Ее внутреннее эхо - Ольга Пряникова

приедут.

– Карина тоже приехала?

– Да, они же у меня живут. Ничего ты не знаешь, забросил нас. А ведь дедом скоро станешь.

– В смысле – дедом?

– Карина-то беременна, да.

– Она сама тебе сказала?

– Не сказала, но меня же не проведешь, я столько лет гинекологом отработала. А глаза у нее грустные – тоже переживает из-за тебя, Никита-то сам не свой. Какое счастье, что он не в тебя пошел, что у него все хорошо. Он честный мальчик.

– Мам… Насчет Нового года… Мне уехать надо будет. Надолго, на месяц. Сама понимаешь – работа.

– Работа. Вот маленький ты не врал. Помнишь, тетрадку с двойкой в унитаз спустил, а потом сам признался. И с тех пор не врал. А теперь врешь, как дышишь.

– Я взрослый человек!

– Ты-то? – мать кинула уничижительный взгляд.

Подошел Никита, открыл дверь, протянул ей руку:

– Бабушка, пойдем.

Митя долго смотрел им вслед. Двум самым родным его людям, которые, как обычно, не поняли, не приняли, осудили. Но он знал, был готов ко всему, знал, что всем нужно время.

Зато дома ждала его награда – Катя настрогала какой-то неописуемый и не совсем съедобный салат, была весела и щебетала как птичка. Ни о чем не спрашивала, целовала в шею – выше не доставала. Радовалась безудержно.

– Катенька, – садясь за стол, спросил он, – а где же твой дневничок? Помнишь, черная книжечка с золотым обрезом, ты там еще рисовала иногда?

Катя доставала вилки из ящика и загадочно улыбнулась.

– Знаешь, когда счастлив, то ничего рисовать не хочется. И писать тоже.

– Стены-то ты тоже все закрасила, как сюда въехали.

– А зачем они. Пусть все новое будет. Ешь, а то остынет.

– Так он холодный, салат-то, как он остынет?

И оба засмеялись.

«А про дневник соврала, – подумал Митя, вставая ночью к окну покурить, – что-то с ним не так, какая-то история. Или прячет», – ночи были уже совсем морозными, он быстро замерз и, не докуривая сигарету до конца, юркнул под одеяло.

В темноте нащупал маленький теплый кулек, прижался к ее спине, слушая ровное тоненькое сопение.

«Господи, спасибо тебе», – и быстро уснул.

Соня появилась сама, неожиданно. После случившегося она часто навещала Машу, познакомилась с Митиной словоохотливой мамой, увидела все Машино семейство.

Звонил ей и Альберт. Точнее, он заехал – так получилось, что номера ее телефона он не знал. Ждал на улице возле подъезда, видимо, ждал давно и замерз.

Соня редко стала выходить из дома, но в тот день как раз собралась в больницу. Она позвала Альберта в дом, отогреться, но он отказался.

Поговорили в машине. Точнее, говорить пришлось ей, а он молчал.

Соня подробно рассказала о том, что случилось с Машей, он тут же вызвался подвезти. Заехали на Рижский рынок за лилиями – весь салон сразу ими пропах.

У больницы Соня вышла, поблагодарила.

– Можно, я с вами? – неожиданно спросил он.

Соня поколебалась. У Маши мог кто-нибудь быть, узнать Альберта.

Впрочем, в чем он виноват…

Разрешила.

Поднимаясь по лестнице, он вдруг спросил:

– Как она?

Это был хороший вопрос.

– Кто?

– Как – кто? А к кому же мы пришли?

Оказывается, о Кате он знать ничего не хотел. Зачем же приехал?

Повезло – Маша была одна.

Альберт стоял в дверях, Маша ему кивнула как знакомому. Ни о чем не спросила – мало ли, кого Соня с собой привела.

Маше вообще стало многое безразлично. Она не то, что бы впала в депрессию, у нее было ощущение, что она потерялась или забыла что-то важное.

Имя свое она помнила. Узнавала всех, кто к ней приходил. Но что-то неправильное появилось в мироустройстве, в знакомых лицах, голосах, в самой комнате.

Она понимала, что больна. И все ее навещали. Пришел и Митя.

Она все время помнила, что нужно ехать в Китай, каждые полгода она следила лично за тем, как на месте отшивали новую коллекцию.

Сколько же прошло времени? Пора ли ехать?

Она беспокоилась, но не знала, кого об этом спросить. Альберт показался ей знакомым, захотелось даже поздороваться, неудобно было молчать. Но говорить не получалось.

Она слабо улыбнулась.

– Вы ей понравились, – обрадовалась медсестра, занося в палату вазу для цветов. – Она еще ни разу не улыбалась.

– Вам не скучно вот так целыми днями без книг? – спросил Альберт, оглядывая тумбочку и кровать.

Маша пожала плечами. Она давно не читала книг, никогда не было времени. Не знала, что и ответить.

В следующий раз Альберт пришел один. Принес две свои книги с автографами. И лилии.

Маша сидела – читать лежа ей было неудобно.

А через неделю Митя столкнулся с Соней. Был неприемный час, он специально избегал бывших родственников.

Маша читала. Это было непривычно.

– Ты испортишь глаза. Нужно привезти тебе твои очки, да? Что ты читаешь?

Маша отдала книгу без сопротивления, с той же легкой полуулыбкой – Митя был для нее важнее всего, она была рада его видеть. Хотела о чем-то спросить, но не помнила, о чем именно.

Митя понял, сам стал рассказывать о фильме, о работе, о беременной невестке Карине. Последнее известие Машу явно порадовало, она покивала головой.

Книгу он забрал. На выходе столкнулся с Соней и сразу начал с обвинений:

– Зачем ты тут интригуешь? Снабжаешь ее книгами этого человека?

Соня посмотрела на него с изумлением – и кого же он ревнует? Несколько месяцев не разговаривали, столько всего изменилось, а он не нашел ничего другого, чтобы ей сказать?

– Ты зря, Митя, сюда приходишь. Я вот отцу ее скажу, что ты здесь бываешь, тебя перестанут пускать, – и прошла мимо.

Дома он закинул книгу в камин, где ее сразу же нашла Катя.

Раскрыла и с выражением прочла: «Машеньке от автора с пожеланиями скорейшего выздоровления».

– Как мило, малыш, откуда это у тебя? – в глазах у нее запрыгали чертенята.

– Что – это? – спросил Митя брезгливо.

– Это, Митечка, Ретроградный Меркурий, такая астрологическая фаза планет, при которых все обстоятельства складываются не очень хорошо, происходят неприятные события. Время испытаний.

– И что, он уже был? Или идет прямо сейчас?

Катя бережно положила книгу на стол.

– Мне кажется, он только начинается. Судя по всему.

– А что еще тебе кажется? – Митя попробовал обратить ситуацию в шутку.

– Мне кажется, что ты бегаешь к Маше в больницу. Но вижу, что не ты один, – улыбнулась она.

В тот вечер она нашла свой старый дневничок и решила снова его перечитать. Рядом на столе лежала книга – невольный свидетель Митиной неспокойной совести