Доверие - Димитр Ганев

продолжал он, показывая на фасады современных домов. — Чего у нас не хватает — умения или времени? Блок… Не дом, а блок — вот что мы строим.

— Что, а разве плохо?! — удивилась Стефка. — Имеются все удобства. Ванная, кухня, столовая, спальня. Уж не хочешь ли ты вернуться к этим древним халупам?

Он чувствовал ее близость, однако в груди у него еще не загорелся огонь того единственного чувства, когда лучше, чем она, никого нет во всем свете.

— Ты что-нибудь знаешь об этом художнике? Он очень знаменитый! — сказал Данаил.

В ответ она только усмехнулась:

— Сейчас я познакомлюсь с ним. Вот его автопортрет. Здравствуй, великомученик! — показав язык задумавшемуся мужчине в берете и с четками в руках, проговорила Стефка. — Ах, миленький, он очень похож на хитрого святого, нарисован, будто видит что-то закрученное.

— Сама ты закрученная!

— Ты что, меня ревнуешь? А как мне хочется мороженого! — проговорила девушка, глотая слюну, когда они стояли перед одним натюрмортом.

Они пошли в ближайшее кафе. Заказали две большие порции мороженого с орехами и свежезамороженными ягодами; белые молочные шарики искрились едва заметными кристалликами.

— А теперь — на футбольный матч. Канарчане играют с левсковцами. На матч, на матч…

Если бы она захотела залезть на какую-нибудь заводскую трубу, Данаил угодливо исполнил бы и это ее желание.

На стадионе, окруженном овальным ожерельем из пирамидальных тополей, они чуть не потерялись среди болельщиков. Стефка посылала воздушные поцелуи центральному нападающему, когда он красиво забил гол. Данаил коснулся ее плеча и потряс, но она ни на что не реагировала. В ходе матча она все-таки не удержалась и показала ему свои острые маленькие зубки, сделав при этом кислую гримасу:

— Ты зачем пришел на стадион? Чтобы молчать как рыба? Те, в желтых футболках, — мои любимцы.

…Сияла луна, ее тоненький серп рассекал ночной мрак. По железной дороге снова прогрохотал поезд — на этот раз товарный. Данаил отправился в казарму. Войдя, он увидел спящих товарищей. Большинство спали разбросавшись, без одеяла, кто-то в глубине казармы храпел, и странно, никто не ругался. Дьявольщина, куда девался сон? Через окно он смотрел на кусок чернильного неба, на лунный пейзаж.

Нет, ему не спалось.

По сути дела, Стефка открыла ему глаза на те земные радости, в которые он раньше не верил. Однажды, когда они гуляли в парке на берегу реки, она сказала ему!

— Дечко, поцелуй меня! Да уж не выросли ли и у тебя, как у бабы Елки, шипы на плечах? Вздыхаешь, как она, целый вечер.

Он неловко обнял ее, она обхватила его голову двумя руками и пристально посмотрела ему в глаза.

— Сосунок! Какой же из тебя любовник? Ты даже как следует поцеловать не умеешь. Хорошо, обязуюсь каждый вечер давать тебе уроки. Согласен?

Не мог он на нее сердиться и упрекать. Она как майский ветерок — как укротишь такую?

После он понял: она ждала от него предложения, чтобы гарантировать те нежности, которые к нему пыталась проявить. Но Данаил сказал ей просто:

— Если потерпишь годик-другой, будет видно.

— Ты что, сумасшедший? Да меня любой возьмет, только согласись.

Пока другие гоняли на стадионе мяч, он лежал на травке.

— Расскажи, о чем таком хорошем написано в этих книжках, может, и мы станем поумнее рядом с тобой, — приставал ефрейтор Паскал.

— Ты и так достаточно умен, — захлопнув книгу, парировал Данаил.

С контрольно-пропускного пункта дежурный махал фуражкой:

— Данаи-и-ил, иди сюда!

Данаил быстро направился к КПП, выкрашенному в лимонно-желтый цвет. На скамейках за рядом деревьев солдаты разрывали на куски и аппетитно уминали вареных цыплят, а их матери и сестры с умилением смотрели на них. Васета издали встречала его открытой улыбкой, а его мать, нежная, застенчивая женщина, стояла рядом, прислонившись спиной к тополю; ее волосы были стянуты, в крепкий учительский пучок. Увидев Данаила, она выпрямилась и направилась ему навстречу. В руках у нее — набитый различной снедью громадный рюкзак.

— Зачем опять приехали? Вам что, нечего делать? Таскаетесь каждое воскресенье! — с укором бросил им Данаил еще издалека.

— Тетя, ты его не слушай. Посмотри на себя, братушка, в чем только душа держится! — ответила с упреком Васета.

— Это от ваших еженедельных свиданий, — шутливо отпарировал Данаил.

Васета сильно изменилась. Женственность так и полыхала в ее темно-зеленых, как несозревшие орехи, глазах, под тонкой блузкой четко обозначались упругие возвышения.

— Васета, в следующий раз бери с собой охрану. Я не могу тебя охранять, — разводя руками, шутил Данаил. — Кум Паскал, где ты? Иди сюда, погладь эту легкомысленную киску!

Васета громко засмеялась, а учительница изучающе следила за сыном. Он ей нравился, когда шутил. Смеялся громко, свободно, и грудь ее наполнялась гордостью. Мальчик вырос, ему необходимо вслух рассуждать, иронизировать и судить. А разве так он не показывает себя?

— Стефка готовит большую свадьбу, — сказала Васета.

— Финита ля комедия. Садись и пиши некролог: здесь покоится рано загубленная любовь между рабами божьими Данаилом и Стефкой; мир ее праху, аминь.

Девушка смеялась долго, до слез.

— На твоем месте я бы не сатанела. Она не заслуживает тебя.

— Что я — медальон, который не достоин висеть на шее у Стефки?

Учительница покачала головой:

— Тебе всего восемнадцать лет. Вся жизнь у тебя впереди, сынок.

— А Стефана что? Почему она выходит замуж за другого? А тебя, Васета, когда будут выдавать? Ты, еще заворачивая кукол, говорила о замужестве.

— Мой жених еще не родился. А один художник-фотограф… пригласил к себе в ателье. Встал на старенький стул, чтобы сфотографировать под углом сверху, стул сломался, а он свалился на коробку с фаянсовыми тарелками. Приводили в чувство холодной водой! Чудной такой! Страшно любит угощать. Я, говорит, существую для двух вещей: чтобы угощать бедных и голодных и страдать по красивым девушкам.

— Это на твоего фотографа похоже!

— Художник-фотограф, — поправила Васета. — Братушка, ты не представляешь, какой он интеллигентный. Стихи пишет. И даже на французском языке. Звучат прекрасно, лучше, чем на болгарском.

Со стороны поля показался ефрейтор Паскал. Он озирался по сторонам, высматривая свою ткачиху. Но она еще не приехала. Васета махнула ему рукой, и Паскал энергично направился в их сторону.

— В таких случаях, коллега, положено целовать руку, — сказал Данаил.

— Так точно, — отчеканил Паскал, отвесив галантный поклон девушке. — Могу ли я показать окрестности Васете?

И он пошел с ней вдоль железной дороги, тиская в руках свое кепи.

— Мама, как вы там вдвоем, без меня? — спросил Данаил.

— Работаем и молчим, сынок.

— Он… как?

— После твоего отъезда у нас так тихо. Словно оглохли.

— О, это нехорошо. Нужно обратиться к специалисту по ушным болезням.