Доверие - Димитр Ганев

куполу. Голого смажьте вареньем. И оставьте мухам и осам на съедение. — Байгына, почесав затылок, добавил: — Кукурузы в этом году нет. Хлопок вырастет, как пух. Вот и вода в водохранилище испаряется без толку.

— Вот мы и торопимся с этой трубой, — вставил Рад.

Байгына, опять нахально почесываясь, спросил:

— А ты привез свое командировочное предписание к нам? — и по привычке начал отряхивать пыль со своих старинного покроя шаровар. Но на этот раз ожидаемого облака пыли не получилось: шаровары вымокли насквозь и раздавалось только хлюпанье, чему и сам Байгына удивился.

На работу в поле он ходил в шароварах, а по селу — в темном костюме. Из него так и перло откровенное недовольство всем и вся в этом мире. Его рубаха вызывала у людей брезгливое чувство: сине-серого, скорее, какого-то неопределенного цвета, а воротник — ярко-красный.

— Я временами обновляю свой домашний гардероб, — сказал вдруг Байгына. — Крепкими кусками одной рубахи латаю другую. Использую для этого воротники, рукава, штаны и все прочее. Как получится. Это моя мода, где еще найдешь такую? Если увидит меня покойная Жейна, бедняжка перевернется три раза в гробу. Городские лентяи могут брать с меня пример.

Он же спеша вылез из канала, тяжело вздохнув, сел на насыпь, вытащил из кармана пачку сигарет «Арда» и протянул Раду.

— Угощайся моими, — сказал Рад. — Мои лучше.

— Ты, пожалуй, прав, мои с примесью, — смеясь, проговорил Байгына и быстренько извлек своими цепкими пальцами одну сигарету с фильтром.

Стилян, самый молодой парень, с трудом переносящий скандальный нрав Байгыны, спросил:

— Рад, правда или нет, что к нам ты пришел из авиации?

— Из-за глаз, наверное? — добавил Кольо Штырбато.

Рад, не говоря ни слова, утвердительно кивнул и закурил сигарету.

Байгына подхватил:

— Мама родная, летать высоко над землей, да еще в темноте, и вдруг в нашу песноевскую грязь! И здесь уж, если не повезло, ссылаться на нездоровье!

Легкий ветерок донес запах мяты.

— Я хочу знать, — насупив брови, спросил Рад, — разве только бывшие руководители виноваты в вашем теперешнем положении?

Байгына посмотрел на других: он не понял вопроса.

— А знаете, какой доход дадут фрукты? Это зависит и от сорта, и от исходного материала.

— А от мотыги и от неба разве не зависит? От солнца и погоды? Пожалуй, они насильно направили тебя сюда. У тебя есть квартира в городе? Нет? А я этому не верю. Не прибыл же ты сюда добровольно. Узнаю по походке, ходишь, словно летаешь. В наше Песноево никто добровольно не идет.

На поляну выехал нагруженный тупорылый грузовик и направился к собравшимся мужикам. Колеса грузовика подминали засохшие стебли травы. Автомобиль остановился. Шофер зацепил канатом первую трубу.

Рад засучил рукава, поплевал на ладони и, ухватившись за трубу, с трудом соединил ее с муфтой. Другие наблюдали за ним.

— Пилот, — проговорил Байгына, — смотри не сломай поясницу. Начальство без здоровой поясницы — все равно что поп без аппетита.

Рад Младенов усмехнулся и тряхнул головой.

— Бай Иван, прикуси свой длинный язык, — пробормотал Стилян. — Хочешь первым выйти на поле?

— Так-так, подделываешься под партийного, может быть, второй раз выберут, иначе срежут тебя на экзаменах, вот как эту трубу, — ответил Байгына.

— Нет, — сказал Стилян. — Экзамены я сдал успешно для себя, а для Софии оказалось недостаточно.

Вдруг Байгына с товарищами выронили рычаг в грязь; Байгына стал похож на албанский перец! Рад не мог удержаться от хохота. Лицо Байгыны из колючего превратилось в мягкое, как живот у ежика.

— Ну, я пошел, мне нужно зайти еще и на огород, — выпрямившись, сказал Рад Младенов.

— Иди, иди, — подбодрил его Байгына, — есть на что пожаловаться, есть и на что злиться. Перец будет вот такой, — показал он свою руку до локтя. — Слышали, у нас появились лани, все стремятся куда-нибудь обежать учиться. Один корреспондент сфотографировал нас и поместил в газете: меня — несчастным, а Стиляна — с мешком на горбу, словно курам на смех. Я был похож на домового, а Стилян — на захваченного врасплох диверсанта. А под снимком черным по белому — «Хозяева земли». Ох, попадется мне этот журналист, я ему сделаю массаж в знак благодарности.

Рад послушал, посмотрел на них и направился по тропинке, не заросшей травой. Трубопровод был еще не закончен. Как только доведут до водоема, сразу закопают канаву, все будет ровненько, а бурьян пропадет. И те, кто пройдет здесь через несколько лет, даже не будут и подозревать, где находится этот трубопровод.

Все смотрели на уходившего Пилота — так нарекли его в первый же день после возвращения в родное село.

— Надо бы ему сказать, сколько председателей и секретарей сменили до него, а, ребята? — заметил Иван Байгына.

— Помню только двух, — ответил Стилян. — Один курил в память об умерших, другой возил свою жену в городскую парикмахерскую на общественной «Волге».

— А Пянка, который ушел в таксисты в город? Его разве не помните? Перевернулся на одном повороте, сбил двух женщин, одну — с грудным ребенком. Потом отправили его на кирпичный завод глину копать.

— А Игнат Макендзи с грыжей, — вспомнил третий, — боялся поставить лишний стул у себя в кабинете.

— Опять же вот наш Пилот, ничего не скажешь про него. Ни слова. Эх, мама моя родная, он же привык к разным там шоколадам, сладким пирогам и какао перед полетами. Будет тосковать по своему небу.

Рад удалялся. На рыхлой пыли вдоль канавы остались его следы — большие, четкие. Сейчас, глядя на них, могло показаться, что он шел к ним.

— Наверное, жалеет своего отца, — вздохнул Байгына. — Я первым увидел повесившегося на ореховом дереве Лебеду. Там, за пекарней. Дерево до сих пор стоит.

И вот пришел черед первого вопроса автора:

— Какие чувства испытывает летчик, когда после утомительного полета ступает на землю? Когда покидает только что приземлившийся самолет?

Рад отвечал с сосредоточенностью человека, которому предстояло выполнить упражнение высшего пилотажа:

— Облегчение — в обоих случаях. И когда покидаешь самолет, и когда находишься в нем. Странно, не правда ли? Облегчение потому, что выполнил поставленную полетную задачу, и с высоким качеством. Конечно, я всегда стремился к этому, однако не всякий раз это удавалось. По равным причинам — техническим, метеорологическим, организационно-управленческим, тактическим и… субъективным. Посадка и пилотирование в сложных условиях или в неясной тактической обстановке… Знаете, бомбы и снаряды могут угодить вместо мишеней в какое-нибудь стадо или населенный пункт. Эта мысль создает психологическое напряжение. Приходилось совершать полеты ночью, в плотной, многослойной облачности, при грозе и при сильных осадках — в этих случаях самолет пилотируется по приборам. Тогда завладевало мной чувство бескрайнего одиночества. Хотелось, чтобы в самолете