Стихи и эссе - Уистан Оден

"Здесь ветрено и сыро. Припасу"[111]

Здесь ветрено и сыро. ПрипасуПоходный плащ с тесемками. В носу

Свербит. Дождь мелко сеет. Никого.Я стражник, но не знаю — отчего.

Туман ползет на крепость из низин.Моя девчонка в Тунгри. Сплю один.

Авл, местный хлыщ, должно быть, рядом с ней.Я не люблю его манер, ногтей, бровей.

А Пиццо — христьянин, и рыбный богЕму простил, когда бы тот не смог.

Я проиграл ее кольцо. Болит душа.Без милой скверно. Хуже — без гроша.

Уйду, схватив по черепу, в запасОстаток жизни пялить в небо глаз.

"Глядя на звезды, я знаю, что мне суждено"[112]

Глядя на звезды, я знаю, что мне сужденоМимо пройти по пути в преисполню. НоЗдесь, на земле, безразличие есть скорейКачество, что отличает людей, зверей.

Звездам, поди, неохота гореть вот так:Страстью дарить, получая взамен медяк.Если в любви невозможно сравняться, тоЯ останусь тем, кто любит сильней. Зато,

Глядя на звезды, я верил своим глазам:Все, на что звезды способны, — послать к чертям,Но, наблюдая за ними, я точно знал,Что не скажу ни одной: "Я весь день скучал".

Выключи звезды, сотри их с лица небес —Я очень скоро смогу обходиться без.В небо ночное уставясь, в его наготу,Я полюблю и его темноту, пустоту.

ИСКИЯ[113]

Время отметить, как много решает шпага,время фанфар и парадов, время тиранув город въезжать на коне, молча кутая плечив плащ под опавшими стягами,длинным штандартом.

Время сердечную смуту пропеть, того ли,кто, покидая казармы, тем самим рубитгордиев узел порочных привычек, связей;время быть первым из тех, кто умеет видеть

в каждом бездомном бродяге родную душу.Время пропеть славословие вешним водам,равно для нас дорогим, несмотря на то, чтостоим в конечном итоге мы в ценах жизни.

Каждому дорого место, где он родился:скажем, аллея в парке, холмы, утесы,отблески света на серебристых ивах,что повторяют рисунок речного тока.

Ныне, однако, я славлю другое место:вымокший в солнце зародыш, птенец, тебя яславлю, Иския, тебя — где попутный ветер счастье приносит. И здесь я с друзьями счастлив.

За горизонтом остались столицы. Ты жеславно умеешь зрачок навести на резкость,располагая людей в перспективе, вещи;тех и других одевая в шинели света.

Видишь, на пляже турист — его мысли беспечны,но без удачи, твердишь ты, не будет счастья.Чья это кисть положила прозрачный желтый,яркий зеленый и синий на эти волны?

Здесь рассекает обширные спелые водымол, задирая скалистые складки лагуны, —видишь, ее вожделение пеной прибояэто гранитное лоно смягчает? Вечно

длится соитие… Вечен покой, Иския,этих пейзажей, которые нас научатгоре забыть и покажут, как ставить ногув этих извилистых тропах. Научат видеть

в слишком открытом пространствемодальность целинашего взгляда. Допустим, восток — ты видишь,как неизбежно встает над сверкающим моремсквозь горизонт, словно пудингдомашний, Везувий?

Если посмотрим правее, на юг, увидимКапри — мягкие склоны, откосы, горы;там, за холмами, должно быть, как прежде,славенБог Наслаждений — завистливый бог,жестокий.

Тень ли, прохладное место, красоты вида —это лишь повод для нашего отдыха. Пчелам —повод кружить над цветущим каштаном.Людям —короткостриженым, черноволосым — поводиз арагонских сортов винограда янтарныйделать напиток… И вина, и цвет медовый —темный, кофейный — нас вновьвозвращает к верев самих себя. И мы верим — как ты, Иския,

веришь молитвам твоих алтарей. Не то, чтоты заставляешь забыть о невзгодах мира:глядя на эти заливы и бухты, странник,мимо идущий, и тот понимает — в мире

нет совершенства. Видать, все о том женочьюв стойле скотина мычит и грустит хозяин,молча вздыхая о свежей крахмальной пареновых сорочек из Бруклина. И панталонах.

Скрывшись в пространстве от слишкомприцельных взглядовтех, чей кредит, говорят,как всегда, оплачен кровью,я все же, моя Реститута, будудумать, что это неполная правда. Еслинет ничего, что свободно на свете, и кровьюплатит любой, мне останешься ты, Иския,эти блаженные дни, что стоят как верстыв жизни моей. Словно мраморна склонах гальки.

СЛОВА [114]

В произнесенной фразе мир явленийТак выглядит, как сказано о нём.Не речь, оратор — вот предмет сомнений:Слов лживых в словаре мы не найдём.

И синтаксис не терпит искажений:Чтим строй, что нам предписан языком;Слух усладить — не путаем склонений;Рассказ аркадский тоже нам знаком.

Но кто бы предавался пересудам,Когда б ступила явь на наш порог?Кто б слух склонял к рифмованным причудам,

Не представай судьба в мельканье строк —Как в пантомиме перед сельским людомНа перепутье Рыцарь, одинок?

СЛОВА [115]

В произнесённой фразе мир явленийТак выглядит, как сказано о нём.Оратор лжив, язык же — вне сомнений:Слов лгущих в словаре мы не найдём.

И синтаксис не терпит искажений:Начни одно — не скажешь о другом;Не спутать время, не забыть спряжений;В рассказ аркадский верится с трудом.

Но было б разве пустословье в моде,Будь явь отрадней вымысла для нас?Кто б стал рабом рифмованных мелодий,

Не выражай слова судьбу подчас —Как Рыцаря, кривляясь в хороводе,Изобразят крестьяне напоказ?

СЛОВА [116]

В произнесённой фразе мир явленийТак выглядит, как сказано о нём.Не речь, оратор — вот предмет сомнений:Слов лживых в словаре мы не найдём.

И синтаксис не терпит искажений:Одно сначала, дальше — о другом;Времён порядок строг — и строй спряжений:Вот и аркадский миф порос быльём.

Но кто бы предавался пересудам,Будь явь отрадней вымысла для нас?Кто б слух склонял к рифмованным причудам,

Не выражай слова судьбу подчас,Как в пантомиме перед сельским людомО перепутьях Рыцаря рассказ?

ДЯДЮШКА ГЕНРИ[117]

Как пгидет сезон [118]для охоты — двину к югуя с отгыжкою от кофеледи Старки.

Погазвлечься чтоб,то в Дамаске, то в Магоккокаждый год ищу я свежень —кие лица.

Там найду дгужка,он такая обаяшка,сложен, словно юный бог:как пгелестно!

Пью за ваших мам,Абдул, Нино, Манфгед, Коста,что пгиносят нам такихславных деток!

ОТРОЧЕСТВО [119]

Хорошо знакомый пейзаж, который сегодняМатеринский облик внезапно ему напомнит,Где вершины гор все выше растут и выше,Именами близких он так любовно испишет.

Мимо тихих вод через пажить пройдет неспешно,Он для глупых дев прекрасный лебедь, конечно,Наклоняет голову к той, что его пленила,С криком милого клюва в милое ухо: "Милая!".

Здесь играет летний оркестр под сенью древесной,"Будь отважен, как эти корни", — несется песня.Он хорошие вести миру несет, смеется,что всерьез поспорить готов с любым незнакомцем.

А потом пророк, сделав все, что ему по силам,Получает посланье тех, кого так хранил он:"Трус", — ревет ему вслед оркестр, прославлявший раньше,Где-то рядом "Обманщик" выкрикнет великанша.

О, ЧТО ТАМ ЗА ЗВУК…[120]