Доверие - Димитр Ганев

зубы. Он сунул под одну руку костыль, в другую схватил трость и вышел из палаты. В коридоре Галин догнал Дану.

— Больше твердости, подруга. И никаких слез. Кирилл будет бегать, ты будешь его провожать и встречать. Он еще будет ласкать вашего ребенка.

Дана смотрела на него с неприязнью.

— Откуда он будет возвращаться? С полигона? Для него он больше не существует. Кирилл больше не мастер!

— Ведь ты не бросишь его? — спросил Галин.

— Если бы он не пошел работать на этот проклятый ракетный полигон, сейчас бы у меня был здоровый и невредимый муж… Все вы! С вашими обещаниями! Хорошо говорите о героизме, а сами… Чужими руками таскаете каштаны из костра, — закончила Дана, уводя за собой детей. Галин видел, как девочка, сердито оглядываясь, терла ручонкой нос; их шаги затихли в длинном коридоре.

Что понимают женщины в мужских профессиях? Кирилл работал в городке техником по холодильным установкам, жил спокойно, без лишних хлопот. Зарабатывал хорошие деньги. Познакомился с Галиным в зимних лагерях в Сакаре. Кирилл привел с собой еще трех своих приятелей, холостых молодых парней.

«Можно ли включить негромко транзистор?» — спросил сам себя Галин, покрутив ручку настройки. Зазвучала музыка. Певица пела с такой страстью, что невольно вовлекала слушателей в вечный круг вечных проблем — любовь, измена, жизнь…

«Может, и я похож на нее? Она держит в плену толпы поклонников, а я? Вот так однажды зашли мы с Кириллом в кафе, перекурили, поговорили, и я уговорил его переехать к нам, чтоб заниматься пуском ракет», — размышлял Галин.

И Галин снова все вспомнил: огонь и облака, молнии, за которыми они охотились… Установки, обнесенные забором из колючей проволоки, освещались пламенем при взрывах ракет.

Сколько их будет выпущено? Двадцать, тридцать, сто? Необходимо «засеять» облака химикалиями, чтобы обеспечить относительную безопасность внизу, на земле. Стреляли уже не в первый раз, но сегодняшний «бой» необходимо запомнить, чтобы познакомить зрителей и читателей с этой работой ракетчиков. И сейчас совсем кстати нагрянуло целое полчище новых облаков, значит, все идет до сценарию.

Острый на язык журналист, от которого попахивало мастикой, остановился около Кирилла, но Кирилл ему отчеканил: «Я занят». Эти слова он повторял и другим операторам с кинокамерами, которые уговаривали его занять перед объективом соответствующую позу. Он проверял соединения кабелей, с помощью коляски-пирамидки подвозил ракеты к пусковым установкам, укладывал их на направляющие. Лицо его не выражало никаких волнений. А те, кто не имел прямого отношения к событиям, к схватке ракетчиков с небом, с улыбками позировали перед объективами. Завтра этот «бой» должны были демонстрировать в программе телевидения «В мире и у нас».

Лестно было показать себя в этой почетной работе. Разряды грома и блеск молний ослепляли, заставляли чаще биться сердца Галина и Кирилла, Тоны и всех тех, кто работал на полигоне. Галин всегда с нетерпением ждал дней, когда нужно было заниматься настоящим делом: расстреливать градовые облака, которые случались не так часто. В спокойствии чистого голубого неба он смутно улавливал, как полигон — его детище — серел, засыпал, в глазах людей появлялось блуждающее безразличие. Вынужденное безделье разлагало людей, коллектив постепенно становился похож на расстроенную гитару, а что можно сыграть на такой гитаре?

И вот пришло мгновение действия!

— «Сокол-двадцать», «Сокол-двадцать», азимут двести шестьдесят, угол возвышения… Шесть маршевых…

И снова подготовка к пуску, методичная, размеренная. Стрекочут кинокамеры: все спешат запечатлеть происходящие события. Через затемненные очки Кирилл видел на экране электрические импульсы, взрывы ракет, которые, раскаленные яростью, уходили в небо со стальных направляющих пусковых установок. Небо раскалывалось от разрядов молний и грома, однако не было ни настоящего града, ни дождя. Непрерывно и монотонно раздавались успокаивающие команды и распоряжения дежурного, телефонистки и радистки громко кричали в микрофоны, Кирилл повторял поступающие приказы. Около него стоял Галин, а перед ними убегала вперед бетонированная дорожка. Около пусковых установок росли розы, георгины и фиалки.

Кирилл вспоминал:

«В тот день меня все время одолевали какие-то сомнения. За каждым моим движением следили десятки глаз, я привык работать без посторонних. И вдруг у меня мелькнула мысль: а если мы ошибемся и это все зафиксируют? Дал себе слово ни на что не обращать внимания — ни на гром, ни на молнии, ни на присутствующих и их кинокамеры: я не артистка, чтобы показывать публике свои белые зубы и красивые ножки.

Взял себя в руки. Точно подвожу ручку, ракета с шелестящим треском уходит с пусковой установки в небо и врезается в нагромождения облаков. Как я радуюсь, когда облака набухают и град переходит в дождь!»

«Дождь, дождь — это радость, это настоящая жизнь!» — любил говорить Спас Галин, и Кирилл соглашался с ним.

Двое санитаров внесли в палату третью кровать, заправили постель и привели нового больного — хилого мужчину с плешивой головой и перевязанной рукой.

— По-моему, вы те самые раненые с ракетного полигона? — спросил новенький.

Он занялся устройством на новом месте, извлек из портфеля фотографию белокурой женщины, поставил ее на тумбочку так, чтобы она была видна только ему одному. Откупорил бутылку лимонада, сделал несколько глотков. Постоял, посмотрел по сторонам и быстренько лег, подложив здоровую руку под затылок. Задумался, однако, услышав свист, быстро вскочил и выставился в окно:

— Катинче, приняли меня. Очень милые люди! Я жду тебя! Все будет хорошо! Отправь посылку дочке.

Через час у новенького появилась необходимость о кем-либо поговорить, пусть даже с незнакомыми.

— Мне будут пересаживать на локоть правой руки новую кожу. Вот сюда. Болит! Просто мученье! Обварил кипятком. Детская непредусмотрительность. Так мне и надо.

— А что, рана сама не заживет? — спросил Галин.

— Нет, будут брать кожу с ягодицы. Медицина! Вырежут соответствующую заплату и пришьют. Только нужна швейная машина «Зингер».

И новый пациент остановился перед зеркалом и долго вглядывался в свое отражение усталым испуганным взглядом.

— Жизнь проверяет нас… Если я не ошибаюсь, вы тоже обожженные? Ничего, заживет как на собаке, — бормотал новенький таким тоном, словно речь шла о небольшом расстройстве желудка.

— У нас так, мелочь, — в тон ему вставил Галин. — У вас дело гораздо сложнее — заплата.

— Уронил кипящий чайник, и вот результат. Вышла из строя правая рука, именно та, которая мне больше всего нужна. Сапожник я, в мастерской «Срочный ремонт» работаю.

— Что, частная лавочка? — спросил Галин.

— Наша мастерская — кооперативное предприятие. Вот я думаю, а почему с моей ягодицы? А почему бы не взять с бедра какой-нибудь медицинской сестры? Была бы, по крайней мере, новая кожица, гладил бы, как чужую жену, — сказал новенький и громко засмеялся, но тут же замолчал,