Стихи и эссе - Уистан Оден

НЕИЗВЕСТНЫЙ ГРАЖДАНИН [250]

Этот памятниквоздвигнут государством

Статистическая служба признала его лицом,против которого не было выдвинуто ни одного обвинения,И докладные записки сходились на том,Что он был святым в современной трактовке былого явления,Потому что служение обществу он ставил превыше всего.Кроме года войны, пока не ушел на покой,Он работал на фабрике, оставаясь надежной рукойУ начальства компании "Чепуховый Автомобил".Вместе с тем он себя не считал ни штрейкбрехером, ни стукачом,А, напротив, членские взносы платил, умиляя профком(Профсоюз его в наших отчетах был признан надежным).Отдел кадров о нем говорил, что в общеньи не сложен,Что компании рад и с друзъями выпить любил.Печатные органы были убеждены, что газету он покупал аккуратно,И его восприятие ежедневной рекламы было абсолютно адекватно.В полисах на его имя значится, что он был надежно застрахован,В медицинской карте — что однажды в больнице лежал, но конечно же вышел здоровым.Институты исследования производства и благосостояния заявили,Что он всесторонне одобрил способы приобретенья в рассрочкуИ имел все, что делает жизнь современного человека прочной,Как-то: фотокамера, радио и небольшой холодилъник.Наши исследователи общественного мнения сошлись на том,Что его мнение всегда соответствовало:Если мирное время, он был за мир; если война — он шел.Он был женат, и пятеро детей были внесены в фонд населения,На что наш евгенист заметил, что это верное количество для родителей его поколения.А наши учителя обратили внимание, что он никогда не обсуждал их манеру преподавания.Был он свободен? Счастлив? Подобный вопрос уместен едва ли:Если что-то было б не так, мы определенно об этом узнали.

ОТРОЧЕСТВО[251]

Перед ним пейзаж, напоминавший когда-томатеринский профиль.Нынче все не то: подросли горы,стало больше кровель.И, склоняясь над картой,он тщательно отмечаетИмена тех мест, что, как прежде,он помнит, знает.

Заплутав в лугах, он выходитна плоский песчаный берег,Глупый лебедь плывет по воде,зацветает вереск.

Выгнув шею, лебедь молится,жалуется кому-то."Дорогой" — твердит дорогим клювом.Смутно

Он запомнил — в тот вечер здесь игралдуховой оркестр."Будь мужчиной" — сказали ему,но его реестрНовостей пополнялся скорее тем,что мир, похоже,Стал безумным. О чем, улыбаясь,говорил прохожим.

Но плохой из него пророк,он желает домой и вскореПолучает билет в те края, за которыеон хлебнул горя,Но толпа на вокзале, надрываясь,кричит ему: "Трус, бездельник!"И какая-то баба, глядя в упор, говорит:"Изменник".

НА ПОЛПУТИ[252]

Распрощавшись с друзьями, что былодостаточно простоСделать — просто убратьбольшую их половину, —Удирая от погони на подводной лодке,С приклеенной бородой и усами,в надежде на то, чтоПорт еще не закрыт, ты приехал,когда метель стихла.Как мы отметим нашу с тобой встречу?

Главное — это вспомнить:О твоих ежегодных слетах для рабочихстекольных фабрик,

Об эпохе твоего увлечения фотографией,о той эпохе,Когда ты сидел на игле.Вспомнить зиму в Праге —Вспомнить с трудом, ибо тамты разбил свой компасИ забыл: если не мы, то грядущеенам помянет.

А теперь посмотри на карту:Красным отмечены автострады,желтым — шоссе попроще.Сабли крест-накрест означают месталегендарных сражений,А средневековые карлики — видишь? —дворцы и замки,Любопытные с точки зренья историка.Человек проводитДо заставы тебя. Оттуда держи на север,к Бисквайру.Там спросишь дорогу на Кэлпи.ОстерегайсяГосподина по имени Рэн.Как увидишь — прячься.Да не забудь напоследоксебя показать врачамИ канай поскорее отсюдако всем чертям.Вопросы есть? Нет. Тогда — по рукам.

КУДА?[253]

Что путешествие скажет тому, кто стоит у бортапод несчастливой звездой и глядитна залив, где горы,плавно качаясь на волнах,уходят все дальше, дальшев море, где даже чайки не держат слова?

Нынче, оставшись один на одинс собою, странникв этих касаниях ветра, во всплесках моряищет приметы того, что отыщетсянаконец то место,где хорошо. Вспоминает из детствапещеры, овраги, камни.

Но ничего не находит, не открывает.Возвращаться не с чем.Путешествие в мертвую точкубыло смертельной ошибкой.Здесь, на мертвом острове, ждал,что боль в сердце утихнет.Подхватил лихорадку. Оказался слабее,чем раньше думал.

Но временами, наблюдая, как в моремелькают дельфины,в прятки играя, или растетна горизонте незнакомый островточкой опоры зрачку, он с надеждой веритв те времена и места, где был счастлив.В то, что

боль и тревога проходят и ведут дорогина перекресток сердец, рассекая море, ибосердце изменчиво, но остаетсяв конечном счетепрежним повсюду. Как правда и ложь,что друг с другом схожи.

ВОЛЬТЕР В ФЕРНЕ[254]

Теперь он был счастлив. Оглянувшисьчерез плечо на крик,Часовые чужбины его провожали взглядом.На стропилах лечебницыплотник снимал картуз. С ним рядомНе в ногу шел кто-то, все времятвердил о том,Что саженцы принялись.Сквозь горизонт с трудомПоднимались Альпы. В то лето он был велик.

Там, в Париже, враги продолжали шептать,Что старик, мол, сдает. Высоко под крышейСлепая ждет смерти, как ждут письма.

Он напишет: жизнь — лучшее.Но так ли? Ну да, борьбаС бесчестьем и ложью. Бывает личто-нибудь выше?Работать на ниве, возделывать, открывать?

Льстецы, шпионы, болтуны —в конце концов он былУмней их всех. С ним —только позови — пошли бы детиВ любой поход. Как дети, был лукавИ простодушен. Робок, попадая в сетиСофистики; из жалости в рукавМог спрятать истину. Умел смирять свой пыл.

Он ждал победы как никто. Как Д'АламберЕе не ждал. Был враг — Паскаль.Все остальное — мелочь.Мышиная возня. Хор дохлых крыс.Но что с того,Когда берешь в расчет себя лишь одного?Дидро был стар. Он сделал свое дело.Руссо? Руссо болтун, пускает пузыри,и не в пример

Ему — как ангел на часах —он не посмелЗаснуть, когда в Европе — буря.Знал: не многоОсталось жить. Он торопился,ибо всюдуКазнят и жгут и жизнь бьюткак посуду.Надежда — на стихи. И он писал,и строгоНад головою звездный хорбеззвучно пел.

MUSEE DES BEAUX-ARTS[255]

А что до страданий, так в том они знали толк,Эти Старые Мастера — как бывает,когда голос и тот умолк,А у соседей едят, в окна смотрят,печально бродят;Иными словами, кроме волхвови младенца, есть кто-то вродеТех мальчишек, что пруд на коньках строгаютУ опушки. Но Мастера — эти не забывают,Что страданиям — быть, что у них черед Посещать деревни и города,реки переходить вброд,Что собакам вести их собачью жизнь и чтоДаже лошадь тирана может забыть про то.

Взять "Икара" Брейгеля:отвернувшись в последний миг,Никто ничего не увидел. Не слышал крикДаже старый пахарь. Ни плеск воды,И не было в том для него никакой беды,Ибо солнце, как прежде, сверкало —на пятках того, кто шелВ зелень моря вниз головой.А с корабля, где мол,Замечали: как странно, мальчик упал с небес,Но корабль уплывал все дальшеи учил обходиться без.

ПАМЯТИ УИЛЬЯМА БАТЛЕРА ЙЕЙТСА (умершего в январе 1939 года)[256]