Исчезающая земля - Джулия Филлипс

до потолка. Сейчас его слова не вызвали даже улыбки.

– Не надо. Уже поздно. Миле скоро спать.

– Я бы хотел с ней познакомиться.

Надя покачала головой.

Он продолжал:

– Я подумал… Мы с тобой такие молодые тогда были. – Надя молчала. С фотографии, снятой на выпускном, ей улыбалась она же. – Может, Мила моя дочь.

– Не твоя, – ответила Надя.

– Точно?

– Да.

– Почему ты так в этом уверена?

– Потому что не ты ее отец. Когда мы с тобой переспали, у меня уже была задержка три недели. – Отец Милы – взрослый женатый мужчина. Ему нравилось заниматься с Надей сексом в машине на берегу моря, но, как только она рассказала ему про задержку, он перестал отвечать на ее звонки. Тогда она сблизилась со Славой в надежде на то, что он все исправит.

Он помолчал и наконец сказал:

– Что ж. Это ничего не меняет. Я тоже был с тобой. И мог бы быть все эти годы.

– Ну не был же.

– Слушай, я был совсем пацаном, вел себя как придурок, но я повзрослел! Я хочу семью. Прошу, не наказывай малышку за мою прошлую ошибку.

Он наверняка репетировал эту реплику. Надя ответила:

– Сейчас не время, ясно? Забей. – Надя знала, что он не все сказал, но повесила трубку.

Захотелось смеяться. Или реветь. Она ощущала то же самое, когда увидела две полоски на тесте: это что, шутка? Не может быть! К горлу подступил ком. Слава позвонил опять, она отключила жужжащий телефон. Его голос и слова («Мы такие молодые были») не смолкали у нее в голове.

Жаль, что некуда выпустить пар. Перезвонить Чеге? Нет. Рассказать Миле? Тоже нет. Подружек у Нади не осталось. Некоторые девочки обсуждали такое со своими матерями, но не Надя. Пришлось бы пересказывать телефонный разговор, крича маме в ухо.

Пять лет назад, узнав, что беременна, Надя рассмеялась. Громко и горько. Сложно сказать, что тогда доходило до ее матери (интрижка с Иваном Борисовичем, роман со Славой, слезы дочери поздно ночью, растущий живот), а что поглощали посторонние шумы. Они с дочерью даже ни разу не поговорили по душам о том, что скоро родится малыш. Во втором триместре родители стали бросать редкие комментарии: как это ужасно – воспитывать детей при капитализме, вот при коммунизме у семей было намного больше поддержки; не поднимай руки вверх – вредно для ребенка.

Все понимали: Надя сделала что-то плохое, но ее поступок никто не обсуждал. Мать избегала смотреть на ее огромный живот, даже когда дочь уже привезли в роддом. В Надины родительские способности она тоже, конечно, не верила. Вместо того чтобы научить чему-то полезному, мать только все время ворчала: медсестры плохие, соседи отвратительные, еда неправильная, дочь тщеславная и ленивая.

Все осталось по-прежнему. Надя вернулась в гостиную, мать нахмурилась:

– Где ты ходишь? Я тебе уже постелила. – Она сгорбилась и расправила угол простыни на диванной подушке. Надя взяла Милу на руки и почувствовала, как горячие ножки обхватили ее за талию.

– Мама, я справлюсь! – С Милой на руках она стала теснить мать, та отступила. – Можно было и подождать десять минут, – буркнула под нос, зная, что говорит сама с собой.

Мать еще немного побыла в комнате. Надя целовала Милу в шею, щекотала ее, чтобы дочь рассмеялась. Ее родная девочка! Пусть говорят что хотят, пусть шепчутся на здоровье. Это ее дочь: длинные ноги, округлый животик, ноготки, непослушные пряди волос на лбу. Щечки такие круглые, что не видно уголков губ, когда она улыбается. Подумать только, на что Надя пошла ради Милы и на что еще готова пойти.

Утром Надя позвонила в головной офис Сбербанка. Закрыто. Однако голос с московским выговором на автоответчике придавал уверенности. Тогда Надя позвонила в дальневосточное отделение, где попросила электронный адрес московского офиса: решила написать письмо.

Потом родители пригласили их с Милой на спектакль кукольного театра во Дворец культуры. Было решено ехать. В зрительном зале все четверо сели на деревянную скамью. Огни погасли. Поднялся занавес, и на сцене появились кукольные головы из папье-маше, потрепанные костюмы, руки, поднимающие в воздух лягушек, лис и петухов.

После спектакля Надя решила сводить дочь в кино; родителям она объяснила, что в Эссо нет кинотеатра.

Мать нахмурилась:

– Кино можно и дома посмотреть.

– Не ждите нас, мы вернемся пешком, – попросила Надя.

Кинозал располагался этажом выше. Когда они с Милой поднялись, свет в фойе не горел. Мила начала хныкать.

– Кино по утрам не работает, – объяснила Надя. – Прости меня, я и забыла.

Мама с дочкой побрели назад. Внизу в киоске продавались пирожки с ягодами. Надя протянула продавщице банкноту и взяла два пирожка.

С липкими от ягодного джема руками Надя и Мила ходили по коридору и разглядывали росписи на стенах. Завибрировал телефон, высветился номер Славы, Надя отправила звонок в голосовую почту и взяла Милу за руку.

На стенах кружились нарисованные мужчины в волчьих шкурах. В детстве Надя часто бывала здесь с родителями.

– Милуша, пойдешь завтра на рыбалку с дедушкой? Когда я была такой, как ты, мы с ним частенько ходили рыбачить.

Мила сжала мамину руку:

– А как это – рыбачить?

Густой гнилостный запах отлива, бескрайняя гладь моря, и отец нанизывает приманку на крючок, по рукам струится кровь.

– Это чудесно, – ответила Надя.

– Я поймаю дельфина, но мы не станем его есть. – Мила покачала головой. – Он будет жить с нами.

– Отличный план! – Надя сжала ее ручку. – Совсем скоро у нас будет собственный дом.

– У нас с папой?

– У нас с дельфином. Купим домик у моря, и он сможет навещать своих друзей, когда захочет. А еще у нас будет красивая ванная комната. Поставим там большую ванну для нашего дельфина.

В гардеробе Надя застегнула Миле пуховик и подпоясала свое пальто. Они с дочкой вышли на мороз. Ветер бросал в лицо колючие, как наждачная бумага, снежинки.

На обочине ждала знакомая белая машина. Надя осторожно приблизилась. Отец дремал на пассажирском сиденье. Надя подошла ближе. Мать кивнула ей и помахала.

Усадив Милу в машину, Надя села и сказала:

– Я же сказала, что мы вернемся пешком!

В машине пахло соленой рыбой. Отец моргнул и проснулся.

– Холодно. Мила может заболеть, – ответила мать. – Тебе ли не знать?

– Не заболеет. Она тепло одета.

Отец протянул руку, пощупал фиолетовый рукав внучкиного пуховика и сказал:

– Эти новомодные куртки… Все сделаны в Китае. Кошмар!

У Нади в носу защекотало.

– Пап, да хорошая куртка, качественная. – Но он только потряс головой. Надя тоже потрогала рукав. Гладкая синтетическая ткань. Она провела пальцами вниз и взяла в руку влажную дочкину ладошку. Уперла затылок в подголовник и широко раскрыла глаза, чтобы не расплакаться.

Еще, больше, нужно больше… Мать Чеги обвиняла ее в том, что ей всего мало. Будто не их поколению досталось все самое лучшее: пенсии, крепкие браки, дружба, история, ценности, которые уж точно не разделяют их дети, и высокие моральные устои.

– Какой фильм вы смотрели? – спросила мать.

– «Космические киллеры-коммунисты», – ответила Надя. Все равно ее не слушают.

В тот вечер