Исчезающая земля - Джулия Филлипс

она не ответила на звонок ни Славе, ни Чеге. Перед сном почитала Миле сказку про медвежонка, наблюдая, как дочь засыпает, а потом обняла ее и стала ждать, когда придет сон. Завтра они пойдут в библиотеку. Там им будет чем заняться, пока Надя не придумает, что делать дальше. Им будет весело – ведь они есть друг у друга, их только двое, она и ее дочка Мила.

Надя проснулась, сердце колотилось в груди. Кто-то изо всех сил стучал в дверь. Полосы света и темноты наполняли комнату, она казалась серебристой. Мила спала, перевернувшись на живот, между диванной подушкой и спинкой. Снаружи доносился мужской голос. Надин отец пошел открывать.

Выйдя из гостиной, Надя увидела удивленных родителей и Славу. Папа с мамой в ночном белье. Слава в подпитии, судя по запаху. Горит верхний свет. У Славы красное лицо. Цвет его кожи, невнятные слова – все это заставило Надю вспомнить школьные годы.

Она закрыла за собой дверь комнаты и прошипела:

– Ты зачем пришел? Иди домой!

– Надя, это же… – промолвил отец.

– Извини, папа.

– Я хочу спросить, – заявил Слава.

Надя всплеснула руками. Наверняка сейчас около двух часов ночи.

– Сообщение отправить не судьба?

Сонная мать в старенькой ночнушке протиснулась вперед, чтобы рассмотреть незваного гостя.

– Слава Бычков, ты, что ли? Чего это он к нам заявился на ночь глядя?

– Извините, не хотел вас будить, – ответил Слава, стараясь четко артикулировать. – Надо поговорить…

– Я знаю твоего брата, – сказала Надина мать.

Слава моргнул. Надя махнула рукой.

– Всё! Пошел вон!

– Надюша, ты не слушаешь меня, выслушай, – продолжал он. – Я только хотел… Вот что. Переезжай ко мне. Моя жена… Теперь я один живу, это мой дом. Вы с дочкой можете оставаться у меня, сколько потребуется. Ты совсем не изменилась. – И добавил громче, чем следовало бы: – Переезжай ко мне! И дочку нашу забирай!

– Кого? Милу? – спросила мать Нади. Девушка отвернулась.

– Мила… – Она одернула себя и замолчала, а потом сказала: – Пошел вон! Проваливай! – Надя ринулась на Славу. От него несло апельсинами и водкой. Вот бы он сам задохнулся своей вонью! Она стояла к нему вплотную, из коридора шел холод. – Мила не твоя дочь.

Слава не уходил.

Надю уже было не остановить. Пусть все оглохнут.

– Я же сказала: я уже была беременна, когда мы начали встречаться! Забыл? Или напился до отупения? – Вчерашняя улыбка сошла с его губ. – У нас с тобой был просто перепихон. И не самый удачный. Будь я на твоем месте, я бы постыдилась вот так заявляться сюда!

Слава ухмыльнулся. Как Наде когда-то хотелось сделать ему больно, заставить его ревновать и жалеть, что упустил ее! Теперь его вид совершенно не трогал ее.

– Будь я на твоем месте, – ответил Слава, – я бы постыдился вообще возвращаться сюда.

Отец навалился на дверь и закрыл ее. На полу грязные следы. В воздухе запах спиртного. Слава ушел.

– Извини, пожалуйста, – повторила Надя. Отец не взглянул на нее. На нем пижамная кофта и темные штаны. Губы приоткрыты. Гримаса презрения.

Надя молча дрожала. Посмотрели бы на нее хоть раз! Она уже не непослушная дочь; работает в банке, каждый день водит ребенка в детский сад, они живут в живописном селе. Она не девушка на одну ночь! Ни для Славы, ни для кого бы то ни было еще. Она постаралась выбиться в люди, преодолев стыд, пережив скандал.

– Иди спать, – велел отец. Мать вернулась в спальню, опираясь рукой о стену.

Зря Надя приехала. Очень зря. В Палане обнажалась гнилая сторона ее характера, самая уязвимая; другие это видели и пользовались ею. Пять лет назад Чега тоже заметил это. И все же она потратила все свои деньги на билет домой.

Ничего не остается, кроме как вернуться в комнату. Надя настолько себе опротивела, что у нее даже зубы разболелись. Она проверила, закрыла ли за собой дверь. Полоска света упала на Милу. Приход Славы и крики наверняка разбудили дочь, но глаза ее были закрыты. Ясно одно: она не хочет, чтобы ее беспокоили.

Надя положила руку ей на спину; грудь малышки вздымалась в приглушенном лунном свете.

– Прости меня, – прошептала Надя. Болела голова. Надя свернулась рядом с дочкой и взяла телефон, чтобы позвонить в Москву.

– Я хочу домой, – сказала Мила.

– И я хочу домой, котенок, – ответила Надя. – Я пытаюсь найти нам дом.

– Нет, я хочу домой к папе.

«Никакой он тебе не папа!» – чуть было не сказала Надя, но перед ней было прекрасное, упрямое личико дочери.

На этом же диване Надя спала в детстве. Мать заходила в комнату, чтобы сложить постиранное белье в шкаф, и стояла, долго стояла с простынями в руках. Она будто всегда хотела что-то сказать, но не говорила ни слова. Надя притворялась, что спит, потому что целыми днями мать только и делала, что причитала, ничего другого дочь от нее не ждала. Наверняка тогда у Нади было такое же выражение лица, как теперь у Милы. Пухлые детские щечки, сдвинутые бровки, упрямый подбородок. Чистой воды непослушание.

Забеременев, Надя дала себе слово стать лучше, но так и не стала и не знала, с чего начать. Теперь она притащила Милу в этот дом и этот поселок, заставила участвовать в старых скандалах. Ясное дело, надо уезжать, но куда? Она не знает. За границу? Куда именно? Чем платить за переезд? Еще один оклад или два делу не помогут, нужны другие средства. За пределами Камчатки помочь ей было некому. Она так и осталась глупым одиноким ребенком, отчаянным подростком, спящим в своей комнате, полной иллюзий.

Куда бы Надя ни уехала, она останется прежней. Но Мила вырастет и сможет стать кем угодно. У нее перед глазами может быть пример счастливых родителей, она поступит в университет, станет ученой, выйдет замуж, купит дом – может, даже в Лондоне. Или в настоящей Швейцарии. Может, она вырастет на Камчатке, а потом уедет. Но где бы она ни была, она будет знать, что есть человек, который любит ее больше всех на свете. Ее мама.

Мила так крепко зажмурилась, что ресницы словно стали короче. Надя листала список контактов в телефоне. Когда она заговорила, ее голос звучал тоньше и слабее:

– Значит, вернемся домой.

Обратно в Эссо. Потому что у Нади в жизни только одна радость – ее дочь. Женщина, в которую она однажды превратится. Пусть внутри у Нади все зачерствело, есть человек, для которого она всегда будет мягкой, – Мила. Из-за давления воды стенки батареи истончились, и поток хлынул на пол. Обломок темного камешка откололся, и его вынесло из трубы на волю.

Апрель

Строители уже работают. Зоя наблюдает за ними с кухонного балкона, куда вышла покурить. Стройплощадка через дорогу, рабочие то появляются, то исчезают в темных квадратах незастекленных окон. Зоя живет четырьмя этажами выше, с высоты рабочие кажутся не больше пальцев ее руки, и все равно она их хорошо видит. Грязные ботинки, блестящие черные волосы, воротники рабочей одежды; странная