Бассейн с крокодилами - Дарья Донцова

– Наверное, – осторожно согласилась я.

– Давай лучше подождем развития событий.

Я вспомнила Нюсину улыбку и поглаживание плеча Аркадия.

– Думаю, не стоит, лучше сразу выгнать – слишком уж она к Кеше липнет…

– Вот я и хочу посмотреть, – протянула Ольга, – как далеко он зайдет… Казанова.

– Опасный эксперимент.

– Мне не нужен муж, бросающийся на первую встречную бабу, – процедила невестка.

Мы поспорили еще немножечко и решили: терпим неделю. Если ничего не произойдет, вежливо попросим Нюсю съехать. Станет жаловаться на отсутствие квартиры, вручим ключи от апартаментов в Верми.

– А где Кешка? – поинтересовалась я в конце концов.

– Поехал на встречу с клиентом.

– А Нюся?

Зайка фыркнула.

– Аркадий утром отвез мадаму в музей декоративно-прикладного искусства, вечером доставит в Ложкино. По крайней мере так они сказали, а там кто их знает!

Я взглянула на часы – полночь.

– Ничего себе, музеи-то небось до семи работают.

– Сейчас явятся, – ухмыльнулась Зайка, – без десяти восемь.

Я вновь посмотрела на циферблат. Почему у меня двенадцать? Ах да, забыла переставить стрелки!

На следующее утро первым делом я позвонила в Союз театральных деятелей и заныла в трубку:

– Журнал «Театр» беспокоит, подскажите телефон актера Грекова.

– Никогда, – отрезал дамский голос, – журнал «Театр» великолепно знает, что координаты артистов не сообщаем. Только при личной встрече и после предъявления редакционного удостоверения.

Скажите пожалуйста, какие сердитые, хотя если вспомнить безумное количество ненормальных женщин, мечтающих прикоснуться к кумиру… Бабушка рассказывала мне, как гардеробщик Большого театра брал деньги с поклонников Лемешева и Козловского. Ополоумевшие «лемешистки» и «козловитянки» платили по десять рублей за разрешение… постоять в калошах тенора, обнять пальто стоило немного дороже – пятнадцать целковых.

Так что великолепно понимаю нелюбезную даму, но нет крепостей, которые никогда не сдаются.

Около двенадцати, побрякивая золотыми цепочками, я влетела в маленький кабинет и сообщила:

– Добрый день! Я являюсь представителем благотворительного фонда «Помощь деятелям культуры».

Сидевшая за маленьким столиком дама принялась внимательно изучать мой весьма скромный макияж, пробежала взглядом по серьгам, кольцам и браслетам, скользнула по костюму, дорогой сумке и милостиво процедила:

– Ну и что я должна вам дать?

– Взять, – улыбнулась я.

– Не поняла, – настороженно протянула чиновница.

– Пришла предложить актерам материальную помощь.

Дама сняла очки и уставилась на меня. У нее был удивительный бюст – размера восьмого, не меньше. Он выдавался вперед наподобие журнального столика. Видя, что собеседница ничего не понимает, я пояснила:

– Наш руководитель, господин Ибрагим Оглы-Заде, страстный театрал. В особенности любит классическую русскую драматургию – Чехов, Островский, Грибоедов. Зная о тяжелом финансовом положении актеров, решил вручить двадцати пяти старейшинам премию «За вклад в культуру». Медаль и деньги.

– Сколько? – деловито поинтересовался «бюст».

– Пока не уполномочена сообщать. Господин Ибрагим Оглы-Заде просит дать список пожилых актеров, желательно тех, кому за семьдесят, а он выберет достойных. И еще их адреса и телефоны…

– Молодым тоже тяжело, – сопротивлялась дама.

– Наш хозяин считает, что люди, рожденные в 30-е годы и позже, вполне способны сами заработать себе на хлеб.

– Ладно, – смилостивился Аргус, – как раз недавно составляли такой списочек, министерство потребовало, тоже материальную помощь решили оказать. Дали по сто рублей. Смех, да и только, надеюсь, вы чуть побольше предложите.

И она протянула два листка. В десятой строке значились телефон и адрес Ивана Александровича Грекова.

Телефон не отвечал. Дождавшись двадцать пятого гудка, я щелкнула крышечкой мобильника. Проезд Куропаткина! Да это же совсем рядом, в двух шагах.

«Вольво» медленно поехал направо. С неба вновь летела жидкая каша, но после ужасающего вермского мороза такая погода мне даже нравилась.

Старик Греков жил на четвертом этаже. Интересно, как пожилой мужчина преодолевает гигантские лестничные пролеты и сколько ему может быть лет? Еще маленькой девочкой я смотрела фильмы с его участием, и уже тогда он не казался молодым. Хотя для пятилетнего ребенка человек в тридцать – дедушка…

Звонок отчего-то не работал, я стукнула кулаком в дверь, она приоткрылась, и я увидела огромную прихожую, заставленную гардеробами. Сверху на них громоздились картонные коробки и кипы пожелтевших газет. Пахло лекарствами, пылью, одинокой старостью.

– Есть кто дома? – крикнула я.

– Проходите, пожалуйста, – раздалось в ответ, – звонок не работает, вот я дверь и приоткрыл. Хотя вы, душенька, на целых два часа раньше назначенного пришли. Так нельзя, вдруг бы я ушел куда. Надо звонить, коли время встречи меняется.

– Так трубку никто не берет.

– А и правда, – снова донеслось из глубины квартиры, – я забыл с ночи включить. Идите, идите, да обувь не снимайте, не люблю этой привычки, ну давайте, не тушуйтесь.

Я пошла на голос и оказалась в темной комнате. Посередине в кресле сидел старик, на вид ему можно было дать лет двести. Костлявое тело укутано в теплую клетчатую куртку, ноги прикрыты пледом. Рядом на маленьком столике книга, очки, лупа и стакан холодного чая.

– Душенька, – пророкотал хорошо поставленным голосом хозяин, – сделайте старику одолжение, раздерните портьеры. Что-то сегодня совсем обленился – и телефон не включил, и занавески не раздвинул. Значит, надумали поступать в наш вуз?

Не отвечая, я распахнула пыльные драпировки. Грязноватую, заставленную антикварной мебелью комнату залил серый декабрьский свет.

– Ну-ка, ну-ка, – пробормотал актер, насаживая на нос очки, – поглядим на внешность.

Я подошла поближе. Дедушка побагровел, ни одного звука не доносилось из его раскрытого, как у засыпающей рыбы, рта. Не понимая, что произошло, я приблизилась почти вплотную к креслу, и тут старик ожил.

– Изыди, сатана! – прогремел он, вытянув вперед костлявую руку с артритными пальцами. – Как посмела явиться вновь в мой дом ты, виновница всех несчастий!..

Гнев выглядел слегка театрально, а слова напоминали текст какой-то роли, но мне было недосуг оценивать профессиональные качества актера, следовало немедленно внести ясность в ситуацию.

– Пожалуйста, успокойтесь, – попробовала я перебить страстное выступление, – вы перепутали меня с Иветтой Воротниковой. Но я – Дарья Васильева, просто мы с ней очень похожи.

Греков захлопнул рот и уставился мне в лицо неожиданно яркими черными глазами. Минут пять он разглядывал меня сквозь очки, потом заявил:

– Уж и не знаю, что думать. Вроде Люка, а вроде и нет.

Я вздохнула.

– Знаете про родимое пятно на ноге?

– Конечно, – закивал головой Греков. – Помню, ставили спектакль «Желтый дом», так Воротниковой по роли следовало выходить в мини-юбке. Гримировали не только лицо, но и ноги. Погодите, погодите, что вы делаете?

Но я уже стащила брюки и повернулась к Грекову спиной:

– Ну, смотрите.

Греков кряхтя вылез из кресла, подвел меня к окну и внимательно оглядел ногу.

– Да уж, – хмыкнул старик, – давненько молодые дамы не раздевались передо мной с такой скоростью и готовностью.

Я застегнула пуговицу.

– Скажите, где можно найти Люку?

– Понятия не имею, – отрезал Иван Александрович, – я отказал ей от дома.

– За что?

Греков молча повернулся к окну.

– За что? – настаивала я.

– А вам зачем знать? – тихо произнес Иван Александрович. – Ненужное любопытство.

Я вскипела:

– Меня обвиняют в убийстве, которого я не совершала. Единственный человек, способный подтвердить мою невиновность, – Воротникова…

Греков продолжал молча стоять у окна.

– Если не найду Люку, меня посадят за убийство, – пробормотала я.

Старик вздрогнул и резко, совсем по-юношески повернулся:

– Вы знаете, что произошло с моим сыном Вадимом?

– Нет, но Афанасия Воротникова сообщила, что Иветта вроде вышла за него замуж…

Актер неожиданно сгорбился и продолжал:

– Пошли на кухню, сварим кофе. Через два часа должна прийти девочка заниматься. Готовлю ее к поступлению в вуз, но времени хватит, если, конечно, вы не начнете по дурацкой дамской привычке без конца перебивать и переспрашивать.

Неожиданно бодрым шагом он пошел по длинному коридору, я заспешила следом.

Вот уж не думала, что пожилой человек может обладать юношеской быстротой. Через десять минут на столе дымились чашки с кофе и лежали аппетитные бутерброды с ветчиной и сыром. Греков вытащил «Мальборо» и, с удовольствием понюхав сигарету, вложил ее вновь в пачку. Я спрятала в карман вытащенные было «Голуаз».