Соната лунной принцессы - Лоуренс Алистер

руках и указал на одного из своих подчиненных.

— Есть! — Рапортовали мы в один голос, вытянувшись по струнке.

— За мной! — Скомандовал сержант — высокий статный мужчина, кареглазый брюнет с широкими скулами, лет сорока пяти, с жесткой воинской выправкой. — Коротко расскажу о правилах. Полиции и всем гражданским сотрудникам «Цитадели» разрешено посещение третьего и седьмого лифта и двух этажей — минус третьего и минус четвертого. Это тренировочные залы, конференц-зал, комнаты отдыха, библиотека, уборная и столовая. Допуск на остальные этажи закрыт и возможен строго с согласия и личного присутствия куратора, то есть меня! За попытку несанкционированного проникновения — трибунал, а уж я-то постараюсь, чтобы приговор был самый тяжелый. Не терплю любопытных. Понятно? — Фармер говорил жестко, по-военному.

— Так точно, сэр! — Не хочется даже думать, что подразумевалось под понятием «самый тяжелый».

Стоило понимать, что под приговором понималась или смертная казнь, или, по всей видимости — превращение в ану. Уж не знаю, что из этого хуже. И узнавать как-то не хотелось. Да и откуда нам знать о превращении, ведь мы — только наивные глупцы, которые свято верят в нерушимость закона, в мораль и честь государства (пусть думает так).

— Вот ваш рабочий кабинет. — Капитан указал на дверь с табличкой «14». — Запомните эту цифру.

Стив отворил железную дверь именной картой-чипом, и та, слегка скрипнув, подалась вперед. Мы вошли внутрь в неосвещенное пространство.

Дверь закрылась с гулким характерным стуком, и темнота сомкнулась вокруг нас. Образовавшуюся зловещую тишину нарушил незнакомый гортанный голос из темноты.

— Господин Рэт Джонс! Вы обвиняетесь в государственной измене, шпионаже и связи с незаконными террористическими формированиями и укрывательством особо опасных преступников! — Включился свет. По углам стояли вооруженные до зубов офицеры «Цитадели». — Капрал особого отряда полиции «Цитадели» Стивен Льюис, отойдите!

— Капрал… Стив? — Не поверив, я повернулся к давнему другу, но тот, ничего не ответил, только проследовал в сторону вооруженной охраны. Не может быть? Стивен предал меня? — Стив? Что происходит? Это шутка?

Неизвестные люди в черных масках окружили меня и усадили в кресло. Теперь стало совсем не до смеха. Да что, черт возьми, тут творится? Это розыгрыш? Проверка на выносливость? Немного неудачная проверка, да и вовсе не весело оказаться прикованным наручниками к креслу для допросов. Да и не похоже на шутку вовсе. Неужели Стивен действительно предал меня? Нет, не может быть. Ведь я знаю его с самого детства. Да, Стив легкомысленный, порой даже взбалмошный, но не злой и тем более, не предатель. Абсурд какой-то.

В это время в зале (как я понял — зале для допросов) остались только двое — Стивен и неизвестный в маске и камуфляжной одежде.

— Не ожидал? — Стив заговорил первым. — Болван.

— Но почему? — Недоумевал я, все еще не до конца осознавая происходящее, отказываясь верить собственным ушам.

Казалось, что вот-вот из-за угла «выпрыгнет» человек со скрытой камерой и громко прокричит: «Шутка!». Но время шло, а человек все так и не появлялся. И с каждой секундой, надежда на его появление все стремительнее испарялась. Стив предал меня, это правда.

— Потому что глупо верить всему, что видишь. Ты слишком доверчив. Сперва приютил беглянку-преступницу, которая к тому же и не человек вовсе, а всего лишь неудачный результат опытов по переселению душ, затем бездействовал при поимке пожирателя, выдававшего себя за погибшего при исполнении боевого задания офицера «Цитадели» Криса Вальтера. Ты променял свободу, богатство и карьеру на неведомую зверушку, на свою личную игрушку Лизи. Захотел поиграть в благородного рыцаря? Освободил принцессу? Что ж, твое право. Даже скажу спасибо, твоими стараниями я осуществил свою мечту — служить на благо города в «Цитадели» и жить в свое удовольствие. А ты, дорогой Рэт, влюбился в клона! Неудачный опыт, пустышка, кукла…

— Ты жестоко ошибаешься, Стив. — Осознав, наконец, что это не шутка и все по правде, выпалил я. — Она больше человек, чем ты.

— Где ты спрятал файлы, полученные от Криса? — Стив перешел в атаку.

— У меня нет никаких файлов.

Друг (прошу простить — бывший друг) оглядел меня с ног до головы, видимо, прикидывал, где искать чип, наивно полагая, будто я принес его с собой.

— Лгать не в твоих интересах. Скажи правду, и я позабочусь, чтобы твоя смерть была максимально безболезненной, насколько, безусловно, возможно. Как бы ты предпочел закончить свои дни? Выстрел в голову? Нож в сердце, будто благородный граф? Или, харакири, подобно бесстрашному японскому самураю? Откажись — и придется страдать. Но тебе не спастись. А вот скрасить последние минуты жизни — вполне возможно.

Я старался не слушать. В заговаривании зубов Стив, может и мастер, но его речи действуют только на легкомысленных и доверчивых представительниц прекрасного пола в кабаке или ресторане. Тем более, какая мне разница — убьют и убьют. А как — это уже дело техники. Хотелось, конечно, побыстрее, но не принципиально как-то, исход все равно один.

— С чего бы мне помогать тебе? — Последовало вместо покорного ответа, как того ожидал «друг».

— Не мне, подозреваемый Джонс. — Стив коварно улыбнулся. — Ей.

Он включил экран-проектор, по ту сторону которого, в другом зале, сидела Лиз, связанная и до полусмерти напуганная. — Неужели хочешь погубить и ее своим никому не нужным упрямством?

Разум вскипел и кулаки непроизвольно сжались. Самообладание оставляло меня.

— Ах ты сволочь! — Прохрипел я. — Мразь! — Если бы я мог вырваться из оков, то перегрыз бы ему глотку зубами, не задумываясь ни на мгновение. — Почему? Неужели ради денег ты предал нас всех?

— Предал? Ради денег? Нет, ошибаешься. Я — законопослушный гражданин Далласа, с чего бы мне становиться сообщником преступника? — Хладнокровно ответил Стив.

Мгновением позже я ощутил мощный удар по голове и лишился чувств.

***

— Ну, Джонс? Пришел в себя, животное? — Едва очнувшись, я ощутил руку на своей голове, которая сильно вцепилась в волосы.

Я все еще оставался накрепко пристегнут по рукам и ногам к креслу и едва ли мог ответить грубостью на грубость.

— Повторим? Или скажешь все как есть? — Произнес другой, более громкий голос. — Учти, ты теперь никто, ублюдок, и с тобой будут обращаться, как с отбросом. А я люблю пытки, поверь. Кусок дерьма!

Мучитель ударил меня дубинкой в солнечное сплетение, от чего перехватило дыхание, и я согнулся от боли, хватая ртом воздух и пытаясь вдохнуть.

Боль была невыносимой, дышать сделалось совершенно невозможно — только жадно хватать губами воздух.

— Нравится? Это только начало. — Злорадству офицера не было предела. — Может, тебе вынуть легкие наружу? Нет, слишком быстро. Преступник должен страдать. Долго страдать.

— Да