мыли посуду, – вроде еще подростки, а фигуры уже оформились. Вернувшись к столу, Марина сказала Пете с Евой, что ужасно устала. Она пойдет спать.

– Туалеты дальше по тропинке. Река прямо за вами.