Единственная Джун - Дженнифер Хартманн

и мои сны превратились в образы, куда менее пугающие.

Вот только когда я проснулась, начался новый кошмар.

Когда взошло солнце, я была совсем одна в его постели. Когда я выглянула в окно, его машины не было. Я была в смятении. Меня начало пожирать беспокойство. Меня охватила дрожь.

Бранта не было.

И самое страшное?..

Он так и не вернулся.

– Йоу. – Я чуть не подпрыгиваю до потолка, когда прямо перед лицом кто-то щелкает пальцами. – Спустись на землю, Пич.

Я прижимаю руку к сердцу, поднимаю голову и вижу Тео, нависающего надо мной в полицейской форме. Я судорожно вздыхаю и медленно выдыхаю.

– Прости. Ты напугал меня.

– Когда я так одет, то произвожу на людей такой эффект, – пожимает он плечами с ухмылкой. – Я думал, что это будет иметь противоположный эффект, но оказалось, что в наше время всем есть что скрывать. – Тео хмурится, когда я просто смотрю на него остекленевшим взглядом. – Но у тебя-то должен быть иммунитет. Я прервал мечтания или что-то в этом роде?

Я отгоняю эти мысли, смеясь над своим идиотизмом.

– Вроде того. Наверное. – Я беру спортивную сумку, перекидываю ее через плечо и поднимаюсь на ноги. – Сегодня была тяжелая тренировка. Я буду восстанавливаться всю неделю.

– Понял. Хорошо, мы запускаем процесс восстановления при помощи рожка мороженого, которое купим на набережной. Ты же сможешь его съесть, да? – Он тычет мне в живот указательным пальцем. – Я знаю, что слово «сахар» иногда считается легким правонарушением среди девочек-подростков.

Отмахнувшись от его руки, я продвигаюсь к выходу:

– Да, Тео, я его еще как съем. Я возьму два, чтобы побыть бунтаркой.

– Вот и умница.

Мы выходим на улицу под сентябрьское солнце и садимся в полицейскую машину Тео. Нам удается быстро добраться до набережной в центре города, вдоль которой расположились пиццерии, милейшие магазинчики и кафе-мороженое. Я распустила волосы, и теперь они развеваются в открытом окне, пока мы паркуемся вдоль оживленной улицы. Выпрыгнув из машины, я надеваю солнцезащитные очки.

– Я думала, у тебя сегодня выходной, – задумчиво говорю я, идя по тротуару. – Тебя вызвали?

Тео поправляет кобуру и присоединяется ко мне возле нашего любимого кафе, где продают мороженое. Он вздыхает, снимая солнцезащитные очки.

– Конечно, всегда есть плохие парни, которых нужно победить, и люди, которых нужно спасти. – Он ухмыляется и легонько хлопает меня по плечу. – Я изображаю это гораздо круче, чем есть на самом деле. В основном это нарушения правил дорожного движения и мелкие штрафы.

Я улыбаюсь в ответ:

– Ну, я рада, что ты все же смог меня втиснуть в свое расписание.

– Все ради тебя, Пич. И все ради мороженого с печеньем.

Маленький колокольчик звенит над головой, когда мы заходим в магазин, аромат малинового крема и теплого ванильного сахара витает вокруг нас. Я покупаю шоколадные ириски для мамы с папой и пакетик жевательных конфет для Бранта. Он всегда был сладкоежкой, однажды он сказал мне, что сладости напоминают ему о его умершей матери.

Пока работница зачерпывает конфеты в пакет, я говорю ей:

– Только без фиолетовых, пожалуйста.

Она смотрит на меня:

– Простите?

– Только не кладите фиолетовые, все остальные – можно.

Очевидно, это странная просьба, потому что она долго и озадаченно на меня смотрит, а потом кропотливо вынимает фиолетовые конфеты, возвращая их в емкость.

Я забираю сладости с широкой улыбкой.

– Большое спасибо.

Мы с Тео заказываем мороженое в рожке, и Тео в конечном счете оплачивает всю покупку. Я несколько раз благодарю его, потому что зарабатываю всего лишь десять долларов в час в танцевальной студии, ассистируя преподавателям с маленькими балеринами. С деньгами туго: в основном все уходит на счета за сотовую связь и на бензин, когда мама дает мне ездить на минивэне.

Пока мы ждем наше мороженое, молодая девушка, которая нас обслуживает, внимательно смотрит на меня, ее темные глаза блестят от любопытства. Протянув мне мой рожок, она закусывает губу и наконец говорит:

– Я видела вас в «Бистро Марино».

– О! Да, я заходила несколько раз, – говорю я ей, кивая и облизывая тающее мороженое, стекающее по рожку. – Хорошая память.

– Ваш парень такой классный. Он такой талантливый.

Я замираю, чуть не подавившись мороженым. Я удивленно смотрю на нее, приподняв брови:

– Что?

– Я работаю там хостес по совместительству. По вторникам и четвергам. Я видела, как вы заглядываете туда время от времени, приносите ему ланч или что-то… В общем, я не хотела показаться излишне любопытной, просто хотела сказать, чтобы вы знали, как вам повезло. Мой парень не может даже разогреть в микроволновке полуфабрикаты, ничего не испортив. – Она смеется, наклоняясь, чтобы сделать Тео рожок. – Вы отлично смотритесь вместе.

Я теряю дар речи на какое-то время, с трудом отваживаясь взглянуть на Тео, у которого взлетела бровь в замешательстве.

– Простите, вы, должно быть, подумали о ком-то другом…

Она снова поднимает голову, высокий хвост покачивается за ее спиной.

– Брант. Шеф-повар.

– Брант – мой брат. Он не мой парень.

Повисает тишина. Ужасно неловкий момент.

– О боже, мне так жаль. – Девушка вручает Тео его заказ, проводя руками по фартуку. – Просто то, как вы двое общались друг с другом, я просто подумала… оу, хорошо. Простите.

Она краснеет, смутившись.

Я делаю то же самое, потому что мне ужасно неловко.

Сотрудница прочищает горло, почесывает шею и уже обращается к Тео:

– Вы, должно быть, ее парень. Прошу прощения за недоразумение.

– Я тоже ее брат.

Она таращит глаза.

– Вау. Здорово, это… здорово. – Она машет нам рукой на прощание и поспешно удаляется. – Пойду-ка я умру от стыда.

Мы отходим от прилавка, Тео идет следом. Мы открываем стеклянную дверь – маленький колокольчик сигнализирует о нашем уходе и звучит уже не так бодро. Когда я откусываю мороженое, то понимаю, что у него вкус стыда.

– Это было, мягко говоря, стремно. – Тео идет рядом со мной, когда мы сворачиваем на набережную, где по воде плавают утки, рассчитывая на угощения от прохожих. – Твое лицо такое же розовое, как и твой купальник, Пич.

– Тс-с.

Я чувствую, что он наблюдает за мной, пока мы идем, и я непроизвольно ускоряю шаг, как будто пытаясь исчезнуть из его поля зрения.

– О чем она вообще?

– Я откуда знаю? – Я вздрагиваю, когда мое внутреннее раздражение вырывается наружу – это не похоже на меня. Я превратилась из грубого подростка в вежливую красноречивую девушку по большей части благодаря тому единственному случаю, когда моя мама записала меня на видео в разгар моего гормонального урагана – мне было пятнадцать. Она показала мне