На волоске - Лиза Сивен

мы так далеко друг от друга, грустной она мне не показалась. Может быть, она и вовсе не скучает по Полю. Имеет ли это теперь хоть какое-нибудь значение?

Я не перестаю думать о нашем разговоре, о ее шуточках, о том, как она раз за разом задевала меня за живое. Я думал, что Леана меняется за воротами школы. Я понимаю, что эта несколько высокомерная девушка и та, которую я поцеловал в новогоднюю ночь, — это один и тот же человек. Что я не могу их разделять. Я не могу любить одну и ненавидеть другую.

Но все гораздо сложнее. Больше всего меня задевает то, что именно она думает обо мне. Мысли в голове путаются. Но одна из них становится тем отчетливее, чем больше я об этом думаю. Того, что Леана любит Поля, мне недостаточно. Даже если я не способен рассказать ей всю правду о себе.

В кармане вибрирует телефон.

Привет. Ты мне так и не перезвонил.

Я убираю телефон обратно, не будучи уверенным, что хочу отвечать, но все же где-то глубоко внутри я чувствую удовлетворение.

— Серьезно, кузен, так не пойдет. Я еще не видела, чтоб ты так плохо играл.

Андреа кидает в меня диванной подушкой, но я не перестаю хмуриться. Я только что проиграл в футбол третью партию подряд, и у меня не хватает храбрости на то, чтобы вслух заговорить о своих бедах.

— Я устал, — отвечаю я, нахохлившись.

— Ты опять где-то накосячил?

Почему все думают, что я всегда во всем виноват? Директор, Леана, другие лицеисты и вот теперь даже моя кузина. Она пытается меня пощекотать, но я только рычу в ответ.

— Серьезно, тебе уже не пять лет. И почему бы нам в кои-то веки не поговорить о тебе? Как у тебя дела с Фарой? Есть прогресс?

— Еще какой, — хмурится она. — На самом деле она просто пожалела меня тогда, на Новый год. В субботу вечером ничего не было, мы не флиртовали, она не садилась рядом со мной. Ничего.

Я думал, что эта неудача заденет ее сильнее.

— Я отношусь к этому философски, — пожимает она плечами, когда я сообщаю ей об этом. — По крайней мере, я потихоньку оправляюсь от разрыва, раз уж я готова была снова попробовать. Ну а ты? Высморкаешься мне в жилетку?

Да она романтик… Теперь я чувствую себя просто обязанным вывалить на нее все свои горести и особенно «пощечину», которую я получил, когда узнал, что Леана думает обо мне.

— Это было грубо, — соглашается кузина, и на ее лице не остается и следа от былого веселья.

— По крайней мере, теперь я знаю, что думает обо мне вся школа.

И поэтому каждый раз, когда я слышу звонок будильника, мои кишки начинают скручиваться в узел. Не стану делать вид, что я удивлен. Ехидные смешки сопровождают меня повсюду уже так давно, что мое сердце разбилось, а слезы высохли. Андреа грустно качает головой.

— Тебя это не утешит, но я думаю, что ты очень сильный.

Меня это нисколько не убедило, и я пожимаю плечами.

— Говорю тебе, — настаивает она. — Ты держишь удар! Ты не опустил руки. И, что еще важнее, ты не озлобился.

— Славный малый, чего уж там.

— Да нет же! Доброе сердце — это самое глав-но-е. Нельзя позволить всему этому изменить и ожесточить тебя. Ты сопротивляешься, ты остаешься верным самому себе! Это впечатляет!

Я тоже так думал, когда в прошлом году решил не переводиться в другую школу. Я ничего предосудительного не делал. Почему уйти должен был я, а не придурки, которые портили мне жизнь? Теперь я уверен, что поступил глупо, что надо было сбежать, а не слушать неуместную гордость, которая подняла голову. По моему панцирю во все стороны поползли трещины — того и гляди развалится.

— Что ты собираешься делать? — спрашивает Андреа. — С Леаной все кончено?

— Нет.

Даже если мне очень хотелось бы ответить «да». Она похлопывает меня по руке.

— Если бы она знала, что это ты, она бы не сказала всего этого. Я не думаю, что она злая.

Я сдерживаю горький смешок. Можно ли говорить гадости о других и не быть при этом злым?

— Что не мешает ей быть ядовитой, как змея. Слова ранят. И они всегда доходят до ушей тех, кто никогда не должен был их услышать.

— Но Леана все еще что-то для тебя значит?

— Кто бы знал. Я пойду, мне нужно делать домашку.

Очень удобный предлог для того, чтобы положить конец неприятному разговору. Это даже не ложь, мне действительно нужно готовиться к контрольной по химии. Я проверяю телефон и сажусь за уроки. Новых сообщений нет. Это нормально. Она прислала мне четыре, а я ей ни одного. Вот только я не сдамся. Может быть, где-то в глубине души я хочу заставить ее помучиться. В конце концов, это будет только справедливо.

Я подпрыгиваю на месте, услышав оповещение: «Скайдаст». Как раз то, что нужно. Прощай, химия!

Устроившись в своем суперудобном кресле перед тремя экранами, я чувствую, как оживаю. Ник взбудоражен, Алиоша тоже подключилась, и Обливион ждет, нагнетая интригу. Все в сборе. И как последний явившийся, я нарушаю молчание:

— Ну и что тут у вас?

— Он продал груз! — не выдерживает Ник. — Давай, чувак, скажи нам, сколько мы за это выручили!

Обливион посмеивается в микрофон.

— Сорок один миллион кредитов.

Я не могу не присвистнуть, в наушниках бушует общее ликование. Мы только что выиграли в лотерею. Самая крупная сумма, которую мы получали за миссию, составляла пятьсот тысяч кредитов. Очевидно, в контейнерах, которые мы вчера подобрали, был редкий газ, который стоит в игре целое состояние.

— Мы можем купить себе новый корабль, — предлагаю я. — Побольше и лучше оснащенный для космических сражений… «Фалькон Титан», например!

Рядом с клавиатурой вибрирует телефон, и мое настроение стремительно портится. Опять Леана. Я возвращаюсь к разговору со своей командой, несмотря на жгучее желание сразу же прочитать, что она написала.

— Транзакция была одобрена армией Альянса, — объявляет Алиоша. — Все осталось в тайне. Если купим новый корабль, то привлечем к себе ненужное внимание.

Поэтому мы всей командой решаем прокачать «Скайдаст», заменить выведенные из строя катера и объявить награду за головы тех, кто напал на нас от имени Лиги джентльменов.

— Это заставит их попотеть, — ухмыляется Ник. — А что мы сделаем с теми бабками, которые останутся?

— Почему бы не вложиться в базу? — предлагает Али. — Я видела несколько объявлений в центральном баре. На прошлой неделе планету-спутник продавали за миллион.