На волоске - Лиза Сивен

же интересно, как там все у тебя!

— Почему тебе так хочется посмотреть на придурков, с которыми я сплю? Неужели тебе так нравятся прыщавые рожи?

Она смеется, пока я пытаюсь скрыть свое замешательство… Сам не знаю, зачем я это сказал. Я обеспокоенно верчу головой по сторонам, чтобы убедиться, что меня никто не слышал. Подобные мерзкие шуточки совершенно не в моем духе. Уж кому, как не мне, знать, что насмехаться над людьми из-за их внешности — это низко и мелочно.

Леана, судя по всему, о таком не задумывается. Я даже немного разочарован. Но она этого не замечает.

— Ты хотя бы будешь звонить мне?

Я сдерживаю усталый вздох. Ее требования начинают меня раздражать.

— Если смогу найти способ остаться один. Там не так-то просто добиться тишины и покоя.

У меня есть право скорчить грустную моську. Еще одну.

— Ты стыдишься меня или что? — хмурится она. — Такое чувство, что ты боишься, что твои друзья обо мне узнают. Ты ни с кем меня не познакомил и ни о ком мне не рассказывал.

— Это не мои друзья, просто соседи.

Она странно на меня смотрит.

— Я пошел в этот лицей только в сентябре. До этого мы жили на юге. Когда отца перевели в Париж, я согласился пойти в школу-пансион, чтобы сосредоточиться на учебе… Я не то чтобы социофоб, но c чуваками из лицея не все так просто. У меня мало общего с пижонами с кучей бабла. Довольна?

— Я начинаю понимать, что почти ничего о тебе не знаю, Поль.

Уф, она смягчилась.

— Я такой загадочный… Это делает меня еще привлекательнее, нет?

— Может быть…

Наконец электричка вытаскивает меня из ловушки, куда я сам себя, как умный и взрослый мальчик, так методично загнал. Мы целуемся на платформе в последний раз перед тем, как я захожу внутрь; она пишет мне сообщение, и мы обмениваемся жестами через грязное вагонное стекло. Состав трогается, и уже через несколько секунд я исчезаю у нее из виду. Но так и остаюсь стоять, потому что не могу сесть, несмотря на тряску. Все это действительно происходит. Эта сюрреалистическая сцена только усиливает мою боль и усугубляет мои страхи.

Я схожу с электрички через две станции, потому что заметил там кафешку неподалеку от вокзала. Я заказываю капучино и пью его, читая сообщения. Леана заваливает меня смайликами и сердечками, а потом присылает мне селфи с подписью ″ууу:(″. Отвечать ей становится тяжело.

Да, мне будет ее не хватать, но я эгоист, и не хватать себя мне будет еще больше. На душе у меня скребут кошки, и, допив кофе, я тащусь в туалет, едва переставляя ноги, будто иду в тяжелом скафандре. У меня такое чувство, будто я сам кладу себя на жертвенный алтарь. В туалете еще меньше места, чем я думал, разглядывая фотографии в интернете. Мне с трудом удается отлепить клей от нанокожи. Я осторожно снимаю ее со своей макушки и убираю в пакет. Все остальное я сделаю дома.

Вид моей лысой маковки и волосяной опушки мог бы вогнать в депрессию даже Пинки Пай, любимую пони моей сестренки. Я стараюсь максимально убрать следы клея с кожи, прежде чем надеть бейсболку. Ткань кажется мне грубой. Я начинаю заранее дрожать при мысли о стуже, которая лютует на улице. Из кафе я выхожу в черном пуховике, сгорбившись под грузом своих сожалений.

Для возвращения домой я выбрал маршрут, на котором точно никого не встречу, — то есть самую долгую дорогу, на которой мне придется сделать еще и не один крюк. Для полноты картины моего несчастья: на улице уже стемнело и льет как из ведра. С моей бейсболки ручейками стекает вода.

А дома воскресенье. Андреа с папой и Манон смотрят какой-то мультик. Мама на кухне играет в игры на телефоне, потягивая чай. Ее нахмуренные брови не остались для меня незамеченными, но я все равно скрываюсь у себя до ужина.

Завидев меня в белой кепке (та вымокла до нитки), Манон распахивает глаза. Андреа, не потерявшая присутствия духа, закрывает ей рот рукой, чтобы та не вздумала что-нибудь ляпнуть. И быстро убирает ладонь, всю обслюнявленную, пока младшая задыхается от смеха. Еще вчера я посмеялся бы вместе с ней. Сегодня мои плотно сомкнутые губы не могут даже изогнуться в подобии улыбки, как если бы часть меня была мертва.

Глава 28

После ужина я меняю бейсболку на накладные наушники с микрофоном. Сейчас меня напрягает даже прикосновение дерматина к коже.

— Ник?

— Yes, Поль. Что нового? Я все думал, объявишься ли ты сегодня вечером.

— Мне нужна компания, чтобы выпустить пар.

— У меня есть то, что тебе нужно, — говорит Обливион.

Они хорошо поработали на этой неделе: отремонтировали один катер и заключили сделку. Единственное, что омрачает эту прекрасную картину, — отсутствие Алиоши на поверке. Она не ответила ни на одно из наших писем. Да в чем дело? Я решаю написать еще раз, меняя тон послания на раздраженный; мне надоело быть вечно добреньким!

Ты, между прочим, так и не объяснила нам, что произошло! Мы находим корабль черт знает в каком состоянии, чиним тут все, а мадам не соизволила даже поставить нас об этом в известность!!! А еще ты не явилась на сбор после праздников! Как минимум, тебе стоило бы предупредить нас, что ты не сможешь.

Она подключается десять минут спустя, и она рвет и мечет.

— Предупреждаю вас, что я и так не в настроении. Мне и в реале хватило.

Я тут же ее одергиваю.

— Представь себе, ты не одна такая!

— И, конечно, с Новым годом, — вмешивается Обливион. — Так, все успокоились. Алиоша, мы волновались. На нас нападают вот уже в третий раз за месяц, а теперь еще и ты не подаешь признаков жизни.

— Я уж было подумал, что ты решила бросить игру, — вставляет Ник. — И перепугался.

— Именно об этом я и думаю, — отвечает она, не успокоившись ни на грамм. — Потому что они не остановятся, пока я не брошу играть.

— Чего?

Все присутствующие единодушны в своем удивлении. Аватар воительницы на экране скрещивает руки.

— Наемники, которых мы грохнули, сдали меня группе игроков-женоненавистников, которые называют себя «Лигой джентльменов». Они решили за них отомстить!

— No way! — возмущению Ника нет предела. — Она же запрещена в «Space and Daemons»! Админы навели порядок полгода назад.

Я тяжело вздыхаю.

— Значит, некоторым из них удалось ускользнуть от карающей руки правосудия.

Лига джентльменов, сборище фашистов, выступает против того, чтобы девушки