Чужой праздник (СИ) - Ломтева Анна

Елена, у которой со Светкой не было ничего общего, вела себя, как чёртов «крапивинский мальчик». Она подобрала Светку, как хромого щенка, и не собиралась ни у кого спрашивать разрешений. Она видела цель и не видела препятствий. Она была уверена в себе, как тридцать три мушкетёра, спокойна, как крейсер «Аврора» и знала, чего хочет. Хотела она в тот июльский день именно Светку, точнее — всей возможной информации, которую она могла дать. И Светка, яростно обдираясь суровой отельной мочалкой в душе, с некоторой тревогой спрашивала себя: что она сделает, когда я расскажу ей всё, что знаю? Попробует мне помочь? Выгонит и забудет о моём существовании? Сдаст полиции?

— Размер у тебя, конечно, мелкий, — сказала Елена из-за двери, когда Светка вытиралась огромным белым полотенцем, — Но я выбрала шмотки, которые можно носить оверсайзом. На кровати всё лежит, одевайся. Я пойду, спущусь на улицу, тут где-то киоск был, кажется, рядом.

Она не успела ничего ответить, дверь уже хлопнула, чирикнул ключ в замке. Для Светки это ничего не значило, все отельные двери отлично открываются изнутри специальной «вертушкой». Она могла выскочить, схватить вещи, пошарить в чемодане (который стоял в проёме за шкафом) и убежать, унеся чистой одежды, а при удаче и немного денег. Купить алкоголя и…

Нет. Этот вариант она уже обдумывала, и он от неё никуда не уйдёт, в конце концов.

(Останавливали её отнюдь не соображения морали)

Светка расправила полотенце, развесила его на верхней кромке душевой кабинки и вышла из ванной.

Елена действительно постаралась найти самый непозорный вариант. Это Светка уже потом узнала, когда увидела, в чём новая знакомая обычно ходит. А в тот момент она увидела на кровати полосатые штаны на широкой резинке, белую рубашку со стоячим воротничком и — о боже, кровь из глаз — кружевные трусики и топ телесного цвета. Точнее, телесными они были для Елены. Для Светки они были неопределённо-бежевыми и совершенно чудовищными. Она развернулась на сто восемьдесят градусов, отыскала на полу ванной свои собственные черные хлопковые трусы и немедленно их постирала. Может, если вывесить их на окно, под горячее солнце, ношение кружевного безобразия удастся свести к минимуму…

Штаны были ей длинны, даже поддернутые повыше. Рукава рубашки пришлось закатать. Кружевные трусы не сваливались, но она явно ощущала, что они рассчитаны на задницу несколько побольше имеющейся. Разница у них была в два размера не в Светкину пользу.

Оказалось, что в номере есть балкон. Никаких бельевых верёвок там, конечно, не нашлось, зато балконная решетка вполне позволила закрепить её бельецо на солнечной стороне. Авось, не унесёт — ветра не было. Она подумала, что надо пользоваться случаем и постирать остальные вещи, лежащие противным комом в пакете на дне рюкзака, но после душа на неё напала лень почти до апатии. Светка стояла, положив руки на балконную решетку, и наслаждалась горячим солнцем, которое облило её всю от мокрых волос на макушке до босых ступней. Деревянные перильца были тёплые и шероховатые, а плитка под ступнями — гладкая, но тоже тёплая. «Люблю жару. Люблю солнце. Хорошо…».

Она бы так ещё долго млела, но стукнула дверь номера и из-за спины послышался голос Елены:

— Дура, ты сгореть хочешь?

Светка обернулась. Елена стояла посреди номера с мрачным видом, уперев руки в бока. Прежде чем Светка что-то успела ответить, она сказала:

— Давай внутрь, — таким тоном, что у девушки не достало духу сопротивляться.

Она вернулась в комнату, пошевеливая плечами под чистой рубашкой. Елена уже сидела на кровати, ей же кивнула на хилый стульчик у стены. Пришлось сесть.

— Я тут не первый день, — сказала Светка, стараясь соблюсти баланс уверенности и дружелюбия в голосе, — В первый день и правда чуть не обгорела, но потом приспособилась. У меня и крем от солнца есть.

— Молодец, — ответила Елена, — На улице белый день, половина двенадцатого, ты только что вымылась и пошла такая под ультрафиолет. В самое пекло. Если что, я тебе солнечные ожоги лечить не собираюсь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ну я ж оделась, — пробормотала Светка, но Елена уже оставила тему с солнцем позади.

— Давай, рассказывать по порядку, как у тебя что, — заявила она.

— Ну а что рассказывать? — она всё ещё надеялась, что обойдется самым минимумом, — Вот, как я сказала, сперва меня кидало как попало и недалеко. Ну и я видела там что-то в процессе, но не очень понимала, что именно. А потом…

— Подожди, — Елена чуть качнула головой, — Давай-ка с самого начала. С самого первого раза.

Светка вздохнула. Под ней опять качалась та самая длинная ветка, с которой некуда было прыгать. Некстати она вдруг снова вспомнила Горгону, которая медленно, увязая в песке, идёт по пляжу и произносит нараспев: «Ничто не будет уж как прежде, трам-пам-пам». Интересно, звонила ли она Сашке? И что он ей ответил? От этих мыслей ей стало вдруг не страшно, а грустно. «В самом деле, чего я ломаюсь? Всё самое ценное я уже потеряла. Поменяла на фантастическую невозможность, прямо как в каком-нибудь занюханном фэнтези». Очень она была тогда сентиментальной и депрессивной девицей.

— Ладно, могу и с начала, только это долго получится.

— Ты давай рассказывай, — безжалостно ответила Елена, и она стала рассказывать — с того самого мерзкого октябрьского вечера несколько лет назад, когда обычная студенческая пьянка закончилась для неё неожиданно, и до последней попытки покинуть город-на-двух-континентах. Елена не перебивала, не задавала вопросов, не комментировала. Слушала.

— Ну… вот. — к концу рассказа у Светки горло пересохло. — Если бы тебя не встретила, пошла бы опять в ту заброшку ночевать. А потом попыталась бы зайцем на электричке куда-нибудь выехать и ещё раз попробовать.

Елена помолчала, чуть наклонив голову.

— Так ты думаешь, дело в месте? — спросила она, теребя свой защитный брелочек на запястье.

— Ну а какие ещё варианты? Меня каждый раз как будто на резинке… отдёргивает. Примерно туда же, ну — максимум, в соседний квартал…

— И в самом деле, — Елена оставила подвеску в покое и вдруг откинулась на кровати, оперлась на локти и уставилась в потолок.

— Я вот чего понять не могу, — сказала она, — Зачем ты из дому ушла?

Светка почувствовала, как привычно поднимаются плечи, сжимаются пальцы. Вдох-выдох, сглотнуть, поднять голову:

— Не можешь — и не понимай.

Елена оттолкнулась от кровати, села. Посмотрела пристально:

— Тебя что, били родители?

«Били? Меня?»

— Н-нет… Почему сразу «били»? Можно подумать, других проблем не бывает!

— Ну, всякое бывает, конечно, — Елена снова улеглась, на этот раз закинув руки за голову, — Но они же тебя не гнали из дому? Учёбу твою оплачивали, кормили, одевали? Ну и жила бы дальше. С парнем можно так встречаться, ты ж ещё дитя малое, замуж рано, вместе жить тоже.

— Ты взрослая зато, — не удержалась Светка.

— Мне двадцать три, — ответила она, — Но я вообще-то тоже пока в серьёзные отношения не планирую.

— Я тоже не планировала, — буркнула Светка. Попробуй, объясни такой Елене, что такое наша семейка. «Они ж тебя не гнали». Ну да, ну да. Зато рады были до жопы, когда она свалила. Освободила жилплощадь, так сказать. Светка опять вспомнила Горгону, её родителей, её комнату. Очень захотелось свернуться калачиком и поплакать, но такой роскоши она себе позволить не могла. Разговор был ещё не закончен. Она попыталась:

— Дома было очень тяжело. На меня всё время орали. Они… отчим хотел своего ребёнка, давно уже, но у них не получалось, а срывались на меня. Оба причём. А она… мать всегда была против меня. В любой ситуации. Когда я от них свалила, стало легче.

— Ну ладно, — отозвалась Елена, — Допустим, мальчик у тебя был неплохой, судя по всему. Взял к себе.

— Ну да, — Светка хмыкнула, пытаясь изобразить цинизм и хладнокровие, — Мать говорила — «перспективный».

— Но? — спросила Елена.

— Да чего «но», — она не выдержала, подобрала ступни на сиденье стула, обхватила колени руками, — Хороший мальчик. Умный, перспективный и всё такое. Только я не такая хорошая. Если бы не это… — Светка невольно выделила «это» интонацией.