Солдат Берии. 1418 дней в рядах войск НКВД по охране тыла Красной Армии - Федор Петрович Васильев

непредатель стреляет. Если бы народ, армия, ополченцы не были в едином кулаке, а как лебедь, рак и щука, то ни хера бы, извини за выражение, не получилось. А когда совместились все, и каждый в одну цель — ПОБЕДУ — вот тогда порядок.

— К приказу № 227 (* «Ни шагу назад!») как относитесь?

Аха-а-а, отлично! Это правильный приказ! На месте расстреливать тех, которые не воюют и предают — это не вояки. Такой приказ и был: «Ни шагу назад!». Шаг назад — пуля. Будь здоров.

— У вас были такие случаи?

Да. Я лично не стрелял, но солдаты мои стреляли. Потому что я командую, а они же впереди. Иногда, когда надо поднять в атаку, то и офицеры вперёд идут. А потом, когда уже пошли, то офицер возвращается назад и смотрит, кто сзади.

— Кормили как на фронте?

Ну, как тебе сказать? Под Москвой, там уже было «да». А перед Москвой, один горелый чёрный сухарь и две-три ложки каши в котелке на сутки. Вот такая была кормёжка.

— А снабжение оружием, боеприпасами?

Оружие — винтовка трёхлинейная и пулемёт Дегтярёва. Всё. А, и гранаты. Гранаты такие, гранаты «лимоночка», патронтажик — вот это было у нас и всё. Потом уже пошло дело. А первое время очень тяжело было.

— C немецкими танками приходилось сталкиваться?

Нет.

— Одевали вас нормально? Не мёрзли?

Ну, я же говорю: сапоги у меня были и шинель длинная. А когда пришли в Сокольники, так командир, забыл фамилию, полтавчанин, здоровый такой: «А-ну, кавалеристы, (извини за выражение) по яйца обрежь шинели!» — и пришлось шинели вот так отрезать, и они уже коротенькими стали. И пошли дальше…

— Песни какие-нибудь пели на фронте? Или не до песен было?

«Вставай страна огромная!» — от первого парада и до конца. Всё, больше никаких.

— А к Сталину как относитесь сейчас?

Дай Бог, чтобы вы, ваши дети и внуки при таком Сталине жили, как жили мы. Сейчас на него плетут, что он то, сё, стрелял — это всё ерунда. Были случаи, я не отрицаю: и в тюрьму сажали, и так далее, тех, которые были против Советской власти. Я 95 лет прожил от и до: и хорошее, и плохое было, а что сделаешь? Иначе нельзя. Тридцать шесть лет прожили под его руководством — самые трудные годы. Ничего не было. Дошли до того, что в космос полетели! Сталин — дай Бог, чтобы нашёлся такой человек.

2013 год

* * *

«Временами сижу и вспоминаю со слезами на глазах, как в холодные дни 1941 г. при 42 градусах мороза, в шинельке и зелёной фуражке, пограничник Леонид Кривенко после парада на Красной площади, голодный, с одним чёрным горелым сухарём и парой ложек каши в котелке в день, мужественно, по зову Партии, речи Сталина и народа, защищал родную мать-Москву, цепляясь за каждый кусочек земли, орошая её своей кровью и жизнями своих товарищей-фронтовиков. А сейчас ты, Леонид Кривенко, забыт, заброшен и никому не нужен…»

(*Отрывок из записки, найденной в рукописях).

Интервью и лит. обработка: Д. Куринной

Опубликовано на сайте «Я помню» (https://iremember.ru/)

Иосиф Элев

Операция «Чечевица»

Я родился в Умани 7 декабря 1921 года. Мой отец был сапожником, в семье было четверо детей — я самый старший, сестра 1923 года и братья 1926 и 1939 годов рождения. До войны Умань была районным центром Киевской области с населением 40 тысяч человек, примерно половину из них составляли евреи.

В 1937-38 годах в Умани были многие репрессированы. Люди каждое утро выходили на угол улицы Карла Маркса и улицы Советской и спрашивали друг у друга: «Кого сегодня ночью взяли?» Но нашу семью репрессии не коснулись. Родители верили в советскую власть, отец был старый коммунист, и его даже назначили начальником ЖЭКа, несмотря на то, что он был безграмотный.

Я закончил еврейскую школу — сначала 7 классов, а в 1940 году и десятилетку, с отличным аттестатом. Но, несмотря на то, что по тогдашним правилам я имел право поступать в любое высшее учебное заведение страны без экзаменов, в июне 1940 года был призван в армию. Это произошло потому, что надвигалась война, и было принято правительственное постановление мобилизовать всех выпускников школ, годных к военной службе. Меня направили в город Ташкент, в отдельный мотострелковый полк внутренних войск НКВД, это была отборная часть.

— Как отбирали призывников в части НКВД? Почему Вы попали именно туда?

— Не знаю, почему меня призвали в войска НКВД — об этом знало только начальство. Наверное, учли мою биографию, происхождение. Никаких особых допросов при призыве мне не устраивали, а по физическим данным я подходил. Все-таки думаю, что учитывали в первую очередь социальное происхождение. Ведь мой отец был член партии, рабочий, и вообще наша семья была трудовая.

— Чему учили в полку НКВД?

— По-моему, это была самая обычная военная подготовка. Нас учили нести военную службу — была строевая подготовка, физкультура, стрельбы. Служил я замполитруком роты, а уже во время войны, когда звания политруков ликвидировали, то мне присвоили звание старшего сержанта и дали должность помкомвзвода. В этом звании я и прослужил до самой демобилизации.

Я имел хорошие связи со штабом полка. Дело в том, что один мой земляк, его звали Андрей Сакал, имел хороший почерк, и его взяли писарем в штаб полка. Когда началась война, то было воскресенье, и в полку почти никто еще не знал об этом. Я играл в шахматы у себя в палатке, а Андрей пришел ко мне и сказал: «Йося, ты знаешь, началась война, немцы напали!» Я сначала не поверил ему, говорю: «Это просто болтают!» Но в тот же день в три часа дня по ташкентскому времени Молотов по радио объявил о начале войны.

Когда началась война, я решил так: «Идет война, и бегать, как другие, проситься, чтобы меня послали туда, куда я хочу, я не буду». Да и как я мог знать во время войны, где будет хорошо, а где плохо? Погибали миллионы людей, и я подумал, что если суждено погибнуть, то погибну, а если суждено выжить, то останусь жив. В подтверждение этой мысли приведу Вам пример. Перед началом войны, в мае 1941 года, когда мы стояли в Ташкенте, начальство отбирало из полка двести человек, чтобы перевести их на службу в Киев — там формировался такой же полк. Наши украинцы как услышали про