Капля духов в открытую рану - Катя Качур

прошлом телеведущая и жена Андрея Нехорошева… – вслух прорепетировала она и нажала на зеленую трубку вызова.

Глава 32

ЛидьВасильна в фартуке, запыленном мукой, раскатывала тесто для пирога с мясом. На плите булькал борщ, под ногами вился Варфоломей, выпрашивая свиной фарш. В соседней комнате из двухнедельного запоя выходил Костик. Он лежал непризнанным Байроном и нечленораздельно мычал.

– Лидуся, мне плохо, – стонал он. – Принеси чаю с лимоном и парацетамол.

ЛидьВасильна беззлобно в отличие от всех остальных Костиковых женщин ворчала:

– Ща, все брошу.

Но все же сделала крепкую заварку и выжала в него половинчатый зонтик лимона.

Рядом с диваном, где никак не мог умереть Костик, она поставила икону Божьей матери и наказала ему молиться и просить о просветлении. Костик просил и даже истово крестился на ночь, но, видимо, не был услышан. И, как водится, просветлел старым проверенным способом: выпросил у ЛидьВасильны четыреста рублей на хлеб и кабачки и купил в «Пятерочке» пару бутылок самой дешевой водки. Кассирша в магазине, подняв глаза, спросила: «Паспорт с собой?» Костик приосанился: «Рыба моя, будь мне восемнадцать, нас не разделял бы сейчас прилавок! Мы бы тонули в общем океане желаний». «Проспись, алкаш», – равнодушно отрезала кассирша и, не глядя в его сторону, оторвала чек.

Первую бутылку он отрешенно выпил вечером, пока ЛидьВасильна аккомпанировала на концерте заезжему саксофонисту. Потом вторую. А следом достал свою заначку, на которую хотел купить ей подарок ко дню рождения, и потратил все до копейки, одарив собственного ненасытного Диониса.

ЛидьВасильна жалела Костика и не гнала на улицу. Она видела в нем заблудшую и заиндевевшую душу, которую очень хотела отогреть. Бывало, они садились вечером за инструменты, в одной из комнат стоял рояль – подарок мужа, и играли что-то пронзительное, упиваясь взаимной глубиной и растворяясь друг в друге так полно, как невозможно раствориться, будучи просто любовниками или супругами. Варфоломей, посвященный в их тайну, растягивался на ковре, прикрывал глаза и замирал в блаженстве. За эти моменты пианистка готова была стерпеть многое. И даже ругала Костика: «Зачем же ты пьешь дешевую дрянь. Бери уже что-то подороже, отравишься – останусь одна!»

Крепкий чай привел Костика в чувство. Он встал с дивана, сел за кухонный стол, взял руку ЛидьВасильны, перепачканную в муке, и прижался к ней губами.

– Чесслово, Лидусь, закодируюсь. Как раньше. Что там, в мире-то, творилось все это время?

– Кречет взял четверых учеников. А еще его назначили директором филармонии.

– Славку? Да ладно, он же творец, не чиновник. Зачем согласился?

– Не знаю, устал, наверное, по гастролям разъезжать. В зрелости, знаешь, нужно вовремя становиться начальником, а то будешь у какого-нибудь бездаря служить на побегушках. – ЛидьВасильна ловкой косичкой из теста запечатывала пирог.

– Видишь, Лидуся, а я даже на побегушках ни у кого задержаться не могу.

– Другой ты какой-то, Костя. Ценности у тебя другие, да и ответственности ни за кого не несешь. Не нажали в тебе эту клавишу, струну эту не настроили. Ведь, наверное, и дети у тебя есть по всей Москве, а ты даже и не знаешь.

– А у тебя, Лидусь, почему детей нет? – спросил Костик.

– Сначала на карьеру мужа работала, репетиции, концерты, гастроли. Потом, когда он с инсультом слег, за его жизнь боролась. А свою, похоже, упустила. – ЛидьВасильна натянула стеганую варежку и поставила пирог в духовку. – А давай из детдома ребенка возьмем?

– Ты с ума сошла, – вздрогнул Костик. – Чему я детей могу научить?

– А чему ты их в музыкалке учил?

– Ничему, как видишь. – Костик налил в глубокую икеевскую тарелку борщ и взял из холодильника сметану.

ЛидьВасильна осеклась. После того как на него накропали жалобу в Министерство образования и все педагоги на собрании проголосовали за его профнепригодность, Костик на месяц ушел в запой. Особенно жаль ему было расставаться с Никусей – странным человеческим существом, которое своим протестом к устоявшимся порядкам вызывало у него острую нежность. Если бы ему дали возможность выбрать себе ребенка, он, не задумываясь, остановился бы на Нике. Ее мама Костику тоже нравилась. Это была та же Никуся, только помудревшая, набившая шишек и пережившая с десяток перевоплощений. Костик видел в ней надлом, и это ее волнительно приближало. Как если бы на бирке недоступной фирменной вещи стояла долгожданная уценка. Она единственная, кто выступил против Костикового увольнения, но ее голос уже ничего не значил.

– Мне безумно жаль, – сказала она на последнем занятии. – Вы чувствовали Нику как никто. Она будет тосковать. И я тоже.

– Выходите за меня замуж, – ответил Костик.

– Я замужем.

– Я буду носить вас на руках.

– Мой муж носит, – она запнулась, – тоже носил меня на руках. Пока я не набрала пятнадцать килограммов.

– Я готов за ним шлейфом нести ваши пятнадцать килограммов. Не смотрите на то, что я маленький.

– Я подумаю. – Она улыбнулась.

– Какие мужчины вам нравятся?

– Самовлюбленные интеллектуалы. Эгоисты и нарциссы. Я всегда таких выбираю.

– Сделайте перерыв. Я дам вам больше.

– Наверное, уже в следующей жизни. Только не забудьте при встрече сыграть мне Шуберта или Вивальди, и я вспомню свои слова.

– Договорились.

Они тепло попрощались, Костик вбил в телефон номера Ники и ее мамы и этой же ночью, напившись, потерял свою кнопочную Нокию со всеми записями и контактами. Безвозвратно, бесповоротно отрезал, избавился от очередного закоулка своего странного и бредового мира.

ЛидьВасильна постоянно искала ему работу – в ресторанах, на презентациях. Костик нигде долго не задерживался. Спустя несколько месяцев, как Славочку назначили директором филармонии, она собралась было с духом постучаться ему в кабинет, но раздался телефонный звонок, и равнодушный женский голос спросил:

– Калинкин Константин Сергеевич – ваш муж?

– Нет. Да. В некотором роде. А что случилось?

– Он найден на остановке рядом с метро «Проспект Мира» в нетрезвом виде с потерей сознания и травмой головы. Отправлен в институт Склифосовского.

ЛидьВасильна кинулась вызывать такси, по ходу ругая себя за то, что организовала ему выступление на корпоративе нефтяников. В приемном покое долго объясняла собственную связь с пострадавшим и в итоге попала к нему в палату. Костик лежал с перевязанной головой и театрально стонал.

– Лидуся, прости. Они отняли у меня деньги, меня пинали, я ничего не помню.

ЛидьВасильна грызла себя, что согласилась с организаторами на оплату «музыканту лично в руки». Надо было попросить перевести деньги на ее карточку.

– Где виолончель, Костя? – с отчаяньем спросила она.

– Забыл… там… в комнатке, где все переодевались.

– Слава богу, – выдохнула ЛидьВасильна.

В отличие от Костикова котелка инструмент