Доверие - Димитр Ганев

легкий пулемет, два автомата.

Игнатову совсем нетрудно было догадаться, зачем Занину нужна эта перестрелка. Он сказал, дружески глядя ему в глаза:

— Мои самые сердечные поздравления, господин подпоручик! Вы прирожденный разведчик!

42

На одиноком холме, усеянном низкими кустиками терновника, возникли три силуэта. Труп Караосмана, распростертый на траве, в сгущающейся темноте походил на кучку сена, которое полежало под снегом уже почернело. Бандит, казалось, принял свою любимую позу, как на медвежьей шкуре в подвале урядника Славеева, и только его широко открытые глаза смотрели не в проеденные червями доски, а в черное звездное небо, руки были раскинуты. Яркий луч карманного фонарика осветил бледное, ссохшееся, обросшее лицо, застывшее в минуту отчаянной, невыразимой злобы. Казак стоял, направляя луч то на голову, то на выцветшую от дождей расстегнутую куртку, под которой видны были висевшие на старом офицерском ремне гранаты. Он скользнул лучом фонаря по трупу, но как будто бы не видел его, чувствуя отвращение, руки его все еще дрожали. Ему казалось, что все происходит во сне, кошмарном сне, прерванном выстрелами нагана с перламутровой рукояткой.

— «Неуловимый», — сказал с торжествующей иронией Игнатов, присевший, чтобы получше рассмотреть лицо человека, принесшего столько горя людям и в течение двух лет державшего в напряжении весь пограничный район. — Значит, все-таки встретились!

Занин тоже нагнулся к трупу, молча его рассматривая.

Казак не сводил с Занина восхищенного взгляда. В невыносимые минуты в камере Грейса он не обвинял подпоручика, но тогда ему казалось, что красновский разведчик слишком наивно построил план ликвидации Караосмана и его банды. Сейчас он думал о Занине иначе — сильный и обаятельный человек.

Над холмом, заросшим терновником, взвилась красная ракета. Затрещали автоматы, взлетела еще одна ракета, застучал пулемет. Эхо долго носилось над притихшей пограничной полосой и растворилось наконец в долинах.

Трое, всадников выехали к реке, перешли ее вброд и направились к Краснову. Цоканье подков по камням заглушал шум воды в ущельях и грохот водопадов. С двух сторон поднимались отвесные скалы. От напоенного смолой воздуха дышалось легко, полной грудью. Казак мечтал о сне, ему хотелось, как только они доедут до штаба, спрятаться потихоньку куда-нибудь и сразу же заснуть. Занин уже плыл по бурным волнам новых планов, посматривая на своего земляка, кандидата в унтер-офицеры Ивана Казакова, которому на роду было написано стать не адвокатом, а солдатом невидимого фронта. Покачиваясь в седле, подпоручик с болью вспоминал об Асине, о ее трагедии… Перед ним снова вырастал из мрака большой дом Саира. Посреди двора, накинув на ночную рубашку парчовую накидку, Асина высоко поднимала фонарь, звучал ее тревожный голос. Сейчас, когда все было кончено и она навсегда уехала, он чувствовал, что эта необыкновенная, странная, но очаровательная женщина оставила в его сердце много любви и тепла.

В эту ночь Игнатов ехал на Месте, неспокойной кобылице, привезенной с северной границы. Время от времени она нервно вздрагивала, но капитан крепко держал поводья, глядя на бледные очертания хребта. В тишине, под этим звездным небом, в этом глубоком ущелье, ему казалось, что они движутся между двумя гигантскими крепостными стенами с тысячами боевых башен, разделенных широким каменным руслом реки, около которой, точно змея, извивается в скалах узкая дорога. Большой, но кратковременной была его радость. Недолго согревала она его сердце. Опять начались тревожные мысли: Караосмана уже нет, банда его разгромлена. Но где-то там, в школах диверсантов и шпионов, готовят новых караосманов…

Игнатов тяжело вздохнул. Граница — это тревожная, беспокойная, бессонная служба, подвергающая испытаниям столько человеческих судеб!

Он тревожился сейчас и о Чайке, засланной на ту сторону разведчице, которая должна была скоро вернуться.

Выехали на перевал. Сверху Красново было видно как на ладони. Месяц, только что взошедший, выглянув из-за скал, волшебным сиянием осветил Белтепе.

Длилась тихая пограничная ночь.

Георгий Стоянов

ВЕТЕР ОТ КРЫЛА

Новеллы

© София — 1983

Военно издателство

© Перевод с болгарского языка

Воениздат, 1986

Перевод И. И. Кормильцева.

ПОЛИГОН

От липы, окутанной ароматным облаком, доносилось глухое воркование горлицы. В утренней тишине ее приглушенный голос был похож на молитву. За стеной госпиталя послышался гудок, паровоза, прошедшего по умытым вечерним дождем рельсам, — и снова тишина. Лучи солнца наполняли палату светом, который струился сквозь распахнутые створки окна. Жизнь искрилась в каждом листочке и звуке…

В белой палате лежали неподвижно два человека. Их койки стояли параллельно: Галин едва угадывался в белой груде бинтов; тело Кирилла напоминало гигантский шелковичный кокон, только два пальца на правой руке не были забинтованы.

Что же случилось, как попали они в госпиталь?

Ежегодно, когда весна незаметно переходит в лето, небо над полями, лугами и лесами затягивается тяжелыми тучами, наполненными угрожающим блеском. Молнии рассекают небо, непрерывно гремит гром. В такой день Галину позвонили из центра округа, сообщили, что группа журналистов и должностных лиц посетит полигон, и попросили продемонстрировать достижения науки и техники. То, что здесь считалось обычными трудовыми буднями, в центре округа некоторым казалось небесным аттракционом. Пестрой толпе любопытных ракетчики должны показать, как тяжелые грозовые тучи расстреливают с помощью ракет.

День начался прекрасно, тихо, как признание в любви, а закончился чуть ли не траурным маршем. Из города прибыл автобус. Из него с фотоаппаратами, кинокамерами, блокнотами, химическими приборами и микрофонами в руках высыпало до двух десятков журналистов. Среди них был лысый мужчина, очень подвижный, любопытный и острый на язык журналист. Этот гость непрерывно подсовывал Галину под нос микрофон и приставал к нему с различными вопросами и расспросами:

— Вы, товарищ майор, являетесь командиром этого полигона. Значит, вы много знаете и можете обо всем рассказать. Какие у вас трудности? Как проходят испытания? Героические схватки с небом?

Ошеломленный Галин пытался вкратце объяснить устройство взрывателей, маршевых двигателей, самоликвидаторов ракет и вкратце обрисовать принципы действия взрывной машины набившимся в командирский наблюдательный пункт людям.

Утро было ясное, спокойное. Все вокруг заливал блеск солнечного жемчуга. Ни у кого и в мыслях не было, что заживо будут гореть люди…

Кирилл, казалось, был погружен в кошмарный сон. Он не мог разговаривать из-за ожогов, и Галину очень хотелось сказать ему что-нибудь доброе. Помнил ли Кирилл, что в то утро его провожал взгляд Даны? Как всегда, Дана проводила его до дороги, на которой суетились куры, на прощание смущенно посмотрела на него влюбленными глазами и сказала:

— У нас будет ребенок. Сильный, как ты, и обязательно сын!

А он,