Кладбище мертвых апельсинов - Йозеф Винклер

«Берегись, живой ты отсюда не уйдешь! – кричала Леонтина Фэншоу жужжащей в квартире мухе и хлопала, пытаясь ее поймать ладонями. – Из Америки я привезла две мухобойки». Я стиснул зубы и сжал кулаки под столом, когда она ножницами стала поправлять фитиль горящей свечи.

Во время совместной трапезы под звуки пластинки с записью Римского-Корсакова, Шуберта или Шостаковича она распространялась о своем американском браке. Когда пластинка замолкала, а предложение обрывалось на полуслове, она тут же вставала, шла к проигрывателю и снова ставила пластинку, надеясь, что музыка заставит задержаться меня за столом и я дольше буду слушать рассказы о ее американско-австрийском браке. Но я вставал и сбегал либо в свой кабинет, либо в городские дебри. Не удержав меня с помощью музыки, Леонтина Фэншоу попробовала это сделать с помощью кофе. «Мы поели, – говорила она и решительно добавляла: – Ты хочешь еще кофе!» И она рассказывала мне, пока мы пили кофе, снова во всех подробностях о распаде своего брака и о распаде брака другой женщины.

В своем бюро Леонтина Фэншоу шепотом, словно это была служебная тайна, поведала мне, что жена министра пустила себе пулю в лоб и теперь лежит в коме. Переводя дыхание, она придвинулась поближе ко мне и зашептала: «Я полагаю, здесь замешана еще одна женщина, секретарша министра иностранных дел!» Я отказался идти с ней на праздник в американское посольство в Риме, куда ее пригласили и куда она хотела взять меня с собой в качестве сопровождающего лица. Она сделала стрижку и укладку у своего парикмахера на площади Испании и, надев свое красное платье, одна отправилась к американскому посольству.

Однажды, когда я в сумерках отдыхал в постели, с работы пришла миссис Фэншоу и зашла ко мне в спальню. «Тебе плохо? Я устала, я хочу немного поспать! Выключить свет?» «Нет, это напоминает мне ночь, оставь свет!» Я уставился в белый потолок и размышлял о том, как я мог бы свести счеты с жизнью. Была возможность покончить с собой театрально, забравшись на плечо каменного ангела на Мосту Ангелов, и прыгнуть с него в Тибр. Как я могу тебе помочь? Никак! Я наслаждаюсь этим состоянием полной опустошенности, отчаяния и безмолвия, раздавленности и жажды самоубийства. Это состояние никто у меня не отнимет. Оно уходит и снова возвращается. Когда я некоторое время спустя снова заговорил о том, как насильственно лишить себя жизни, возможно, на римской скотобойне, дав возможность машине содрать с меня кожу, Леонтина Фэншоу сказала: «Я больше не желаю этого слышать! Выброси из головы это самоубийство!»

Однажды, долго просидев за печатной машинкой, мне захотелось принять ванну. Я поинтересовался, как долго она будет принимать ванну перед сном. «Пять минут! Пустить тебе воду?» Когда четверть часа спустя я зашел в ванную комнату, ванна была наполовину заполнена светящейся зеленой водой с хвойным экстрактом. Судорожными движениями Леонтина Фэншоу показала мне, какое взять полотенце и какой щеткой вымыть ванну. Указывая на пол, она сказала: «Вылезая из ванны, можешь встать на этот коврик!»

Лежа в постели, я вздрогнул, поднял голову и увидел, как она щекочет длинным, накрашенным красным лаком ногтем указательного пальца мою левую ступню, будя меня к завтраку. Уже десятый час! Я хотел немедленно вскочить и заорать, что я ей не супруг и не желаю просыпаться подобным образом. Пока я глядел на нее, она произнесла: «Вставай, завтрак готов!» Войдя полчаса спустя в гостиную, я сначала покосился влево, на проигрыватель, чтобы посмотреть, какую музыкальную пьесу она поставила, и ничего не увидел; Леонтина Фэншоу, скрестив ноги, сидела на диване справа от меня. Она рассматривала меня, пока я читал надпись на пластинке, отошел на шаг назад и испугался. Она глядела на меня обиженно: «Я уже не могла больше ждать с завтраком!»

Однажды в полночь я поднял трубку телефона, стоящего в прихожей, звонила молодая женщина с ребенком, как и Леонтина Фэншоу, состоявшая в Риме на дипломатической службе и попавшая в сложную ситуацию. Леонтина Фэншоу сказала мне: «Я уже предупреждала тебя, что, когда я дома, я сама возьму трубку. Только представь, в полночь могут позвонить мои родственники! Что они могут подумать, узнав, что у меня в доме мужчина, в то время как я еще не развелась с мужем. Если ты поднимаешь трубку в мое отсутствие, мне все равно». Пока я снимал трубку телефона в прихожей, миссис Фэншоу подняла трубку второго аппарата в своей спальне. «Там еще чей-то голос, у тебя кто-то есть, возможно, мужчина?» – спросила у меня попавшая в сложную ситуацию молодая женщина и немедленно повесила трубку.

Подруга Леонтины Фэншоу утверждала, что я поправился на ее харчах. «А когда он растолстеет, мы его продадим!» – ответила ей Леонтина Фэншоу. Иногда я видел, как она в стальной каске едет на танке по улицам Рима. Берегись, не то она наедет на тебя, как американский танк на вьетнамский дот. Однажды она прочла мне индейское стихотворение, привезенное ею из Америки: «Великий Дух, дай мне силы критиковать моих ближних не раньше, чем я отойду на милю». Другой раз она подняла ладонь и воскликнула: «Смотри, у ладони две стороны, ты видишь одну, а я другую сторону!»

Как-то утром Леонтина Фэншоу постучала в дверь моей спальни. Я встал, быстро вынул беруши и открыл дверь. Вечером я забыл положить автобусный проездной билет в ее сумку в прихожей. Стоя в одних трусах, я протянул ей билет. Леонтина Фэншоу взяла билет и, словно балерина, сделала два шага назад, прежде чем повернуться и пойти по коридору к стеклянной двери гостиной. На стопку моего свежевыстиранного нательного белья она положила ароматный мешочек, набитый лавандой.

За обедом миссис Леонтина Фэншоу поставила на стол две бутылки тоника – одну перед моей тарелкой, другую перед своей. Я открыл свою бутылку и налил себе в стакан шипящей воды. Затем, в следующий раз, она снова поставила на стол две бутылки тоника, с той только разницей, что одну бутылку она открыла и налила из нее воду и в мой, и в свой стакан. Когда же мы выпили эту бутылку, она открыла вторую бутылку и проделала то же самое, повторяя ритуал.

В воскресенье, после пытки завтраком, сидя за чашкой кофе со взбитыми сливками, в которые она, не иначе, добавила какую-то американскую вкусовую добавку, и вновь слушая рассказы о ее супружестве, в то время как моя печатная машинка назойливо раскачивалась туда-сюда на висящей над нами люстре, она неожиданно, без какой-либо просьбы о том с моей стороны, предложила: «Налить тебе ванну?» Во время другого завтрака, слушая «Зимний путь» Франца Шуберта и одновременно думая о четырнадцатилетней невинной девочке, привезенной в Каринтию в телячьем вагоне, я не сдержал слез, и Леонтина Фэншоу стала утирать их бумажными столовыми салфетками. Не желаю, чтобы хоть одна тварь, не говоря уж о человеке, меня жалела. Мне не нужно ничье сочувствие, даже когда я время от времени прихожу на кладбище и, стиснув зубы, до крови разбиваю кулаки о надгробный камень.

«Принести подушку?» – спросила миссис Фэншоу, когда я растянулся на диване, довольно удобно пристроив голову на его жесткий подлокотник. К моему удивлению, она принесла мне подушку не из моей комнаты, но ту, что всегда предназначалась мужу. Я был возмущен, но не осмелился сказать, что с большей радостью прилег бы на свою собственную подушку. Для меня все-таки гораздо ближе, когда я лежу, уставившись в «ящик», на диване в гостиной, сходить за подушкой в мою спальню, чем – даже если я один в квартире – идти за ней в ее спальню и там взять подушку не с ее кровати, а с соседней, некогда кровати ее мужа, которую она, несмотря на то что уже несколько лет не живет с ним вместе, меняя в доме постельное белье, перестилает. «А когда я поеду в Вену, – сказала Леонтина Фэншоу, – я привезу тебе оттуда желтое постельное белье с бабочками, как тебе идея?»

Однажды она увязалась со мной на прогулку вдоль набережной Тибра, то отставая, так как я, идя, говорил, сильно размахивая руками, то снова цепляясь за мою руку. Мне хотелось поднять с асфальта влажный, пахнущий тленом каштановый лист и прилепить ей на лицо. Угрозой я ослабил ее хватку. «Я думал, не прыгнуть ли мне в Тибр!» – сказал я. «Тогда я проверю, смогу ли я на практике применить свои навыки спасения утопающих!» – ответила Леонтина Фэншоу. Идя дальше, я подумал о том, что если, не сообщив ей, на неделю уеду в Неаполь, оставив в ее квартире свои пожитки, кроме записной книжки с изображениями высохших обряженных мертвых тел епископов и кардиналов из Коридора Священников катакомб капуцинов в Палермо, то Леонтина Фэншоу страшно испугается. Она подумает, что я погиб, станет звонить в полицию, вместе со своими подругами – дипломатками из Германии, Голландии и Австрии – будет искать меня по всем придорожным римским канавам, устроит переполох во всех больницах, спрашивая о пострадавших иностранцах.