«Человек, первым открывший Бродского Западу». Беседы с Джорджем Клайном - Синтия Л. Хэвен

подверг его тот англичанин.

Вы имеете в виду Крейга Рэйна. Лев Лосев указывает, что трудности перевода связаны не только с дактилическими рифмами, но и с множеством неявных отсылок к таким писателям, как Олеша, Мандельштам, Пушкин, Соловьев, и даже к русско-азиатскому «Слову о полку Игореве» – и, кстати сказать, к Платону [152] . Десятая строфа начинается словами: «Слушай, дружина, враги и братие» – это прямая отсылка к «Слову о полку Игореве», к обращению Игоря к его воинам.

В «1972 годе» много фольклора и древнерусской истории: выпить океан из шлема Игоря[153].

«Ivan’s queen in her tower» [154].

Помню его начало на русском: «Птица уже не влетает в форточку». И, кстати, все эти рифмы – дактилические. На русском языке они срабатывают. А заставить их сработать в серьезных стихах на английском языке почти невозможно. Я где-то что-то написал об этом.

И это «1972 год». Одно из первых стихотворений после высылки из СССР…

Да, первое значительное стихотворение. Первое большое стихотворение.

Лев Лосев говорит, что первые девять строф были написаны в России и лишь последние семь – в первые два года после высылки. Оно – почти что акт неповиновения, согласны?

Неповиновения советской власти?

Да, и последние семь строф – удар наотмашь. Способ заявить: «Вы меня не сломили».

О, безусловно! Способ заявить: «Я все равно могу писать невероятные стихи». Не сомневаюсь, он много думал об этом.

И способ выразить преданность родному языку, любовь к нему. Та же десятая строфа в переводе Майерса и Бродского:

What I’ve done, I’ve done not for fame or memories

in this era of radio waves and cinemas,

but for the sake of my native tongue and letters [155].

То самое безрассудное письмо Брежневу – существует столько разных версий его текста:

Уважаемый Леонид Ильич! <…> Я принадлежу к русской культуре, я сознаю себя ее частью, слагаемым, и никакая перемена места на конечный результат повлиять не сможет. Язык – вещь более древняя и более неизбежная, чем государство. Я принадлежу русскому языку, а что касается государства, то, с моей точки зрения, мерой патриотизма писателя является то, как он пишет на языке народа, среди которого живет, а не клятвы с трибуны. <…> … [П]ереставая быть гражданином СССР, я не перестаю быть русским поэтом. Я верю, что я вернусь; поэты всегда возвращаются: во плоти или на бумаге[156].

Мне горько уезжать из России. Я здесь родился, вырос, жил, и всем, что имею за душой, я обязан ей [157].

Эту мысль доносят и подтверждают даже метрическая форма, выбранная им для этого стихотворения, и «разрушительные» рифмы, которые мы уже обсудили.

Возможно, я с ним об этом говорил – о его желании создать что-то воистину потрясающее. И он это создал. Никто никогда не использовал тройные дактилические разрушительные рифмы. Здесь почти все рифмы неточные, а многие – составные и неточные. И, кстати, я полагаю… Наверное, вам стоило бы уточнить это у носителей русского языка, но, по моим ощущениям, на русском все эти рифмы работают отлично. В них нет ничего, что бы мы сочли громоздким, неуклюжим или неуместным. А вот в переводе, боюсь, почти все громоздкое.

Как бы то ни было, вот последняя, тринадцатая строфа:

Данная песня – не вопль отчаянья.

Это – следствие одичания.

Это – точней – первый крик молчания.

В переводе то ли Алана, то ли Иосифа:

This song isn’t the desperate howl of deep distress.

It’s the species’ trip back to the wilderness.

It’s, more aptly, the first cry of speechlessness.

Я понимаю, что вы имеете в виду, говоря о тройных дактилических рифмах. Русский язык очень гибок в том, что касается суффиксов и приставок, а фиксированного порядка слов в нем не существует. Как пишет Леон Арон в статье в «Уолл-стрит джорнэл»:

Ни фиксированного порядка слов, ни форм вспомогательных глаголов типа «is» и «are», ни артиклей – в русском языке мало что сковывает лирического поэта, и Бродский упивался этим парадигматически флективным языком. Приставки и суффиксы передают тонкие оттенки эмоций и смысла. Мириады рифм рождаются почти спонтанно, когда существительные, глаголы, прилагательные и причастия – а среди них преобладают многосложные слова – склоняются или, соответственно, спрягаются (то есть меняют окончания) по шести падежам и трем родам. Английский, где порядок слов незыблем, слова относительно недлинные, а окончания слов меняются лишь в редких случаях, вряд ли образует с русским гармоничную языковую пару. «Чрезвычайно странно, – признавал Бродский, – применять аналитический метод к синтетическому явлению: например, писать по-английски о русском поэте [158] » [159].

Возможно, Бродский искренне не понимал, что английский язык не обладает такой гибкостью? Валентина Полухина как-то сказала мне, что его девизом была фраза «Нет ничего невозможного». Что ж, кое-что все-таки невозможно.

В серьезной русской поэзии дактилические рифмы используются: Некрасов, Ахматова, Пастернак – все использовали такие рифмы. Но, очевидно, в серьезной английской поэзии дактилические рифмы опасны тем, что очень легко сорваться на стилистику Огдена Нэша и «Тимбукту». В серьезном стихотворении комизм неуместен. Не думаю, что в русском оригинале «1972 года» есть что-либо комическое, но английский перевод очень часто балансирует на грани комизма, неуклюжести или громоздкости.

Но намек на добродушную иронию здесь сквозит, даже в переводе.

Я не знаю, что делать с этим стихотворением. Стихотворение замечательное, хорошо бы с ним кто-нибудь что-нибудь сделал. В этом случае, полагаю, попытки воспроизвести форму не имеют смысла. Возможно, стоило бы выполнить чисто прозаическое переложение с обильными комментариями.

В этом стихотворении, как вы отметили, есть семантическое соскальзывание, движение сверху вниз, от «возвышенного» смысла к «низкому». А значит, чтобы что-то «расшатать», изначально это «что-то» должно быть прочным. В английском языке рифмы уже «расшатаны» – особенно на слух русского человека.

Вы составили таблицу, проследив «соскальзывание» в нескольких строфах. Давайте вернемся к первой строфе:

Птица уже не влетает в форточку.

Девица, как зверь, защищает кофточку.

Поскользнувшись о вишневую косточку…

A bird no longer flies into my open window.

A maiden, with a