Тригон. Изгнанная (СИ) - Дэкаэн Ольга

Пока Тилия, поглощённая своими не весёлыми мыслями и только, и мечтавшая, повернуть обратно и не рисковать собственной жизнью, пробирается сквозь колючий кустарник, вокруг стоит пугающая тишина. Даже ленивое пение утомлённых жарой птиц смолкает, стоит только ей приблизиться к пролеску деревьев, в высоких кронах которых пернатые вьют свои гнёзда. И тут же, как по команде, маленькие тёмно-коричневые тени испуганно взмывают в воздух, шелестя крыльями. Ярко-зелёная трава тихо поскрипывает под ногами, укладываясь в мягкий ковёр из следов позади. Но это лишь временно. Спустя секунду длинные, доходящие почти до колен тонкие стебли уже снова с жадностью тянутся к лучам всё ещё скрытого стеной солнца.

А Тилия уже в который раз спрашивает себя. Почему, несмотря на изнуряющую жару, Долина так и искрится зеленью? Что за скрытые резервы питают её? Подводные реки, что текут в пещерах или нечто другое? На дожди надежды мало. Они настолько редки, что она даже и не помнила, когда в последний раз смотрела из окна своей комнаты на прозрачные капли, косо бьющие по стеклу.

Иногда забываешь, что такие погодные явления вообще бывают на земле. Ещё в детстве она слышала о разбушевавшейся стихии, надолго накрывшей ещё строящийся наружный город. Тот период называли Временем Тёмных Вод и о нём остались лишь короткие заметки в Священной Книге Нового Вавилона, куда, сменяющие друг друга на своём посту вестники, рукой записывали мало-мальски значимые происшествия их нового, идеального мира.

Те ливни, первые со времён окончания ядерной войны, не прекращались несколько месяцев, пока песок уже не смог больше впитывать влагу, и вода на долгое время стала постоянным спутником жителей Пекла. Желчная холера тогда развернула свою охоту, унеся с собой жизни почти трети населения наружного города.

«Должно быть, им не просто приходилось в те года», — размышляет про себя Тилия, понимая, что она почти у цели. Как можно тише ступая и с опаской оглядываясь по сторонам, она то и дело морщится от боли в ногах. Старую обувку пришлось выбросить, а вот привыкнуть к новым тяжёлым ботинкам она ещё не успела: размер подошёл почти идеально, чего не скажешь о внутренней жёсткой поверхности, что нещадно натирала кожу.

Увидев впереди в просвете между кустарником пустую поляну, Тилия замирает на месте. О чём она только думает! Хотя ещё не прошло и двух дней, с того момента, как она говорила здесь с Като, он вполне мог отсиживаться неподалёку, в надежде, что ему принесут еду или воду. Хороша же она будет, если свалиться в агонии прямо у него на глазах!

Сойдя с натоптанной тропы, укрытой колючим кустарником, Тилия выходит к барьеру чуть в стороне от поляны. Это место ей не знакомо, хотя и выглядит похоже: трава, кусты волчеягодника, такие далёкие, неприступные стены по обеим сторонам. И эти стены с каждым днём всё больше давили на неё.

Озираясь по сторонам, и стараясь не шуметь, она почти вплотную подходит к выжженной полосе-убийце и замирает в нерешительности. Именно этого момента она боялась больше всего. Боялась, что не сможет сделать этот последний шаг. Струсит. И словно в подтверждении её мыслям страх тут же железными тисками сковывает тело, тяжёлые ноги наливаются свинцом, словно захваченные в плен невидимым магнитным полем её разума. Ей вообще не следовало думать, шагнуть за грань и посмотреть, что будет. Только вот сделать решающий шаг куда труднее, чем кажется.

Почему-то сейчас больше всего хочется, чтобы рядом оказался кто-нибудь из гоминидок… подбодрил.

«Хотела выглядеть храброй? — усмехается она своей слабости, кружа вдоль чёрной линии. — Думала, что сделаешь всё без посторонней помощи, и тебя начнут уважать? Трусиха… не думай. Просто сделай и всё!»

Самобичевание немного помогает, и она снова начинает контролировать своё тело. Собравшись, наконец, с силами, Тилия заносит ногу для решающего шага, когда затылок взрывается дикой болью. Вскрикнув от неожиданности, она теряет равновесие и падает на спину, ударяясь пятой точкой, и лишь мягкий ковёр из травы немного смягчает удар.

Она в капкане чьих-то рук!

В голове одна за другой вспыхивают пугающие картинки: озлобленные взгляды гоминидов, окровавленное лицо каннибала. Все они хотят её смерти, и кому-то всё-таки удалось до неё добраться. А невидимый противник настойчиво продолжает тащить её за стянутые лентой волосы. Закусив губу, чтобы не завыть в голос и цепляясь за скользящую под ладонями траву, она, наконец, понимает, чего добивается незнакомец — пытается, во что бы то ни стало оттащить её от барьера. Сквозь выступившие от бессилия слёзы, Тилия видит, как выжженная линия всё дальше и дальше удаляется от неё, пока окончательно не теряется в высокой траве.

Теперь барьер уже не кажется таким смертельно-опасным, скорее наоборот — сейчас это её единственное спасение. Стоит только его преодолеть и её уже не достать!

Почувствовав злость на того, кто осмелился помешать ей совершить задуманное, Тилия решает действовать. Яростно вцепившись пальцами в свой хвост и уперевшись ногами в землю, дугой выгибает спину и изворачивается всем телом. Один раз такой приём уже сработал. Не ожидавший такого поворота всё ещё невидимый ею противник, тут же отпускает свою жертву и этого становиться достаточно, чтобы как следует рассмотреть нападавшего.

Сначала её негодующий взгляд натыкается на мужские руки: широкие ладони, длинные пальцы, на удивление чистые ногти. Так не похожая на её собственную одежда: тёмно-серые штаны, заботливой рукой перекроенные из комбинезона башенца, кое-где драная рубашка с закатанными до локтей рукавами, от чего видны короткие светлые волоски на сильных руках, лоскут светлой ткани, небрежно обёрнутый вокруг шеи. Но стоит только поднять глаза выше, как она, буквально в каком-то полушаге от своего лица, видит лицо своего преследователя. Выгоревшие на солнце светлые пряди, в беспорядке падающие на плечи, широкие скулы, плотно сжатые тонкие губы. И глаза цвета зимнего неба под сведёнными в одну линию золотистыми бровями.

Тилия нервно сглатывает и замирает.

Изгнанник!

От звенящей тишины вокруг тут же закладывает уши. В памяти всплывает вчерашняя схватка с острозубым, сейчас кажущаяся такой далёкой и нереальной, на фоне нынешней угрозы, что Тилия с сомнением спрашивает себя: «А была ли она вообще?» Но зудящая рана на предплечье, заткнутый за пояс маленький нож, всё ещё вызывающий дискомфорт при ходьбе и непривычные её ногам тяжёлые ботинки, не оставляют сомнений — всё это случилось на самом деле. На ней клеймо убийцы.

За мыслями пролетают мгновения. Стоя на коленях и упираясь стёртыми, саднящими ладонями в землю, Тилия всё ещё не в силах пошевелиться. Под пристальным взглядом этих прищуренных глаз, кажущихся невероятно яркими на фоне бронзовой от загара кожи, она забывает, как правильно дышать. Глаз, таящих в себе угрозу… и что-то ещё, чего она не может разобрать, но от чего внутренности скручиваются в клубок.

Почему именно изгнанник встал у неё на пути?

Ответа у неё нет, но одно она знает точно: это не какой-то плотоядный гоминид, с которым ей не без потерь, но всё же удалось справиться. Здесь всё гораздо сложнее — не только гора мышц, но и светящиеся острым умом глаза. А такого противника ей просто так не одолеть, по крайней мере, в честной схватке.

Не мешкая больше ни секунды, она разворачивает корпус и, выбросив вперёд одну ногу, со всей силы бьёт тяжёлой подошвой, не ожидавшего от неё такой прыти, изгнанника в лицо. Удар приходится точно в цель. С удовлетворением заметив брызнувшую из разбитого носа кровь, Тилия, не теряя времени, вскакивает на ноги и бросается обратно к барьеру. Лучше умереть, чем попасть в руки готовому на всё гоминиду-убийце.

Ветер бьёт в лицо, дыхание сбивается, слышно, как за спиной раздаётся чертыханье и быстрые шаги, но для её преследователя уже слишком поздно. Перенеся вес своего тела вперёд, она падает ничком на выжженную полосу, больно ударяясь животом, и подтягивает ноги, чтобы до неё не смогли дотянуться и оттащить назад, после чего замирает, прислушиваясь к своим ощущениям.