Позолоченная луна - Джой Джордан-Лейк

Кэбот не двигались по обе стороны разбитой витрины.

— Так что же это за зло, — хотел знать Джарси.

Позади Кэбота Керри разглядела опрокинутый набок шкаф с полками, раскиданные по полу банки, мешки и пакеты. Картофель, свекла, коричневый сахар и свертки мешковины валялись в одной куче.

Она снова взглянула на Кэбота.

— Это такое слово, очень недоброе, которое говорят дурные люди.

— Но что это значит?

— Зло в этом смысле означает опасность, — это все, что она смогла выговорить.

Талли указала на часть оконного стекла, все еще торчащую в раме. Там крупными, едва различимыми буквами было написано еще одно слово — и снова с ошибкой. — У-бой-ца, — медленно прочитала она и повернулась с широко распахнутыми глазами. — Кто это, Керри? Убийца что, тут?

В глубине лавки захрустело стекло.

Отшвырнув ногой с дороги куль муки, появился Лин Йонг. Он посмотрел на облачко белого снега, медленно оседавшее на пол, где осколки стекла блестели, словно лед.

— Все, все разрушено.

Кэбот отвел взгляд от Керри и повернулся к владельцу лавки.

— Даже не знаю, что тут сказать. — Он снова оглядел разбитую витрину, намалеванные грязные слова. — Чтобы все это казалось как-то менее ужасно.

Сквозь остатки окна Лин разглядел Керри с близнецами. Его глаза были настолько темно-карими, что казались черными — и бездонными. Керри показалось, что она падает в какую-то бездну отчаяния.

Не говоря ни слова, Керри зашла в открытую дверь и протянула руку. За ней, оглядывая разоренную лавку широко раскрытыми глазами, последовали близнецы.

Из-за бочки, единственного вертикального предмета, оставшегося в лавке, появилась девочка примерно лет трех. Шаркая слишком большими для нее башмаками, она подошла к отцу и взяла его за руку.

Талли уставилась на нее. Она подняла руку, словно хотела коснуться темных волос, сбегавших по спине девочки.

— Наша лавка, — сказала девочка с отчаяньем, слишком большим для ее маленького тельца. — Они пришли в нашу лавку.

Слова ребенка повисли в воздухе, все еще мутном от муки и сахара. Керри ощущала на языке их вкус.

— Это Жень, моя дочь, — сказал Лин Йонг, кладя руку на плечо девочки. Он указал на рисунки, висевшие на стене. На некоторых были старательно выписанные буквы ее имени: Ж-Е-Н-Ь.

Джарси в сомнении наклонил голову.

— Тут буква Ж, но она произносит ее не так — больше похоже на ДЖ. — В этом был весь Джарси — оказаться посреди хаоса и обнаружить там своего рода якорь, отвлечься на то, как надо писать какое-то слово.

Жень переводила взгляд с одного из них на другого, ее темные глаза были насторожены, изучая незнакомцев в ожидании подвоха.

Керри разглядывала лавку.

— Как же вы?.. — Она хотела спросить выживете? Как вы прокормите свою дочь? Как вы сможете открыться снова?

И все это повисло в воздухе в тумане из сахара и муки.

— В последнее время я развожу телеграммы на телеграфе — вы же видели. Только рано с утра. И поздно. Когда лавка закрыта. Но этой работы недостаточно.

Керри проследила за взглядом Лина в сторону окна. Табличка Закрыто, казалось, заслоняла торчащие осколки стекла, которые больше не создавали никакой границы между открытым и закрытым.

— Они даже ничего не взяли.

Она услышала свои слова так, как они прозвучали — довольно участливо. Но она, видит Бог, должна была подумать и о Талли с Джарси — дети с утра ничего не ели, а тут весь пол был завален едой. Овсянка, корица, белые круглые лепешки, словно луна, — все засыпанные острыми осколками битого стекла. Все теперь несъедобное.

Джон Кэбот, нагнувшись, собирал крупные осколки в жестяной совок. На какой-то момент это был единственный звук в лавке — блям-блям-блям — звук битого стекла.

Пройдя по помещению, Керри отыскала метлу. Самодельная, отметила она, такая же, как делали они сами, с березовым суком вместо ручки и широким пуком жесткой соломы и кукурузных листьев, туго перевязанным бечевкой. Керри начала мести пол.

Близнецы продолжали глазеть на разоренную лавку. Но, встретившись взглядом с Керри, они заспешили отыскать совки и соломенные корзинки и начать собирать мусор и более крупные осколки.

Шаркая сквозь мусор, Жень присоединилась к близнецам: раздавленная лепешка с отпечатком ноги на лунной поверхности, кукла с разбитой головкой и вспоротым плюшевым тельцем. Керри увидела, что Талли, прикусив губу, не может отвести взгляд от куклы. Она закусила губу еще сильнее и начала мести еще яростней, чтобы удержать слезы.

Керри подняла лепешку с отпечатком и стала разглядывать его. Мягкие края, намек на ручные швы. Совершенно симметричный большой палец, не скажешь, правый это башмак или левый. Самодельный башмак. Значит, кто-то местный. Ну, или, по крайней мере, кто-то в башмаках жителя гор.

Керри нагнулась за листком испачканной белой бумаги и перевернула его. Но другая сторона не была белой.

Это снова была листовка, та самая, с четырьмя карикатурами и предупреждением. Когда подошел Лин, Керри бросила ее так быстро, как будто бумага ударила ее током мистера Эдисона.

Листовка невероятно медленно спланировала обратно на пол.

И приземлилась рисунками вверх.

Лин только мотнул головой в ее сторону.

— Я это уже видел. В городе.

— ЛНА, — пробормотала Керри, не собираясь произносить это вслух.

Ей показалось, что на листовке под ногами появились капли крови. Кэбот нагнулся над ней, читая.

Его губы шевельнулись, выговаривая ЛНА.

— Интересно… Лига Национальных… — Он, кажется, не заметил, что сильно порезал несколько пальцев на правой руке.

Подняв куклу с разбитой фарфоровой головкой, Керри вытащила нож, который носила в ботинке, и отрезала юбочку куклы от ее растерзанного тельца. Проведя ножом вдоль муслиновой ткани юбочки, Керри опустилась рядом с Кэботом на колени, держа в руке полоску ткани.

Взяв его правую руку, она сжала кровоточащие пальцы, чтобы остановить кровь.

Встряхнув еще раз полоску ткани, чтобы избавиться ото всех остатков дерева или фарфора, она перебинтовала руку.

— Когда вы вернетесь, ее все равно надо будет как следует промыть, но до тех пор это не даст ей испачкать кровью вашу рубашку.

Кэбот поднял на нее глаза.

— Вы хорошо перевязываете.

— У пастушек, — отрезала она, — много талантов.

Кэбот растерянно заморгал.

Но прежде чем он успел ответить, Керри указала на листовку.

— Вы узнали эти буквы, ЛНА?

Кэбот поднял листовку перебинтованной рукой.

— Когда я несколько лет назад был в Париже, еще до… — По его лицу снова скользнуло это выражение ярости и вызова — а может, и боли, которую он пытался скрыть. — Мы с друзьями как-то были в гостях у семейства Ротшильдов, живущих там.

Керри слыхала это имя в Нью-Йорке. Что-то связанное с банками. Или со светской жизнью. Или все вместе.

— Ротшильдов — и