Глаза урагана. Том I. Другая музыка - Demi Urtch

ещё стоит, как тот треплет спешившегося Сильвена по голове. Когда отец в последний раз вообще касался Сириля?

Сильвен замирает, словно обухом по голове огретый. Разжимает пальцы — тряпка неопрятно падает на стол — и медленно разгибается.

Сириль смотрит в его непроницаемое лицо и, холодея, прижимает ладонь к губам.

Зачем сказал?

— Прости, — быстро говорит сквозь пальцы. — Прости. Прости…

Сильвен смотрит ещё несколько мгновений и, ничего не говоря, выходит из комнаты, оставляя Сириля с чернильным пятном на столе.

До Маркэля удаётся добраться действительно лишь ближе к вечеру. Днём они если и пересекаются, то исключительно неудобно, так, что и не поговоришь толком, тем более — с глазу на глаз. А вечером Маркэля словно нарочно тащит на ипподром.

Сириль угрюмо оглядывается, неуверенно пробираясь между нагромождений каких-то амбаров и стойл. Сказать по-честному, он бывает здесь так редко, что едва представляет устройство всего комплекса. От местных запахов и ржания лошадей так и передёргивает.

Сириль ждёт удивлённых взглядов, но, видимо, конюхи не отличают его от Сильвена. Либо им просто нет дела — и так довольно забот. Впрочем, они честно раскланиваются при встрече и очень учтиво указывают, где искать брата.

Вообще-то у Сириля почти не осталось запала на претензии и увещевания. Приходится снова и снова напоминать себе, что его долг — сдержать данное слово, исправить, как сказал Фирмин, недоразумение. Хоть что-то сделать правильно, повести себя как взрослый, как принц, отвечающий за свои поступки.

А ещё это хороший повод подольше не возвращаться в покои. Может быть, если б не это, Сириль всё-таки отложил бы на завтра, но опасение опять пересечься с Сильвеном очень мотивирует.

Хочется надеяться, что хоть с Маркэлем Сириль удержит себя в руках и ничего лишнего не наговорит.

Он издали наблюдает, как Маркэль легко спрыгивает на землю, оглаживает шею гнедого — непопулярной сейчас масти — коня. Что-то негромко говорит и передаёт поводья конюху. Конь неспокойно переступает с ноги на ногу. Чтоб убить человека, вполне может хватить и одного удара этих копыт, если лошадь вдруг испугается и поднимется на дыбы. Сириль глубже вдыхает и с силой стискивает пальцы. Удерживается от того, чтоб отступить, но и ближе не подходит. Усилием воли заставляет себя перевести взгляд на что-нибудь другое. Замечательный, вот, забор.

— Не ожидал тебя тут увидеть, — хмыкает Маркэль, подходя.

От него тоже пахнет конским потом, парфюм не перебивает его, а смешивается, лишь усугубляя. Кажется, будто вот-вот скрутит желудок.

— М-хм… — Сириль неопределённо поводит плечами. — Помнишь, я просил тебя насчёт того музыканта?

Маркэль как-то разом скучнеет.

— Какого «того музыканта»?

Ну конечно же, он забыл!

— Цитриста! Эниса. Я слышал, ему не пришло наше приглашение.

— Вот как? Неудивительно. Его не посылали. — Маркэль легко пожимает плечами и проходит мимо.

Сириль оторопело замирает от простоты ответа. Опомнившись, семенит следом.

— Ты забыл, да? И даже не стыдно, что забыл!

— Не забыл. Считай это проявлением дипломатии.

— При чём тут…

— Граф ТеСоннери упоминал, что весьма заинтересован в этом твоём цитристе. Переманить его после этого было бы грубостью.

Сириль сбивается с шага. Действительно, какая разница, что он поговорил с Энисом первым, если ТеСоннери тем временем говорил совсем с другими людьми. И Сириль мог бы знать об этом, если б не спрятался в дальнем углу на вечере. Мог бы обсудить это с графом, если б лично участвовал в охоте.

Нет, тогда бы он просто не познакомился с Энисом и это вообще не было бы проблемой.

— Но… ты ведь мне обещал… — Сириль беспомощно сводит брови, глядя в траву.

Маркэль вздыхает и останавливается, оборачивается; Сириль видит только носки его сапог.

— Послушай, если б я знал, то не обещал бы. ТеСоннери обмолвился об этом позже.

Сириль медлит, но всё-таки говорит упрямо:

— Значит, я был первым. Ты мог бы сказать ему. И послать приглашение. Это было бы честно.

— Это было бы глупо, — припечатывает Маркэль. — Не будь таким ребёнком.

Сириль сжимает кулаки.

— Ты ведь не прогуливаешь географию, верно? — Маркэль чуть усмехается, не обидно, скорее как старой, одним им понятной шутке.

Но Сириль всё равно уязвленно краснеет. И ещё почему-то вспоминает расплывшееся по парте пятно, которое так и не удалось оттереть до конца — чернила затекли в крохотный, едва ощутимый рельеф столешницы, остались тёмной сеточкой. Как все эти глупые разговоры: вроде проходят — и все мирятся, но всё равно остаётся от них полузаметная вуаль следов.

— Сам знаешь, Соннери — одна из ключевых провинций, — тем временем продолжает Маркэль, не обращая внимания. — Рукой подать до Сол, один из главных трактов, по которым от них поступает зерно, дерево, специи… Что я тебе объясняю? Кому, как ни тебе, знать.

Да, Сириль знает. Во время войны через Соннери шла помощь, что удалось выторговать у солийцев. Те не горели желанием встревать в конфликт: у самих вдоль Райсории тянется полоса границы — такая маленькая на карте и такая большая в реальности. И держится неприкосновенной лишь потому, что обе страны устали бодаться, решая, кто победит: умельцы подавлять волю и морочить головы или те, кто может отравить землю на мили вокруг. Даже самый искусный повелитель разума едва ли долго протянет в окружении своих марионеток на омертвевших полях и посохших садах. А повелители земли становятся опасны для своих же, если сломать их волю. Выделить помощь Темпете солийцев заставило разве что нежелание присоседиться к райсорийцам ещё теснее. И, может, сердечное обещание залить к Творцу ненаглядные солийские поля напоследок, если Темпете проиграет. Отец правда мог бы, он порой бывает… тяжёлым человеком. Как чугунный шар, который с горы толкнули.

Поставки шли через Соннери. Через неё же пойдут войска в одну или другую сторону, если отношения с Сол вдруг всё-таки дадут трещину. А соннерийский ландшафт, если закрепиться, даёт кучу преимуществ в обороне. Неудивительно, что оллия Верене — приграничная герцогиня — смотрит на графа ТеСоннери на приёмах с той особой нежностью, которую Сириль никогда б не хотел увидеть в её глазах. То ли как на сердечного друга, то ли как на кусок любимого пирога.

Графы ТеСоннери издавна считались крепкой, надёжной опорой темпетского престола. Позволить пойти по этой опоре хоть трещине может только полоумный.

Кажется, эту фразу Сириль как-то слышал от отца.

Он сглатывает.

— Я… я всё понимаю, но… — В груди тесно. Сириль заканчивает тихо: — Я разве много прошу? Что ему один какой-то музыкант?

Маркэль отводит взгляд, трёт шею, устало вздыхает, будто пытается придумать, как объяснить что-то непонятливому ребенку. Сириль чувствует,