Время шинигами - Кайли Ли Бейкер

Самое меньшее, что он мог сделать после всего, что произошло, – это посмотреть мне в глаза.

– Как ты вообще нас нашел? – спросила я. – Мы путешествуем сквозь тени.

Эмброуз вздохнул.

– Меня определили в Наосиму после прибытия сюда. Твои шинигами были довольно… разговорчивы касательно твоих планов.

Я закрыла глаза, с трудом подавив желание начать рвать на себе волосы. Парочка шинигами, которые несколько дней назад просили о переводе, как раз были из Наосимы. Мои шинигами общались между собой, а поскольку через двери дворца каждый день входило и выходило столько людей, неудивительно, что до них дошли слухи о моем путешествии во дворец солнца.

– Ты всегда рассказываешь, куда собираешься двигаться дальше, – продолжил Эмброуз сухим, надтреснутым голосом. – Тебя нетрудно догнать, когда время не помеха.

Я выругалась. Наши планы я обсуждала в основном на английском – только потому, что говорить с Нивеном на другом языке казалось странным, даже несмотря на то что его японский улучшился. Но я должна была сообразить, что кто-нибудь может нас подслушать.

Эмброуз поднял голову, переводя взгляд на Нивена.

– Ты вырос, – заметил он. Это был тот самый ровный тон, который я помнила с детства. Не совсем комплимент – скорее, равнодушное замечание.

Нивен ответил легкой неловкой улыбкой, а затем отвел взгляд. Я не остановила свои тени, когда они сжали конечности Эмброуза крепче.

Как смеет он смотреть в глаза Нивену, а не мне? Разумеется, Нивен вырос, но я стала богиней.

– А мне тебе нечего сказать? – спросила я.

Наконец Эмброуз поднял взгляд. В моей памяти его глаза всегда были серыми и пустыми. Сейчас же они казались ярко-голубыми, как утреннее небо. Он выглядел намного старше, чем я помнила: в уголках глаз собрались морщины и складки.

– Рэн, – произнес он, и это имя будто вытянуло из него всю энергию, – я уверен: ты знаешь, почему я здесь.

Мне захотелось расколоть Землю пополам и снести каждое дерево в этом богом забытом лесу, потому что даже сейчас Эмброуз был ко мне чертовски холоден. Лучше бы он был жестоким – что угодно было бы лучше этого приводящего в бешенство равнодушия, как будто он вообще ничего не чувствует.

Может быть, он почувствовал бы хоть что-то, будь на кону его жизнь, и, как и все люди, в свое последнее мгновение сбросил бы эту маску спокойствия, извивался бы и визжал, как упавший на спину жук.

Я вытащила из рукава кинжал и прижала острие к его горлу.

Нивен схватил меня за руку, но у него было недостаточно сил, чтобы остановить меня.

– Рэн, – взмолился он, дергая за рукав. – Рэн, пожалуйста.

Мои тени обвили талию Нивена и оттащили его от меня. Лисица кружила у его ног, а Цукуёми, скрестив руки на груди, наблюдал за всем с кислой физиономией. Я не сводила с Эмброуза глаз.

– Ты же понимаешь, что мы не можем тебя отпустить, – сказала я.

Краски в его глазах замерли, словно бурлящая река внезапно покрылась льдом.

Впервые на моей памяти Эмброуз выглядел искренне удивленным. В детстве я так сильно хотела вызвать у него эмоции, что мне было неважно, будет ли это ненависть или печаль. Как и любое существо, низшее или высшее, больше всего он боялся смерти.

– Я никогда не хотел, чтобы все обернулось таким образом, – признался он.

– Заткнись, – велела я, стиснув зубы. Кинжал вонзился в его кожу, по горлу стекла одинокая капля крови. – Не лги мне только потому, что испугался.

– Я не лгу, – ответил он. – Хочу, чтобы ты узнала, что на самом деле произошло, когда я привез тебя в Англию. Если я умру, ты уже никогда не узнаешь правды.

– Я была там и знаю, что случилось; видела, как ты со мной обращался. Вот единственная правда, которая имеет значение.

– Ты была ребенком, – продолжил он, и, когда по его шее потекло больше крови, в голосе проскользнуло отчаяние. – Когда ты была младше, я многого не мог тебе объяснить.

– Думаешь, твои объяснения способны что-то изменить? – спросила я. Земля загрохотала, будто под нашими ногами медленно просыпался огромный дракон. Как смел он думать, что какие-то слова могут стереть прошлое? Я никогда не была наивной дурой, которая не может справиться с правдой, с суровой реальностью. Что бы он ни хотел сказать, он должен был открыть это намного раньше.

– Пожалуйста, – сказал он. – Я ведь твой отец.

– У меня нет отца! – воскликнула я на языке Смерти, и мой голос сорвал листья с ветвей, осыпал лепестки всех цветов и заставил озеро вдалеке подернуться рябью. – Ты отказался от меня, Эмброуз!

– Я не хотел!

Я застыла. Ветер стих, травинки замерли, как будто весь мир превратился в стекло, способное разбиться от одного вздоха. Широко раскрытые голубые глаза Эмброуза были полны серьезности.

– Что? – прошептала я, опуская нож.

Эмброуз вздохнул, опустив голову.

– Когда Идзанами убила твою мать, я опасался того, что она может сделать с тобой, – сказал он. – Поэтому забрал тебя с собой в Англию, но Верховный советник Кромвель захотел умертвить тебя. Он заявил, что для Высшего жнеца нечистое дитя – это позор. Поэтому я пообещал ему, что официально отрекусь от тебя, что о тебе не будет ни слова ни в каких официальных документах, что мы будем держать тебя подальше ото всех, будто тебя вовсе не существует.

Я усмехнулась. Он пытается свалить вину за свою жестокость на Кромвеля?

– Уверена, убедить тебя было нетрудно.

Эмброуз покачал головой.

– Это я должен был убедить его, – возразил он. – Если бы мне не удалось, тебя бы убили.

– Все это говорит лишь о том, что ты всегда был трусом, – продолжила я. – Думаешь, то, что ты не склонился перед Кромвелем и не дал ему убить своего ребенка, делает тебя храбрецом? Считаешь, это снимает с тебя вину за все остальное? Кромвель не заставлял тебя даже наедине обращаться со мной как с паршивой собакой.

– У Верховного совета глаза повсюду, – вздохнул Эмброуз. – Тебе и самой это хорошо известно.

Я потрясла головой, хотя в глубине души знала, что он прав. Трудно хранить секреты от Высших жнецов, когда твой голос разносится по катакомбам бесконечным эхом, когда они могут услышать даже то, как по твоему лицу скатываются капли пота.

– Я должен был убедиться в том, что Верховный совет никогда не узнает, как ты важна для меня. Единственная причина, по которой они разрешили тебе остаться, заключалась в том, что они думали, что ты не более чем гостья. Они не хотели, чтобы ты вмешивалась в дела Совета или отвлекала меня. Пока ты была никем, они готовы были отвести взгляд.

– И тебя это устраивало? – спросила я, и мой голос предательски дрогнул. – Чтобы я была никем?

Эмброуз опустил голову.

– Я сделал то, что должен был сделать, ради того, чтобы ты могла жить.

Я резко хохотнула.

– Ты послал других жнецов убить меня.

– У меня не было выбора! – воскликнул он, и в его глазах собрались слезы, вычерчивая морщины на лице. – Анку вынудила меня. Неповиновение ей не спасло бы тебя. Они просто послали бы вместо меня кого-то другого. Но я вводил их в заблуждение, как мог. Я никогда не говорил им, где ты спишь.

– Или, может быть, ты просто недостаточно умен, чтобы обнаружить, где мы спим, – вставил слово Цукуёми, скрестив руки на груди.

Эмброуз бросил на него беглый взгляд, а потом снова повернулся ко мне.

– Я плохой человек и плохой жнец, – признался он низким голосом. Я вдруг поняла, что, говоря со мной, Эмброуз никогда раньше не смотрел мне в глаза. Он всегда смотрел сквозь меня, словно я была лишь пятном на стекле. Но сейчас он смотрел на меня так, будто в мире больше ничего и никого не существовало. Хотя его кожа побледнела и потрескалась, в глазах вместо бледно-серого полотна и шепота синевы, которые я всегда помнила, сейчас сверкали голубые молнии и гневный звездный фейерверк. – Оба моих ребенка бросили меня, потому что я это заслужил. Теперь я это осознаю.

– Отец! – воскликнул Нивен, борясь с моими тенями. Но на этот раз Эмброуз проигнорировал его, не сводя с меня глаз.

– Я не жду прощения, – продолжал Эмброуз, – но хочу, чтобы ты знала: то, каким я был, и все, что я сделал, – все лишь потому, что я люблю тебя.

Его слова обрушились на меня крошащимися горами,