Царские дети и их наставники - Борис Борисович Глинский

«Отче наш» и «Богородица», показала ему первая, как следует складывать, во время молитвы, по-православному персты для крестного знамения.

Будучи, как уже сказано выше, характера смелого и независимого, Лайон неоднократно шла в своих действиях наперекор не только графине Ливен и гувернанткам, но и самой матери-императрице Марии Феодоровне, когда полагала, что правда и истина — на ее стороне. Последствия ее самовольных действий, однако, ни разу не выходили дурными, и императрица, видя добрые, вытекающие отсюда результаты для здоровья сына, не переставала оказывать энергичной няне-англичанке свою любовь и доверенность. Действительно, под неусыпным наблюдением Лайон великий князь Николай, будучи и от рождения богатырского сложения, вырастал, всем на диво, в чудо-богатыря, поражавшего окружающих пышущим здоровьем и решительным характером.

II

Не считая Лайон и гувернанток, на дело воспитания малютки — великого князя имели значительное влияние его родители, которые получили возможность, за смертью Екатерины, стать к меньшим детям в более близкие отношения, нежели к старшим. Таким образом, великие князья, Николай и Михаил, как равно их сестра, Анна, почти всецело выросли на глазах Марии Феодоровны и Павла Петровича, причём на долю державной родительницы выпала особенно большая доля влияния на умственное и физическое развитие детей.

Павел Петрович, человек очень доброго сердца, отзывчивый на ласку, которой, со своей стороны, был лишён совершенно в детстве, страстно любил сыновей, постоянно ласкал их и называл не иначе, как «мои барашки, мои овечки». Он часто, особенно в последнее время своего царствования, навещал детей на их половине, играл и возился с ними тут, причём был особенно щедр на ласки Николаю Павловичу. Являясь в детскую, государь сбрасывал с себя обычную строгость и напускную суровость и обращался в самого обыкновенного любящего родителя, который не только умеет нежно относиться к родным детям, но также — дарить вниманием и признательностью тех лиц, которые стоят на страже здоровья и интересов этих детей. Так, он всегда дозволял няне сидеть в своем присутствии, держа Николая Павловича на руках, попросту с нею разговаривал и даже поднимал с полу упавшие из рук ребёнка или няни вещи и игрушки.

Иначе держала себя в отношении детей и лиц, при них состоящих, государыня Мария Феодоровна.

Женщина сама по себе очень добрая, оставившая по себе в России светлую память многочисленными деяниями на пользу бедных и на благо просвещения, — она почему-то, однако, в особенности в первое время своей близости к детям, после смерти Екатерины II, относилась к ним холодно и сухо, как равно была чрезвычайно строга, взыскательна и высокомерна в обращении с нянями и гувернантками. Она требовала соблюдения до мелочей правил придворного этикета и не находила возможным допускать по отношению себя какой-либо тени фамильярности или интимной близости. Мария Феодоровна даже в детской держала себя не простой любящей матерью, но государыней-императрицей, в присутствии которой и малыши-дети должны чувствовать страх и почтение. Эта черта, совершенно несвойственная духу русской жизни, но служившая неотъемлемою принадлежностью тогдашних немецких дворов, на первое время являлась сильнейшим препятствием к сближению державной матери с детьми. Лишь с течением времени, когда последние перешли в возраст отрочества и юношества и когда в положении самой Марии Феодоровны, со смертью Павла Петровича, произошли перемены, — она значительно смягчила свою манеру держать себя с сыновьями, и они нашли в ее лице действительно любящую мать, простую и откровенно-нежную, сердцу которой всего дороже интересы, чувства и желания родных детей.

Государыня в первое время по рождении Николая Павловича навещала его в детской ежедневно по вечерам, оставаясь здесь всего минут десять или пятнадцать; впоследствии, когда ему минул год, она прекратила свои посещения, и его всякий день приносили или привозили на половину императрицы; для последнего случая служила колясочка, обшитая зелёной тафтой, с такою же бахромой и с вызолоченными металлическими частями. Несколько позже была также в употреблении небольшая комнатная карета, обитая зелёным бархатом, золотым газом, сафьяном и вызолоченная.

С этих пор великого князя приводили или привозили к родителям два раза в день: один раз утром, в промежуток от восьми до двенадцати часов, а в другой раз — вечером, между шестью и девятью часами.

Здесь ребёнок, в зависимости от программы дня или вечера государыни, оставался иногда по получасу, а иногда — до двух часов времени. Обратно Николая Павловича увозили с великою княжною Анною Павловною или с братом Михаилом. Кроме визитов к государыне-матери, он ежедневно покидал детскую для прогулок на свежий воздух, не исключая даже зимнего времени. Эти полезные здоровью прогулки начались очень рано в жизни младенца — великого князя, когда ему минуло всего несколько месяцев от рождения.

Обязанности представительства, согласно тогдашнему придворному этикету, начались для Николая Павловича на втором году от роду. Уже тогда он участвовал, по составленному заранее церемониалу, с сестрою, Анною Павловною, в танцах (в «польском»). В парадных выходах он также принимал участие, присутствуя, например, при поздравлениях родителей с рождением великого князя Михаила, как равно при крещении последнего.

Оставшись после кончины отца четырёх лет с лишком от роду, Николай Павлович, несмотря на этот детский возраст, был отвезён в 1801 году, вместе с прочими членами императорского дома, в Москву для присутствования и участия в коронации старшего брата, Александра, и делал там немало выездов.

Когда великому князю только что минуло пять лет, ему подарена была лошадь, на которой он и начал ездить верхом. Тогда же ему впервые были куплены золотые часы.

Сохранились любопытные сведения о детских туалетах великого князя Николая. В первое время по рождении он носил канифасовые платья, а также — розовые атласные, пунцовые, поплиновые, с шёлковыми кистями. Кушаки на платье были из лент разных цветов. Шубки для гуляния делались ему атласные розовые, на собольем меху, черные, на горностаевом меху и на тафтяной подкладке; шапочки у