Тригон. Изгнанная (СИ) - Дэкаэн Ольга

Прислушиваясь, не раздастся ли треск кустов вдалеке или чей-то боевой клич, Тилия с трудом, но всё же подсчитывает в уме время необходимое на обратную дорогу. Даже при самом благоприятном раскладе, ей одной возвращаться назад около часа.

«Это если в нормальном состоянии. А уже с ношей, какой бы лёгкой она не была, да ещё и с покалеченной спиной и того дольше», — приходит она к неутешительному выводу, обводя округу взглядом, и неожиданно встречаясь глазами с застывшим неподалёку изгнанником.

«Чего он ждёт?» — хмурится Тилия, чувствуя нарастающую дрожь во всём теле. Даже по эту сторону барьера, изгнанник её пугает, а ведь рано или поздно придётся возвращаться.

Решив разобраться с этим позже, она снова обращает всё своё внимание на мальчика, напоминая себе, что, если не вынуть из шеи Като ядовитую капсулу, пересечь барьер не получится, а его она здесь ни за что не бросит. И если ей не удастся добраться до лагеря, потому что в ком-то кипит жажда убийства, по крайней мере, будет знать, что сделала всё возможное. Почему-то сейчас жизнь этого несчастного ребёнка, который уже достаточно натерпелся, кажется Тилии куда ценнее, чем её собственная.

В последний раз, бросив недовольный взгляд на застывшего у смертельной черты изгнанника, она отворачивается и принимается шарить взглядом по примятой траве в поисках своего единственного оружия. Всё что ей удалось увидеть перед тем, как она получила ту затрещину и приготовилась умереть — это, как разъярённый её поступком здоровяк с лёгкостью выдернул нож-коготь, показавшийся в его огромной лапище детской игрушкой, и отшвырнул в сторону.

Но то, на что натыкается взгляд Тилии в поисках её собственного оружия, окончательно приводит в замешательство. Чем-то инородным смотрится раздавленная скорлупа и растёкшиеся два желтка на покрывающей землю зелени, но уже через секунду она всё понимает. На мгновенье прикрывает глаза, сдерживая вот-вот готовые пролиться слёзы, и с вымученной улыбкой сквозь пелену смотрит на умиротворённое лицо мальчика. Като пришёл на этот раз не с пустыми руками, он принёс птичьи яйца, которые так ценились в его лагере, и за которые его могли наказать. Хотел сделать подарок… и вот к чему это привело.

Не в силах больше смотреть на то, что осталось от подношения мальчика, Тилия отводит взгляд, и тут же натыкается на маленький нож. Лезвие по самую рукоять вымазано чужой кровью и какое-то время уходит на то, чтобы очистить гладкий металл. В сторону барьера она больше не смотрит. Уверенна лишь в одном — пока она здесь, можно быть спокойной — изгнаннику её не достать.

В какой-то момент появляется сомнение, что власти могли вшить стеклянную капсулу в другое место или придумать что похуже, но все её опасения напрасны: стоит только прикоснуться к шее мальчика, как она тут же нащупывает заметное уплотнение под тонкой кожицей. И только теперь её осеняет. Это место было выбрано не случайно: скорость распространения яда по телу очень велика, особенно рядом с одной из главных артерий.

«Ну, давай же!» — приказывает себе Тилия, медленно втягивая носом воздух, и с облегчением отмечая, что её руки, наконец, перестают дрожать. После чего подносит лезвие к детской шее, под тонкой кожей которой едва заметно пульсирует артерия, слабыми толчками отправляя кровь к мозгу.

Она старается не думать, что от её ловкости и умения сейчас зависит жизнь маленького гоминида. Она сама видела насколько хрупко то стекло, поэтому извлекать капсулу с ядом нужно очень аккуратно. Второй попытки ни у неё, ни у бедного ребёнка просто не будет.

Глубоко вздохнув, Тилия делает неглубокий надрез. Небольшое давление подушечкой указательного пальца и вот уже на её ладонь ложится капсула, идентичная той, которую утром извлекла из неё целительница. Какое-то время она пристально рассматривает причину стольких смертей, уже в который раз пытаясь понять замысел Совета. Для чего всё это? Неужели лишь для того чтобы оградить облучённых друг от друга?

Магнитный смешанный с ядом порошок, запаянный в стеклянный саркофаг, всё ещё покоится в ладони в ожидании своего часа, когда Тилия, желая подтвердить свою догадку, швыряет горошину в сторону барьера. И та, притянутая мощным магнитным полем, устремляется вперёд, а спустя всего лишь долю секунды разлетается на невидимые глазу осколки, напоминая о себе лишь крохотным белым облачком. От увиденного, её передёргивает: страшно представить, что происходит в такие моменты в отравленном ядом организме.

Впервые в жизни поблагодарив Хранителей стихий за то, что её рука не дрогнула, Тилия, наконец, прячет за пояс свой нож и бегло осматривает рану мальчика: разрез небольшой, но всё же кровоточит. Торопливо стащив с себя рубашку и оставшись в одной майке, вцепившись зубами в край левого рукава, она отрывает длинный лоскут, которым тут же обматывает шею неподвижно-лежащего мальчика и только теперь замечает, что он обмочился.

Поднявшись с земли и отбросив ставшую бесполезной бывшую часть её одеяния, она поднимает мальчика на руки, с удивлением отмечая, что её преследователь исчез так же внезапно, как и появился: «Вот так просто берёт и уходит, не добившись того, зачем пришёл?»

Но думать об этом сейчас у неё нет ни времени, ни сил. Она уже не чувствует рук, лишь слабое жжение в том месте, куда укусил каннибал: от напряжения рана, оставленная заточенными зубами, снова начала кровоточить. Но не это сейчас беспокоит её. Единственное, о чём она может думать, это как бы не уронить свою драгоценную ношу. То, что маленький гоминид не приходит в себя, определённо к лучшему — боли от многочисленных ран он может просто не вынести. Мало того, что у него огромная шишка на голове, и Тилия старается не думать, что это поработал огромный кулак гоминида, так ещё на детской шее с каждой минутой всё отчётливее проступают багровые отпечатки лапы здоровяка. Вырывающиеся изо рта Като звуки больше похожи на хрипы — последствия удушения. Чудо, что он вообще ещё жив!

Плетясь по уже знакомой тропе и время от времени удобнее перехватывая безвольно повисшее тельце, она всё больше замедляет шаг, всё отчётливее понимая, что ей не дойти: пот застилает глаза, расцарапанное колючками лицо саднит и чешется, смешиваясь со слезами бессилия, колени трясутся. Но она знает, что стоит только остановиться и ей уже не подняться.

Когда пройдена половина, перед глазами вдруг всё темнеет и она, в изнеможении падает на колени, обречённо понимая, что это конец. Горячие слёзы отчаяния бегут по щекам, и она сильнее прижимает детское тело к груди, прислушиваясь к неровному дыханию.

Она их всех предала!

Заячью Лапку, Руку, себя, наконец. Рыдания сотрясают её тело, когда происходит нечто невероятное — маленькое тельце на какое-то мгновенье словно оживает и тут же ускользает из её ослабевших рук. В страхе и панике Тилия вскидывает голову и затуманенным взором различает размытый тёмный силуэт: широкая спина, светлые до плеч волосы. Никаких сомнений — это изгнанник. Он с лёгкостью несёт маленького Като по тропе, ведущей к лагерю, оставляя её недоумевать.

Окончательно запутавшись, Тилия из последних сил заставляет себя подняться и, утерев с лица слёзы, спотыкаясь, медленно бредёт за гоминидом, удаляющаяся спина которого, служит ориентиром. Когда над верхушками кустарников, наконец, показываются крыши хижин, изгнанник уже входит в лагерь. В это время тот практически пуст, но и немногие гоминиды, занятые повседневными делами, едва завидев незваного гостя с ребёнком на руках, замирают с открытыми ртами, побросав свои занятия.

Стоит только ему остановиться у подножия лестницы, как дверь центральной хижины распахивается и в проёме появляется Вара. Какое-то время лидерша просто стоит, разглядывая обмякшее тело мальчика на руках того, кто был изгнан, но с появлением на пороге Галии, неохотно отступает в сторону, позволяя гостю со своей ношей взобраться по лестнице.

Понимая, что от неё уже ничего не зависит, доковылявшая, наконец, до лагеря Тилия, тяжело опускается на бревно у тлеющего очага. Чьи-то заботливые руки тут же подносят ей наполненную тёплой водой кружку, протягивают мокрый обрывок ткани. Должно быть, она представляет собой ужасное зрелище, раз даже всегда грязные гоминиды это замечают.