Ее внутреннее эхо - Ольга Пряникова

виновата.

– Не то что виновата…. Ты знала, но молчала, терпела. А должна была поставить меня перед выбором.

Маша потрясенно прошептала:

– Но тогда ты выбрал бы ее…

– А я и выбрал ее, но жить начал бы раньше. Не причинил бы тебе, себе и ей столько боли. Ты прости, мне пора.

Развернулся и молча ушел обратно к зданию аэропорта. Мужики звали его из автобуса – пора было ехать. Он не оборачивался.

Глава 7

Телефонный звонок раздался в самое неудачное время – Митя опаздывал. У дверей уже стоял мешок с мусором, приготовленный на вынос, а хозяин все метался по квартире с кроссовками в руках – проверял, все ли выключил. Помимо обычного газа-света Катя частенько оставляла что-нибудь догорать в камине. Нельзя было забывать и о ее привычке жечь десятки свечей одновременно.

Он уже стоял в дверях, нащупывая в кармане сигареты, и тут зазвонил телефон.

– Папа.

– Никита, здравствуй, – Митя обрадовался.

– Я хотел поговорить с тобой. Я случайно проходил мимо. Можешь ненадолго спуститься?

– Зачем, не надо – поднимайся сам, я один.

– Извини, я не хочу туда. Не пойду. Точно. Спустись вниз, тут японское кафе на первом этаже.

На кафе не было времени.

Сбегая вниз, по лестнице, Митя позвонил в монтажку, предупредил, что задерживается.

Никита уклонился от объятий.

– Твоя машина?

– Берта.

– Какая Берта?

– Зовут так. Машину. Катькина машина.

– Ты же водить не умел, Маша всегда водила.

– Я и сейчас не умею, сейчас убедишься. Садись скорее. Я опаздываю.

Никита неуверенно сел.

– О чем ты хотел поговорить? – Митя осторожно начал выруливать задом из тесного двора.

– Не хотел так резко начинать, но вижу, что ты спешишь… Одним словом, отец… Когда ты ушел от нас с мамой, я ни слова тебе не сказал. Ни слова. И мама – никогда не упрекнула, не сказала о тебе ничего, что поколебало бы мое уважение к тебе.

– Очень хорошее начало.

– Потом ты женился, разводился, женился снова. Мне казалось, что с Машей тебе очень хорошо. Что ты, наконец, нашел свое. Я сначала относился к ней настороженно, ты помнишь, потому что она моя ровесница, но потом я понял…

– А сейчас ты настороженно относишься к Кате, правильно? По той же самой причине или есть другие? Может, потом ты тоже сможешь понять и принять?

– Сколько можно менять женщин, пап? Им же больно. Они живые.

– Я больше не буду никого менять, сын. В мои годы пора уже подумать о душе.

– Да? Заметно, что ты только о ней и думаешь. Папа, я тебя не осуждаю, ты мужчина – но нельзя из-за каждой интрижки бросать семью. Вокруг тебя столько актрис, они все в тебе заинтересованы, сегодня – одна, а завтра – другая. Так и будешь бегать?

– Послушай, Катя ни в чем не виновата, мы полюбили друг друга. История эта длится уже несколько лет, я тоже сомневался, боролся с собой, потому что Маша мне очень дорога. Но я принял решение. Человек должен иногда это делать, так бывает, ты тоже поймешь, что нет ничего вечного.

– Бывает. Мы с Кариной будем вечно вместе. Мы вместе с первого класса. И это навсегда.

– У вас с Кариной – да, согласен. Но это исключение. Такая любовь, как у вас, бывает только в сказках. Вы оба – чистые невинные дети, вы навсегда такими останетесь. Но вашей заслуги в этом нет, вам просто с детства дали недостающую половину, это везение. Поэтому ты не можешь осуждать других.

– Я могу! Потому что меня так воспитала мама. Она всегда говорила, что ты такой же, просто совершил ошибку.

– Хорошо, чего ты хочешь?

– Ты знаешь, что Маша лежит в больнице?

– Знаю, Никита, но что я могу сделать. Ты хочешь, чтобы в больнице лежала Катя? Я должен был кого-то выбрать, и я выбрал. Кому-то пришлось бы сделать больно… Ты же понимаешь, что я не специально ее туда уложил. Это просто стресс, она чувствительная девочка, но она очень сильная и переживет… Она на Усачевке?

– Папа, она два месяца там лежит. Она ушла с работы, с тех пор, как ты переехал жить к этой…

– Как ушла?

– Молча ушла.

– А ты откуда знаешь?

– Мне бабушка сказала.

– А на что же она живет? У нее же ипотека на ту квартиру… а бабушка что говорит? Она ее навещает?

– А ты даже этого не знал? Ты бабушке-то звонишь? Или эта… заменила тебе нас всех? Ты хотя бы помнишь, что мы были семьей, мы все? Для этого нужны годы. А разрушить все можно за минуту. Останови у метро.

Сын хлопнул дверью так, что игрушка на лобовом стекле закачалась…

Митя остановил ее рукой. Маленькая балерина. Конечно…

Он помнил прошлый Новый год. Мама с трудом ходила, ее надо было перевозить в Москву, но не было возможности. Решили устроить ей подарок – приехали все вместе, с трудом взяв отпуска. Карина и Маша постоянно говорили о беременности, они ровесницы, уже под тридцатник, обе хотели детей. И Митя пообещал, да, тогда он ей пообещал, что в этом году обязательно. Но взяли вторую ипотеку, потому что мама так страдала одна, нужно было привезти ее в Москву.

Маша сама оформила этот кредит на себя, сама и платила. Сама ухаживала за свекровью, приходила к ней каждый день, нанимала сиделку, когда уезжала в Китай. Мама души в ней не чаяла, называла всегда «доченька».

Пока он окунался в свое творчество, Маша возила маму по врачам, оформляла прописку, карту в поликлинике, пенсию, инвалидность, да и просто выводила погулять, навещала, покупала продукты. Все делала она. Даже с Никитой занималась она, когда он приезжал в Москву к отцу.

Ох, Манечка, что теперь сделаешь… На Усачевке… Как только там ее найти…

Тем же вечером он позвонил маме, она все очень охотно рассказала.

– Не ест, Митенька, лежит лицом к стенке, не говорит почти. Дашь ей чашку – она воды попьет, а не дашь – так и будет лежать. Ты завтра приезжай, сынок, может, она как-то взбодрится. Да и пока родители ее не вернулись, они в пятницу приедут, тебе незачем с ними встречаться.

– Что ей привезти?

– Ничего не надо, я же сказала, не ест она.

В дверях царапнулся ключ.

– Что же ты наделал, сынок, – снова запричитала мама.

– Все, мам, мне пора, – Митя дернулся, как от тока, – завтра увидимся.

Катя вошла вся в снегу, с пакетами. Выкрашенные в синий цвет волосы укрывали ее до