Красные часы - Лени Зумас

голубом костюме с длинными рукавами, один рукав скрывает шрам – тот самый, который (благодаря знахарке) сильно уменьшился.

– Миссис Файви, – начинает обвинительница, – пожалуйста, расскажите нам, как вы познакомились с подсудимой.

Адвокат вскакивает:

– Протестую, ваша честь. Прошу обвинительницу называть мисс Персиваль менее провокационным термином «обвиняемая».

– Протест принят, – говорит судья со сморщенным личиком, утопающий в своей мантии.

– Как вы познакомились с обвиняемой?

Лола не поднимает глаз и упорно смотрит на свои ладони. Знахарке очень нравятся эти ладони – такие маленькие, изящные. Пальцы с квадратными ноготками сначала робко сжимали ее зад, а потом расхрабрились и залезали прямо в ее влажную середку.

– Миссис Файви?

– Я пришла к ней за медицинской помощью, – испуганно отвечает Лола.

– Даже при том, что под… Извините, обвиняемая не является врачом? Вообще не имеет никакого высшего образования? И даже не получила аттестат о среднем образовании?

– Возражаю, – говорит адвокат, – это не вопрос – обвинительница сама дает показания.

– Принято. Почему вам нужна была медицинская помощь от… обвиняемой?

– Мне нужно было…

– Миссис Файви? Что вам было нужно?

– Мне нужна была медицинская помощь.

– Да, это мы поняли. Какая конкретно медицинская помощь?

Лола пожимает плечами. Елозит руками по ограждению.

– Миссис Файви?

– Вы должны ответить на вопрос, миссис Файви, – говорит судья.

– Прервать.

– Прервать что?

– Прервать…

– Миссис Файви, говорите громче.

– Беременность? Я думала, что беременна, но на самом деле нет.

Адвокат объяснил знахарке, что в обмен на показания Лола получила иммунитет. Ее не обвинят в соучастии в убийстве.

– И мисс Персиваль согласилась сделать вам аборт?

Лола смотрит на обвинительницу своими прекрасными накрашенными глазами. Потом снова опускает взгляд.

– Да, согласилась.

У Лолы есть причина лгать. Она загнанная в угол зверушка. И спасает собственную жизнь.

Ее некому опровергнуть, только самой знахарке, а она лесная сумасшедшая, кукукнутая, которая приманила в Ньювилл водоросли.

Ничего нового. Знахарка – лишь одна из многих. Эти хотя бы ее не сожгут, могут только запереть на девяносто месяцев. Испанские инквизиторы поджаривали ведьм живьем. Если ведьма была кормящей, то на костре грудь у нее взрывалась.

* * *

Кузнец убил гарпуном белого медведя. Кок приготовил из его печени и сердца рагу. Я не стала есть, хотя ощущать запах наваристого бульона было мучительно. После ужина моряков разморило, спали они плохо, наутро у них начала слезать кожа вокруг рта. Потом на руках, животах и ногах. Они не верили, когда я говорила им, что в печени белого медведя содержится смертоносная доза витамина А. Теперь они утверждают, что я заколдовала рагу.

Дочь

Соглашается сразу, уговаривать ее не приходится. Всего один прогул – что тут такого? Она всегда была хорошей девочкой. Никогда не пропускала занятия. К тому же голова работает плохо: глаза закрываются сами собой. Хочется лечь и проспать целый год.

– Класс, – говорит Эш. – Я еще никогда не видела, как дают свидетельские показания.

Когда Куорлсы переехали в Ньювилл, с дочерью сдружилась только Эш. Предупредила, что в «Прекрасном корабле» в кисло-острый суп добавляют призрачный перец (от него могут навсегда онеметь губы). Сводила на маяк. Научила искать в приливных заводях актинии (у них что задница, что рот – все одно) и ребристые морские блюдечки, которые намертво присасываются к выщерблинкам в скалах.

Они едут на север сквозь дождь со снегом. Останавливаются около кофейной будки и покупают два мокко. Слизывают дрожащие шапки из взбитых сливок.

– У тебя новый шарф?

– На Рождество подарили, – отвечает дочь.

– Тот фиолетовый был лучше.

Ясмин бы вряд ли была в восторге от Эш, но больше у дочери никого нет.

Она прикуривает сигарету. За окном все серое: небо, скалы, вода, потоки ледяного дождя. Полицейские в больнице все спрашивали: «Как именно она это сделала? С помощью чего?» А дочь не могла ответить.

– Слушай… У меня вопрос один есть.

Эш поднимает два пальца, и дочь сует между ними сигарету.

– Можешь спросить у сестры телефон абортария?

Эш выдыхает дым и отдает сигарету дочери.

– Ну уж нет.

– Про те, которые в интернете, непонятно: настоящие они или подстава. Просто спроси, а?

– Да не могу я. Клементина мне и не скажет.

– Может, и скажет, если узнает, что у меня… у меня почти не осталось времени?

– Ага, но нет. Слишком опасно. Сеструха знает одну девчонку, так той в Сиэтле серьезную инфекцию занесли, пришлось оперироваться срочно, она чуть не умерла.

– Ее арестовали?

– А то, – Эш снова тянет руку за сигаретой. – Но ее папаша нанял известного адвоката. Та девчонка рассказала Клементине, что в абортарии было ужасно мерзко. Она там видела пластиковое ведро, в котором плавало то, что осталось из-под предыдущей девчонки. А ведро-то прозрачное.

Под ребра как будто тыкают горячим прутом. Во рту медный привкус.

Ясмин тоже не умерла. Но потеряла столько крови, что пришлось несколько раз делать переливание. Всю ночь дочь просидела в отделении скорой вместе с родителями подруги, миссис Солтер беспрерывно раскачивалась туда-сюда, на ней была розовая лыжная куртка. Лампы на потолке трещали. Дочери страшно хотелось пи́сать, но она не решалась уйти, пока доктор не сообщит о результатах.

Ясмин так сильно повредила себе матку, что ее пришлось удалить.

Полицейские приехали прямо в больницу.

На ведьме оранжевая тюремная роба, а не тот мешок, и волосы вроде расчесаны, а не как в тот раз в лесном домике. Слава богу, лица Джин Персиваль не видно, а то вдруг оно испуганное. Сама дочь теперь постоянно живет в страхе, хорошо бы на свете хоть кому-то было не страшно.

Клементина должна дать показания о моральном облике обвиняемой. Остальные члены ее семьи свято верят в то, что Джин Персиваль отравила океан. В се́ти попадается все больше дохлой рыбы, пальцы мертвеца портят обшивку кораблей.

– Пожалуйста, отключите электронные устройства, – говорит низенький судья.

В этот самый момент Ро/Мисс, наверное, проверяет присутствующих и повторяет по три раза имена тех, кого нет («Куорлс?.. Куорлс?.. Куорлс?!..») – как в каком-то старом фильме, который дочь не смотрела.

– Доктор, – обращается к свидетелю обвинительница, у нее губы сморщены, будто она лимон ела, – вчера перед окончанием заседания вы сказали нам, что у Долорес Файви была черепно-мозговая травма средней степени тяжести, которая произошла вследствие ее падения с лестницы высотой в три с половиной метра…

– Возражаю, – вмешивается пухленький и лысый адвокат Джин Персиваль. – Доктор уже сообщил нам эти сведения, не понимаю, зачем нужно еще раз их повторять.

– Снимаю вопрос. Вы можете рассказать о результатах анализа на токсины, который сделали миссис Файви сразу по прибытии в больницу Ампкуа?

– Конечно.