Позолоченная луна - Джой Джордан-Лейк

существовать.

Немного позже голос Гранта снова заглушил все остальные голоса.

— И они пришли из Восточной Европы, из России. Так что вопрос ограничения их иммиграции является ключевым. Одна зараза, которую они несут, угрожает…

Электрические и механические подъемники гудели и постукивали, когда Керри выгружала тарелки с мускатным коблером Ремы, покрытым взбитыми сливками Пьера, на серебряные подносы. Но она весь вечер продолжала слышать слова Гранта, сказанные той ночью на станции и тем днем на балконе.

Очередной газетчик оказался евреем. Как удивительно, не правда ли?

Исчезновение… Порода…

Слова, сказанные в тот или иной момент, задавали ритм всему вечеру, даже когда она отмывала кастрюли после ужина, когда шла домой в темноте.

Как удивительно, не правда ли? Нашествие… Зараза… Исчезновение… Удивительно.

Как будто под словом удивительно Грант имел в виду беспокойно. Как будто сам Грант хотел бы увидеть, как Берковичу укажут на место.

Или, может, и вовсе уберут его с дороги. Так, чтобы репутация Мэдисона Гранта не пострадала от того, что репортер мог узнать о нем.

На следующее утро миссис Смит велела Керри присоединиться к остальным слугам у двери.

— Такое печальное зрелище, когда тут, в Америке, слуги выходят проводить гостя, даже в самых лучших домах. Там, у нас дома, слуги выстраиваются в ряд как положено. И это правильно.

Керри заняла свое место на улице у входной двери, выходящей на эспланаду.

Отряхивая свой цилиндр, Мэдисон Грант обернулся.

— Последний взгляд на ваш прекрасный холл, Вандербильт. Я буду ждать, — он столкнулся с Керри, обернулся и слегка кивнул ей, — скорого возвращения сюда. — И с выражением заглянул ей в глаза.

Эмили Слоан улыбнулась Керри, проходя с подругой мимо нее, обе очень элегантны в платьях с туго затянутыми талиями, образующих острую букву «V». Перья на их шляпах покачнулись, когда Эмили наклонила голову к подруге, говоря что-то, ее глаза метнулись в сторону стойла, где собрались все конюхи.

Но взгляд Марко Бергамини был прикован к Лилли Бартелеми. Даже на ноябрьском морозце рукава его рубахи были закатаны до локтей, волосатые руки мускулисты — и странно напряжены. Как будто он изо всех сил старался не шевелиться.

Но Лилли Бартелеми, казалось, вовсе не замечала направленного на нее взгляда. Керри тоже не позволяла себе озираться в поисках Джона Кэбота.

Грант, сундуки которого из «Бэттери Парк» были уже погружены, стоял и болтал с хозяином.

— Я надеюсь, Джордж, в расследовании нападения наметился какой-нибудь прогресс.

Они вместе прошли к дальней стороне коляски.

— Как грустно, — вздохнула миссис Смит, — что все гости уезжают. Теперь единственным развлечением останется следить, чтобы лакеи курили не в доме, а на улице.

Она сказала — все гости.

Уже сидевшие в коляске дамы поправляли свои шелка и кружева. Но никто не выбегал из дома, чтобы вскочить туда в последний момент.

Выходит, Джон Кэбот тоже уезжает, не сказав ей ни слова на прощание. Не то чтобы он должен был быть любезен с Керри. Они всего лишь несколько часов убирали вместе разоренную лавку. Это не делает их близкими друзьями. И отнюдь не отвечает на все ее вопросы относительно него.

Керри держала руки сжатыми перед собой. Она сотрет пальцы до кости, стирая то, что поручит ей миссис Смит. Она вернется домой и примет у близнецов вечернюю вахту по уходу за отцом.

Так что к закату дня она больше не будет думать о Джоне Кэботе.

Марко Бергамини с плотно сжатой челюстью взобрался на козлы коляски и щелкнул поводьями. Лошади, запряженные в масть, безупречно в ногу тронулись с места. Их шкуры блестели под утренним солнцем, они даже близко не были похожи на лошадей, вольно носившихся по холмам и долинам.

Коляска покатила прочь по правой стороне эспланады. Как ни странно, на другой ее стороне не оказалось Вандербильта.

Откуда-то сзади Керри ощутила запах сосновой хвои.

— Джордж сказал, пришло время срезать ветки для венков на двери. И повесить их на шеи двум этим мраморным львам.

Обернувшись, Керри обнаружила стоящего рядом с ней Джона Кэбота. С его руки свисал еловый венок.

— Он настаивал, что, когда он вернется, проводив гостей до станции, мы с ним попытаемся это сделать.

Керри заставила себя отвести взгляд и посмотрела на горные вершины.

— А я думала, вы уехали со всеми остальными.

— Да, у меня был такой план. Но мне совершенно некуда ехать на праздники, и Джордж был так любезен, что предложил мне остаться.

Был влюблен в ту же женщину, что и репортер, напомнил ей голос у нее в голове.

Может, это просто слова из ненадежного источника. И все равно, про Джона Кэбота существует слишком много вопросов без ответов. И пропасть между ними слишком велика. Тем больше причин придержать ее импульсивную натуру.

— Я рада. В смысле, за вас, что вы остались. — Быстро отвернувшись, Керри проскользнула в двери.

Откуда-то с черной лестницы, ведущей в кухню, кто-то окликал ее по имени. Во всю силу легких. С ощутимым шотландским акцентом.

Спотыкаясь и натыкаясь на дверные косяки, со служебной лестницы влетел Монкриф.

— Керри, детка. Новости. Прости, но…

— Отец, — вскинула она голову.

— Нет, прости, не это. Не знаю, о чем я думал, так пугая тебя. В смысле, про твой дом. Пришел твой брат с новостями. Никто не пострадал, но крыша… она совсем провалилась.

Глава 29

Керри с близнецами пришлось проработать весь остальной день и бо́льшую часть ночи. Крыша рухнула между очагом и единственной кроватью, где лежал их отец. Впрочем, он все это время был без сознания.

— Прошу вас, — сказала Керри Монкрифу и миссис Смит перед тем, как уйти, — не говорите никому про нашу крышу. — Потому что если бы Джон Кэбот, ну, или сам Джордж Вандербильт, или все остальные, узнав об этом, захотели бы помочь, она умерла бы от стыда, когда они увидели бы и рухнувшую крышу, и саму хижину. А если они, узнав, решили бы ничего не предпринимать, ей тоже лучше об этом не знать.

Близнецам же она сказала:

— Никто из вас не скажет ни слова Братчеттам до тех пор, пока мы все не починим. Мы и так у них в долгу.

Крышу было уже бесполезно латать или подпирать заново, вес снега и льда был слишком тяжел для прогнивших балок и бревен. Снег лежал ярко-белыми кучками на полу, на кресле-качалке, которое отец сделал для матери перед рождением близнецов, в изножье отцовской кровати.

Они завернули больного в одеяла и перенесли его на одном из них, растянув его, как носилки, в хлев. Ромео не отходил