Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кирилл простонал: два свободных от бинтов пальца нервно зашевелились, и Галин хотел уже новенького отругать. В это время стекла в окнах зазвенели, раздался гром. Лето обещало быть дождливым. Но на этот небесный гром земля молчала.
«Эх, нет никого там… Кирилл был старшим стрелком-ракетчиком, умел ладить с ребятами, а сейчас они уже дезертировали, — рассуждал про себя Галин. — Кириллу очень плохо, так тяжело, что он даже повернуться не может. Ему и не следует слышать этот гром».
— Может быть, включить музыку?
— О-о-о…
— Если согласен, дай знак пальцами. Хорошо?
Из приемника полилась легкая музыка. Грустная, она отвлекала от прошлого.
— Я тебе вот что скажу, коллега. Все пройдет, останутся только воспоминания о пережитых мучениях. Не знаю, следует ли слушать музыку, которая расслабляет и утомляет? — задумавшись, спросил новый. — Какая-то популярная песенка…
— Нет, это не популярная песенка, — ответил ему Галин и начал искать новую волну. Вдруг Галин услышал голос диктора и почувствовал, как сердце у него сжимается. — Кирюша, это о тебе!
— А-а-а, шам… — промычал в ответ Кирилл, и пальцы его медленно зашевелились, словно о чем-то просили.
Передавали очерк о Кирилле и Галине. Кто же его подготовил? Уж не тот ли, от которого попахивало мастикой?
Голос из приемника продолжал:
— «Иногда нас постигают огорчения и досада, порой бываем недовольны, что в магазине нет свежей колбасы или свиных отбивных, что с фруктовых прилавков исчезли алжирские лимоны. Мы ворчим — это наше право. Злимся, когда нас толкнут в автобусе по пути на работу. Но почему мы забываем, что жизнь оценивается другими критериями? Взять, к примеру, обычные будни. Какой в них героизм? Можно ли извлечь золотое зерно из того поведения, которое каждодневность делает незаметным? Так давайте послушаем рассказ о людях, которые…»
— Кирюша, ты спишь? — наклонившись к нему, спросил Галин. — Об этом празднике я мечтал, ты понимаешь? Когда ты умираешь и тебя провозглашают героем — это одно, и совсем другое — когда слышишь сам…
Галину хотелось внушить Кириллу, что то, что произошло с ними, не простая нелепость… Нет, это скорее судьба, которая благоволит к тем, кого любит.
Радиопередача продолжалась:
— «…Праздник приближался к концу, когда пришло испытание. Одна ракета задержалась в стальном гнезде. Кирилл вновь плавно двинул ручку «Пуск».
Ракета не двигалась.
Кирилл подошел к пусковой установке, за ним последовал Галин — руководитель операции по воздействию на градовые облака. В тот день Галин находился близ ракетной установки и наблюдал за пуском ракет.
«Электрическая цепь нарушена, товарищ майор», — спокойно доложил Кирилл.
«Сейчас мы ее исправим!» — ответил Галин и направился к пусковой установке.
«Товарищ майор, вернитесь!» — скомандовал командир установки и преградил путь Галину. Майор в замешательстве остановился, а Кирилл протянул руки, чтобы убрать неисправную ракету с пусковой установки.
И случилось непредвиденное: ракета взорвалась! Взрыв был ослепляющий и оглушительный. Кирилл оказался голым, его нейлоновая рубашка расплавилась, словно восковая свеча, брюки горели. Майор Галин облокотился на установку…»
— Врет, — засмеялся Галин, — но как врет! Не облокотился, а просто растянулся на бетонированной площадке.
Кирилл, казалось, оставался равнодушным к радиопередаче. Вошла доктор Паскалева, но Галин не сразу заметил ее. Он продолжал спорить с журналистом:
— Сначала ты вспыхнул, Кирюша, а затем и я… Да, мы посчитали, что ракета с дефектом, проверив наличие тока в электроцепи. Вероятно, ракета взорвалась от индукционных токов, иначе быть не может. Когда проводится проверка оборудования, ток отключается. Но как исключить воздействие индукционных токов в ракете после ее пуска? Тогда может произойти взрыв ракеты в любой точке. Ответственность должен был нести я, я! Я должен был подчиниться твоему приказу, Кирюша. А те, с кинокамерами, только смущали нас.
— Я не могу работать в присутствии посторонних, — попытался сказать Кирилл. — Во всем виноват только я, товарищ майор.
— «Я, я»!.. А меня ты ни во что не ставишь? Я что, святой?
Кирилл молчал, он был страшно утомлен. Зачем вспоминать с такими подробностями об этой проклятой аварии?
— А, это вы, доктор? — сказал Галин.
Доктор Паскалева стояла и слушала их с большим вниманием.
— Я все поняла, — тихо произнесла она. — Сейчас вас мучает чувство вины, товарищ Галин? Если бы вы обгорели больше, чем Кирилл, были бы более спокойны?
— Я должен был предусмотреть все! — ответил Галин.
— Когда приходит беда, необходимо держаться за грешную землю, — сказала Паскалева.
— Да, а я лежу на кровати, до земли далековато, — проронил майор.
— Обещаю вам в скором времени предоставить такую возможность, — улыбнулась врач и вышла.
В это время новенький воскликнул:
— Значит, значит… голыми руками хватаете молнии и ракеты, как я ловлю под камнями щук и сомов! А я-то думал, вы обгорели от какого-то короткого замыкания…
Новенький открыл тумбочку, извлек из нее румяное яблоко, очистил своим перочинным ножичком и, разрезав, раздал всем по кусочку.
— Угощайтесь, друзья…
«Сегодня должна была прийти Леда, — вспомнил Галин. — Неужели что-то случилось на экзаменах?»
Вместо Леды к трем часам пришла вдруг Тона. Одета она была в белое платье, чтоб легче проникнуть в палату. Тона села на стул с сигаретой в руке, но закурить не решилась.
— Что случилось, девочка? Ты почему такая хмурая? — спрашивал Галин, протягивая руку. — Уж не больна ли ты?
Тона отрицательно покачала головой.
— Когда вы вернетесь к нам?
— Вековать здесь не собираемся… И чего ты зачастила со своими визитами? Смотри, если узнает Дана…
— Я пришла, чтобы сказать вам от имени всех: мы ждем вас, выздоравливайте скорее.
Она взяла в правую руку свободные пальцы Кирилла, а левую подала Галину.
— Признайся, — прошептал ей Галин, указав взглядом на соседнюю кровать, — ты неравнодушна к нему?
Тона с такой силой стиснула сигарету, что она рассыпалась на части.
— Здесь у вас курить не разрешается. Я принесла вам лимоны и конфеты.
— Кислое и сладкое?
— Передачу по радио о вас мы слышали… Когда Кириллу можно будет разговаривать? — спросила Тона.
— Подожди немного. Каждое сказанное им слово сейчас стоит каплю крови.
Галин не знал, что Тона все-таки успела перед этим несчастным случаем встретиться за фургонами в пшенице с Кириллом. Эта нервная, безумная встреча показалась мгновением. Она вся затрепетала, забилась в объятиях Кирилла. Клочок помятой пшеницы и серое небо были свидетелями их горячей любви.
— Эта девушка ваша родственница? — спросил новенький, когда Тона ушла.
— Больше, чем родственница, — ответил Галин.
— Смотрю я на нее — молодец девчонка, как заботится о вас… Да, словно медовая речка течет, жаль, если нет любимого.
— Она еще совсем молодая, — ответил Галин, взглянув на пальцы Кирилла. — Своего еще дождется.
- Ходатель - Александр Туркин - Русская классическая проза
- Душа болит - Александр Туркин - Русская классическая проза
- Ибрагим - Александр Туркин - Русская классическая проза
- Университеты Анатолия Марченко - Анатолий Марченко - Русская классическая проза
- Темные алтари - Димитр Гулев - Русская классическая проза
- Галопом по Европам - Валентина Панкратова - Путешествия и география / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Топот медный - Анатолий Краснов-Левитин - Русская классическая проза
- Луч во тьме - София Черняк - О войне
- Катерину пропили - Павел Заякин-Уральский - Русская классическая проза
- Трясина - Павел Заякин-Уральский - Русская классическая проза