Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

То не были обученные воины, но разместившись за полноводным рвом и на крепких каменных стенах, они превращались в грозного противника. Когда я впервые услышал, что Кнут отплыл по Сэферну, я испугался, но по мере того, как продвигался на юг, решил, что Глевекестр и его обитатели, скорее всего, находились в безопасности.

Этельред хранил в городе слишком много добра, чтобы оставить его плохо защищенным, и наверняка внутри городских стен находилось около двух тысяч защитников. Конечно, большая часть этих людей была фирдом, но пока они оставались за укреплениями, их трудно было разбить.

У Кнута, должно быть, возникало искушение напасть на город, но датчане никогда не любили осады. Люди умирали на стенах, их сбрасывали в ров, а Кнут хотел, чтобы его армия оставалась сильной для битвы, которую он собирался устроить с войском Этельреда, когда тот вернется из Восточной Англии.

Только выиграв эту битву, он мог бы послать своих людей атаковать римский город-крепость. Но оставив в покое Глевекестр, он рисковал, что городской гарнизон может устроить вылазку и атаковать его с тыла, но Кнут знал саксонский фирд. Они могут защищаться, но очень уязвимы при атаке.

Я подозревал, что он оставит две-три сотни человек присматривать за стенами и удерживать гарнизон на месте. Три сотни было более, чем достаточно, потому что один обученный воин стоил шестерых или семерых из фирда, и кроме того, из-за недостатка поставок внутри будет мало лошадей, а если они решат атаковать Кнута, лошади им понадобятся.

Они находились там не для того, чтобы атаковать Кнута, а чтоб защищать роскошный дворец Этельреда и его сокровищницу. Больше всего, я уверен, Кнут боялся, что Эдуард Уэссекский выступит, чтобы прийти городу на выручку, но, как я подозревал, люди Кнута приглядывали за Темезом и были готовы встретиться с любой появившейся армией западных саксов. А это бы произошло нескоро.

Эдуарду потребовалось бы много дней, чтобы созвать собственный фирд для защиты западносаксонских бургов, а потом собрать армию и решить, как поступить с хаосом на севере.

Или мне так казалось.

Мы ехали по покинутым землям.

Это были богатые земли с хорошей почвой, жирными овцами и отяжелевшими от плодов садами, земля изобилия. Всего несколько дней назад здесь стояли тучные деревни, величественные дома и вместительные амбары, но теперь был лишь дым, пепел и смерть. В полях валялся мертвый скот, чью гниющую плоть раздирали волки, одичавшие собаки и вороны.

Здесь не было людей, лишь мертвецы. Датчане, учинившие эти бедствия, умчались искать другие фермы для разграбления, а выжившие, если таковые и остались, убежали в бург. Мы ехали в тишине.

Мы следовали по прямой римской дороге, что вела через опустошение, уцелевшие придорожные столбы отсчитывали мили до Глевекестра. Я был неподалеку от камня с цифрой VII, когда нас заметили датчане.

Их было тридцать или сорок и они, должно быть, приняли нас за своих, потому что без страха поскакали в нашу сторону.

— Кто ты? — крикнул один из них, приблизившись.

— Твой враг, — ответил я.

Они придержали лошадей. Они находились уже слишком близко, чтобы развернуться и без потерь сбежать, и, возможно, мой ответ их озадачил. Я отдал своим людям приказ остановиться и выехал вперед один.

— Кто ты? — снова спросил датчанин. Он был в кольчуге, плотно сидящем шлеме, обрамлявшем худое смуглое лицо, а руки отяжелели от серебра.

— У меня больше людей, — произнес я, — так что ты первым назовешь свое имя.

Он поразмыслил над этим несколько мгновений. Мои воины рассеялись, выстроившись в линию, хорошо вооруженные всадники, явно готовые броситься в атаку. Датчанин пожал плечами.

— Я Торфи Оттарсон.

— Ты служишь Кнуту?

— Кто ж ему не служит?

— Я.

Он взглянул на молот на моей шее.

— А ты кто? — спросил он в третий раз.

— Меня зовут Утред Беббанбургский, — ответил я и был вознагражден встревоженным взглядом. — Ты думал, я мертв, Торфи Оттарсон? Может, так и есть. Кто говорит, что мертвец не может вернуться, чтобы отомстить живым?

Он дотронулся до собственного молота, открыл было рот, чтобы что-то произнести, но промолчал. Его люди рассматривали меня.

— Так скажи же мне, Торфи Оттарсон, — потребовал я, — ты со своими людьми прибыл из Глевекестра?

— Там гораздо больше людей, — с вызовом ответил он.

— Ты здесь, чтобы наблюдать за городом?

— Мы делаем то, что нам велено.

— Тогда я скажу тебе, что ты должен делать, Торфи Оттарсон. Кто командует твоим войском в Глевекестре?

Он поколебался, но потом решил, что не будет ничего плохого, если ответит.

— Ярл Бьйоргульф.

Это имя было мне незнакомо, но, очевидно, он был одним из доверенных людей Кнута.

— Тогда ты поскачешь к ярлу Бьйоргульфу, — заявил я, — и скажешь ему, что Утред Беббанбургский едет в Глевекестр и желает получить проход. Он даст мне пройти.

Торфи мрачно улыбнулся.

— У тебя есть определенная репутация, господин, но даже ты не сможешь победить наших людей у Глевекестра.

— Мы не собираемся драться, — сказал я.

— У Ярла Бьйоргульфа могут быть совсем другие желания.

— Может, и другие, но ты скажешь ему еще кое-что, — я сделал знак рукой и наблюдал за выражением лица Торфи, когда тот увидел, как Финан с тремя другими воинами вывели на его обозрение Фригг и близнецов.

— Знаешь, кто это? — спросил я Торфи. Он лишь кивнул. — Так скажи ярлу Бьйоргульфу, что если он выступит против меня, я сначала убью девчонку, потом ее мать, а напоследок мальчишку, — я улыбнулся. — Ярл этому не обрадуется, правда? Его жену и детей зарезали лишь потому, что ярл Бьйоргульф пожелал сражаться?

Торфи уставился на Фригг и близнецов. Думаю, он с трудом верил своим глазам, но под конец все-таки обрел дар речи.

— Я передам ярлу Бьйоргульфу, — произнес он полным изумления голосом, — и привезу тебе ответ.

— Не трудись, — заявил я, — я знаю ответ. Ты отправишься и скажешь ему, что Утред Беббанбургский едет в Глевекестр и что он не попытается нас остановить. И считай, что тебе повезло, Торфи.

— Повезло?

— Ты повстречался со мной и выжил. А теперь отправляйся.

Они развернулись и уехали. Их лошади были гораздо свежей наших, и очень скоро они были уже далеко впереди, и мы потеряли их из вида. Я ухмыльнулся Финану.

— Давай получим от этого удовольствие, — сказал я.

— Если только они не решат стать героями и спасти их.

— Не решат, — заверил я. Я посадил девчонку, Сигрил, на лошадь Роллы, он скакал с обнаженным мечом, а мальчик, Кнут Кнутсон, ехал в седле Свитуна, который, как и Ролла, вытащил клинок из ножен.

Фригг ехала между Элдгримом и Кеттилом, и, казалось, не обратила внимания на то, что произошло. Она просто улыбалась. Перед Фригг и детьми, во главе нашей колонны, находились два знаменосца, потому что впервые с тех пор, как мы покинули Бирддан Игг, мы развернули флаги со вставшим на дыбы конем Мерсии и волчьей головой Беббанбурга.

А датчане просто смотрели, как мы проходим мимо.

Нашему взору предстал Глевекестр, и я увидел, что все постройки перед высокими стенами сожжены и расчищены, чтобы защитники могли заметить приближение врага. Стены ощетинились копьями, освещенными низкими лучами вечернего солнца.

Слева от меня стояли навесы, поставленные датчанами Бьйоргульфа, теми людьми, что присматривали за городом, чтобы удостовериться, что фирд не предпримет попытку устроить вылазку. Там было, наверное, четыре сотни датчан, сосчитать их было сложно, потому что как только мы появились в их поле зрения, они поскакали по обе стороны от нас, но всегда держась на почтительном расстоянии. Они даже не выкрикивали оскорбления, просто наблюдали.

Примерно в миле от северных ворот города крупный человек с рыжими усами с проседью пришпорил лошадь в нашу сторону. Его сопровождали два молодых воина, и ни один не держал щит, лишь мечи в ножнах.

— Ты, должно быть, ярл Бьйоргульф, — поприветствовал я его.

— Да.

— Приятно наконец-то увидеть солнце, правда? — произнес я. — Не припомню такого сырого лета. Я уже начал думать, что дождь никогда не прекратится.

— Ты поступил бы мудро, отдав мне семью ярла Кнута — ответил он.

— И все поля гниют под этим дождем, — продолжал я. — Никогда не видел, чтобы погибло столько урожая.

— Ярл Кнут будет милосерден, — заявил Бьойргульф.

— Тебе следовало бы беспокоиться, милосерден ли я.

— Если им причинят боль… — начал он.

— Не будь глупцом, — оборвал его я, — конечно, им не причинят вреда. Если ты сделаешь именно то, что я тебе велю.

— Я… — снова начал он.

— Завтра утром, Бьйоргульф, — заявил я, как будто он и не пытался вступить в разговор, — ты заберешь отсюда своих людей. Вы отправитесь на восток, на холмы, и к полудню вас здесь уже быть не должно.