Мой внутренний ребенок хочет убивать осознанно - Карстен Дюсс

засняла, как Саша положил на стену маленький газетный сверток. Как в течение получаса ничего не происходило. И как в 7:15 мимо пробежала кошка, развернула сверток и прихватила ухо с собой.

Таким образом, тема уха была исчерпана. Так я подумал.

Петер Эгманн привел своего сына в детский сад в четверть девятого, как обычно. В двадцать минут девятого он позвонил в дверь моей квартиры. Я открыл.

– Заходи. Кофе? – приветствовал я его.

Мы с Петером вместе учились на юридическом. Однако с тех пор наши жизни пошли в очень разных направлениях. Его занесло в полицию. Меня – в свободное предпринимательство. Он боролся с преступниками, а я их представлял. Он был счастливо женат. Я несчастливо расстался с женой.

– Эспрессо, с удовольствием. – Петер последовал за мной на кухню и заметил пятно на стене. – Кофемашина взорвалась?

– Взорвалась? Да. Кофемашина? Нет. Это аргументы Катарины в одной излишней дискуссии.

– Как хорошо, что хотя бы машины контролируют свои эмоции.

– Искусственный интеллект. Кофемашина умеет выпустить пар до того, как лопнет.

Я протянул Петеру его эспрессо и вставил капсулу из недавно купленной большой упаковки, чтобы и себе приготовить кофе.

– Слава изобретателю предохранительных клапанов.

Петер взял чашку и подождал, пока я возьму свою.

Я не долго ходил вокруг да около:

– Ты сказал, что хочешь обсудить со мной что-то, не имеющее отношения ни к детскому саду, ни к типам из парка?

– Да. Думаю, это чистая формальность. Правда, со вчерашнего дня все-таки появилась пара дополнительных вопросов по поводу этого паркового дела.

Я насторожился:

– Что такое?

– Ну, просто нет никакого смысла в том, что кто-то напал на восьмерых парней, шестерых из них оставил лежать связанными без каких-либо комментариев, а двоих похитил. Разве только… – Петер запнулся.

– Разве только что?

– Разве только за этим кроется что-то личное.

– И чем я могу тебе тут помочь?

Петер пожал плечами:

– Вроде как за последние шесть месяцев от тебя поступило двенадцать зарегистрированных звонков в полицию и восемнадцать – в службу общественного порядка по поводу шума в парке.

– И это как минимум только те звонки, которые кто-то принял. Количество звонков, на которые служба общественного порядка вообще не ответила, значительно больше.

Петер кивнул:

– Такое количество звонков как минимум вызвало подозрение, что ты имеешь какое-то отношение к тем парням в парке.

– Мне это видится иначе. Такое количество моих звонков говорит о том, что я не придаю значения тому, есть у меня отношения с этими людьми или нет. Поэтому-то я и обращался неоднократно к властям. – Чтобы Петер не заметил моих осознанных успокоительных вдохов-выдохов, я преспокойно глотнул эспрессо. – И тот факт, что все мои звонки регистрировались, но эти идиоты все равно каждый вечер развлекались в парке, говорит не против меня, а против органов власти.

Почему-то я вдруг почувствовал себя прямо-таки игнорируемым внутренним ребенком правового государства. Как бы громко я ни взывал о помощи, меня просто не слышали.

– Почему это? – осведомился Петер.

– Если бы на первый звонок отреагировали адекватно, я мог бы сэкономить на всех остальных.

– Но твои звонки все-таки регистрировались.

– Верно. И если бы вместо анкетных данных того, кто звонит, хотя бы один-единственный раз были установлены анкетные данные тех, из-за кого он звонит, то сейчас в системе было бы несравненно меньше звонков от меня.

– Согласно полицейской статистике, количество административных нарушений в этом квартале существенно не увеличилось. – Петер попробовал защитить себя и других госслужащих.

– Желание иметь хорошую статистику вполне объясняет, почему на каждый второй звонок вообще никто не отвечает. К сожалению, типы в парке, как правило, не очень сильны в математике и, вероятно, именно поэтому не придерживаются статистики. Но я, как и ты, надеюсь, что вы очень быстро разыщете тех ребят, что связали этих отморозков…

– Как хорошо, что тут наши мнения совпадают.

– …и тогда я смогу поставить тем ребятам бутылку шампанского. С позавчерашнего вечера здесь царит прямо-таки небесный покой.

«От меня тоже огромное спасибо!» – объявился маленький светловолосый мальчик, который две последние ночи наконец-то спал в тишине. Так же как и я, полностью игнорируя тот факт, что все это было нашей с ним идеей.

– Ну, что касается нарушения тишины, я даже могу тебя понять. Правда, со вчерашнего вечера в этом деле есть маленькая загвоздка, – замялся Петер. Я взглянул на него вопросительно. – Я еще вчера говорил тебе, что были найдены шестеро мужчин, но они утверждают, что в парке их было восемь.

– И в чем проблема?

– Вчера мы смогли идентифицировать двух пропавших, в основном по описанию, которое дали эти шестеро. Это были два члена так называемого семейства Хольгерсон. Мелкая рыбешка. Но все-таки.

– Хольгерсоны? Это которые связаны с исчезнувшей золотой статуей Иисуса, верно?

– Верно. Только с той разницей, что эти двое Хольгерсонов, в отличие от статуи Иисуса, вчера ночью снова всплыли.

Это меня не удивило. Ведь именно так все и запланировал на вчерашнюю ночь мой внутренний ребенок.

– О… И где же?

– Это немного странно… В общем, эти двое сегодня утром, в начале пятого, вдвоем, рука об руку, ехали на электросамокате и на главной автомагистрали были сбиты каким-то автофургоном.

«Я так и знал, что мой план сработает!» – возликовал мой внутренний ребенок. Нельзя было допустить, чтобы Петер услышал его громкое ликование. Мне уже было довольно трудно контролировать свою внутреннюю ухмылку.

– Прошу прощения? Что тут странного? – Я прикинулся дурачком.

– Ну, эти двое были связаны друг с другом красной лентой вокруг бедер.

– Мы живем в свободной стране. Каждый имеет право связывать себя, как он хочет.

Петер глубоко вздохнул:

– В некоторых культурах такая лента на свадьбе считается символом девственности.

– Тогда, может, эти два парня поженились. Гейские свадьбы должны считаться нормальными, а не странными во всех культурах.

– Согласен. Но странно также то, что водитель фургона уверяет, будто незадолго до ДТП его отвлекло какое-то пиротехническое средство на обочине дороги. Якобы там зажгли бенгальский огонь. Дорога перед ним была свободна, утверждает он. Только какой-то пикап в пятидесяти метрах впереди. Ну, он бросил быстрый взгляд в сторону, мол, что это там загорелось, а в следующую секунду переехал этих двух типов с их самокатом. Якобы они появились из ниоткуда.

– На дороге гляди в оба.

– Я вот спрашиваю себя – что эти два парня делали ночью на трассе?

– Петер, полиция ведь обычно довольно толерантна к свадебным кортежам. Или гомосексуалы не имеют право по ночам блокировать улицы из-за любви?

– Ладно. Допустим, я сочту нормальным, если два исчезнувших члена семьи Хольгерсон, едущие в начале пятого утра на электросамокате, – это такой гомосексуальный свадебный кортеж… Но одна вещь все равно не укладывается у меня в голове.

– И какая же?

– Медэксперт говорит, что эти двое к моменту ДТП были мертвы уже как минимум шесть часов. Судя по температуре тела. Кроме того, исследование крови выявило, что оба были под завязку накачаны наркотиком. Причем коксом очень плохого качества.

– Это настораживает.

– Настораживает, что у одного из