Глаза урагана. Том I. Другая музыка - Demi Urtch

обеспечивать мать, и… — он обрывается, словно опомнившись. — Но это лишние подробности. Я только хотел сказать: если ещё возможно… исправить недоразумение… я думаю, Энис был бы очень рад. Хотя это очевидно, простите.

Окончательно смешавшись, он замолкает, мучительно хмурится и, кажется, жалеет, что вообще решил догнать Сириля.

— Конечно! — Сириль неловко всплёскивает руками. — То есть, я постараюсь. Всё исправить. Спасибо вам!

Хочется провалиться сквозь землю, умереть на месте от стыда. Наверное, это друг Эниса, раз так беспокоится. Они могли бы вместе приехать сюда, если б Сириль не вёл себя, как маленький, и сам отправился к отцу, не надеясь на других. Энис даже не хотел принимать единственное приглашение из-за обещания Сириля! Естественно, он должен постараться всё уладить, Фирмин мог бы даже не просить об этом.

Как ужасно, ужасно стыдно.

Надо… пойти к отцу хотя бы теперь?

Сириль останавливается уже в стенах дворца, на перепутье.

Что вообще сейчас следует сделать? Как выпутаться из этой ситуации? Энис наверняка уже успел заключить с ТеСоннери контракт. Сам, по своей воле. И, если Сириль просто скажет сейчас что-то вроде: «Извините, это ошибка! Энис должен был принять моё приглашение, но его забыли отправить!» — это уж точно ничего не решит. Наверное, вопрос стоит обсуждать с самим ТеСоннери, а не с отцом. Вот только Сириль в душе не чает, как с ним пересечься поскорей. Как договориться. Может, граф с его авторитетом попросту поднимет Сириля на смех. И вряд ли отец или матушка попытаются повлиять на ТеСоннери ради детской прихоти.

Для этого Сириль уж слишком не тянет на роль любимого сына. Стоит просто признать.

А если он через Михеля попросит? Ерунда, тот тоже не станет размениваться на такие мелочи и потакать его желаниям. Михель слишком занят, всегда. Он совсем как отец.

А Маркэль? Один раз Сириль уже попросил Маркэля — и к чему привело?

Но кроме него, пожалуй, нет вариантов лучше. Марил, наверное, не станет помогать, особенно после сегодняшнего разговора. Да и много ли она может? Сама всего на год старше Сириля, и положение у неё не сильно-то лучше.

«…и меня любит мама».

Нет… нет. Марил он оставит как самый крайний вариант. А лучше попробует сам обратиться к матушке, потому что всё это вздор. Конечно, матушка питает большое расположение к графу ТеСоннери, с немалой вероятностью будет на его стороне. Но, может, она и сама заинтересуется цитристом? Сможет Сириль убедить её? Кто для неё важнее?

Всё-таки лучше сначала поговорить с Маркэлем. Потребовать объяснений. Попенять, что это и его вина, так что было бы неплохо, помоги он Сирилю решить проблему. Он, к тому же, хорошо общается с графом в последнее время, разве нет?

Да, решено, это лучший выход.

Вот только где сейчас искать Маркэля?

Откуда-то гулко доносится бой часов, и Сириль воровато оглядывается. Для него вот-вот речь зайдёт об опоздании уже не на географию. И дальше не получится отделаться каким-нибудь объяснением вроде помощи Марил, скорей уж Сириль подставит этим и её. Маркэль, должно быть, тоже занят сейчас.

Что ж, едва ли несколько часов промедления решат что-нибудь. Вряд ли Энису так плохо живётся в особняке ТеСоннери, что нужно вызволять его оттуда немедля. Лучше не гневить никого попусту и вернуться к этому вопросу вечером. Прогулы занятий и вздорное поведение точно не сыграют Сирилю на руку.

Возвращается в классную комнату он аккурат между уходом одного учителя и приходом другого. В первую минуту это кажется большой удачей, но затем Сириль натыкается на взгляд Сильвена. В нём плещется что-то подозрительно близкое к ненависти, так что Сириль против воли передёргивает плечами и так и замирает, немного не дойдя до своего места.

— Что же вы стоите, ваше высочество? — тут же спрашивает Сильвен с едкой вкрадчивостью. — Или уже даже необходимость сидеть рядом со мной — всего лишь слугой — оскорбляет вас?

— Я никогда ничего такого не говорил и не думал.

Сириль заставляет себя опуститься за стол и вжимает голову в плечи, избегая смотреть на Сильвена. Тот мог бы коснуться его плеча, если б протянул руку, и сейчас эта близость ощущается болезненно-опасной. Как будто Сильвен правда может ударить его.

Конечно, он никогда бы так не поступил.

Правда, до сего дня Сириль и от Марил не ожидал, что она может вот так запросто хлестнуть брата веером по лицу.

Сильвен всё ещё прожигает взглядом.

— Как у тебя ладно всё, — продолжает, кажется, с трудом справившись с голосом. — Ты вроде как ничего плохого не сделал. Молчать и смотреть не зазорно. Ведь правда?

Сириль отчаянно выгибает пальцы под столом.

— Я не молчал, — всё-таки говорит упрямо.

Просто Марил всё равно бы его не послушала!

Продолжить разговор не получается — дверь отворяется, наконец пропуская учителя. Но Сильвена оправдания явно ни в чём не убеждают, это чувствуется в каждом якобы случайном взгляде и жесте. Он лишь не решается срываться на Сириля при посторонних.

Злость Сильвена ужасно нервирует и давит. Вникать в урок выходит из рук вон плохо. Сириль всё время возвращается мыслями то к одному, то к другому неприятному открытию сегодняшнего дня, сидит как на иголках и в конце концов даже получает несколько замечаний за рассеянность. Венцом всего становится задетая рукой чернильница. Сириль едва успевает подхватить листы с заданиями, спасая от неумолимо расползающейся по столу лужи. Если б к этому моменту они с Сильвеном уже не остались одни, Сириль непременно получил бы по пальцам узкой деревянной указкой.

Что за день такой?

— Что ты уставился? Сейчас ещё и на пол прольётся! — Сильвен поспешно бросает на стол тряпку и в суете даже забывает изображать с Сирилем почтительный тон. Но быстро вспоминает: — Ах да, это ведь не его высочества дело — столы вытирать! Идите, ваше высочество, вы наверняка торопитесь по важным делам.

Сириль стискивает зубы, отворачивается, якобы ища, куда положить листы. От обиды жжёт глаза. Сириль трёт их, как кажется, украдкой, но Сильвен всё равно замечает.

— А ну не смей реветь! Самому не противно кидаться в слёзы чуть что? Думаешь, достаточно состроить плаксивую мину, чтоб все тут же начали жалеть тебя и носиться, как с писаной торбой? Тебе двенадцать, Сириль, это давно уже не работает!

О Творец, неужели он действительно выглядит в глазах Сильвена настолько жалким и мерзким, чтоб постоянно пытаться задеть?

— А что работает? — не думая, зло выпаливает Сириль. — Я не могу, как ты, родиться сыном любимой женщины отца.

Перед глазами всё