Катакомба - Атаман Вагари

м-м? Да. На своих кораблях я отлично знала каждого моего человека. Только для того чтоб знать, кому вонзить нож в спину прежде, чем он вонзит мне, вот для чего!

– Ты должна была убедиться, что рядом с тобой надёжные люди. Что ты можешь им доверять.

– Ты что, хочешь убедиться, можно ли доверять мне? – ответила вопросом Повелительница Морей. Она вдруг встала, подплыла ко мне – привидения передвигались одним известным им образом как плавающие в воздухе фантомы. На меня дохнуло солёной морской водой из её рта, когда она прошептала: – Я убийца, детка. Я пачками вешала за кишки на рее таких, как ты. Нет, даже не таких – а мужланов. Таких как ты я просто крошила на корм моим аквариумным акулам. Таких как ты я сжигала живьём в городах, которые я брала. Знаешь, почему? Чтобы их не постигла ещё более худшая участь – стать трофеем моих людей. Перевожу: я убивала женщин, чтобы их не изнасиловали. И как, ты можешь после этого доверять мне?

Анна сделала вид, что гордится своими грехами. Она стояла, подбоченясь, смотрела на меня сверху вниз. Я обратила внимание, что она выше меня на пару сантиметров. По тем временам её рост был особо высоким, даже гигантским для леди – ведь триста лет назад люди биологически были ниже.

– Я могу доверять тебе, – ответила я, смело и честно глядя ей в глаза. – Знаешь почему?

– Потому что боишься меня! Боишься, что если не станешь мне доверять – я обижусь и что-нибудь тебе сделаю, хахаха!!! Вот – правильный ответ! – решила поиздеваться Анна Бони.

– Нет, это не правильный ответ, – покачала я головой.

– Но я же чувствую твой страх!

– Мой страх – отголосок твоего. Я боюсь, что сделаю что-то не правильно, из-за чего подведу тебя и остальных. Не смогу вам помочь, вот чего я боюсь, – я решила идти до конца, быть предельно откровенной. – Я могу доверять тебе, потому что здесь Жак. Которого ты любишь и которому ты тоже хочешь помочь. У тебя доброе сердце, Анна Бони. Я увидела это ещё вчера. Возможно, когда ты была убийцей – ты была рукой судьбы. Так было нужно. Тем более, что было – то было. Про человека можно сказать, что много лет назад это был совсем другой человек – ведь у него был другой опыт, другие обстоятельства. Говорят, что люди не меняются – но это смотря относительно чего. Люди могут меняться, когда им это выгодно или когда они хотят поменяться. Я верю, что ты поменялась. Я не вижу в тебе головореза или убийцу, а с таковыми я общалась, кстати, и умею отличать.

Анна на миг призадумалась. Даже отвела глаза. Потом снова наши взгляды встретились. Её взгляд умный, дерзкий, с вызовом, но я прочитала там, к своему удивлению, уважение.

– Ха! Жак. Ты, наверное, думаешь – какая трогательная история. Любовничек, которого я хочу спасти, пожертвовав собой. За то, что он меня спас, тоже по сути пожертвовав собой! Ничего подобного. Жак мне не любовник, не муж и не и так далее. Он мне никто. Довольна?

– Кого ты обманываешь? Чего ты хочешь?

– Рому, – кивнула Анна и хихикнула.

– Я не буду тебя уговаривать мне помогать. Я привыкла работать одна, мне так удобнее. Но я всё равно доверяю тебе.

– Не-не-не, погоди, чёрт тебя дери, одна ты работать не будешь! – передумала вдруг Анна Бони. – Если предстоит такая буча, как надирание задницы Дагону, я только за! В первых рядах, на абордаж! Да ещё я сама тебя поведу, дитя! Да, ты салага, пороховая обезьяна распоследняя по сравнению со мной, с моим опытом! Поэтому будешь слушаться меня как миленькая, детка. Ты просила, чтоб я тебе рассказала о себе. Что ж. Я расскажу. Да, я читала легенды о себе, книги. Там не всё правда. Там мой образ сильно идеализирован. Я тебе уже говорила, какая я мразь и стерва.

Анна заметно взбодрилась. Она села верхом на стул и принялась поверять мне свою историю, как заправской подружке:

– Я родилась и выросла в ужасной семье. Знаешь поговорку – ничто так не ломает человека, как не те люди, среди которых он варится?

– Ничто так не гасит человека, как окружение не тех людей, – напомнила я.

– Да, точно. Но я была бунтарём. Ты, наверное, догадалась. Я сбежала из дому с этим простофилей Ямисом. Сказала, что буду выдавать себя за его сестру, возьму его фамилию, чтоб скрыться – моя прежняя фамилия Комрак была более чем известна. Отец и дядья – торгаши, фирмачи, о которых гуляет слава на семь морей, понятно тебе? Мне нужна была анонимность. А этот придурок Ямис вообразил, что я теперь доступна, что я его типа, понимаешь, трофей! До него не сразу дошло, что это он – мой трофей. Он стал выдавать меня не за сестру, а за жену. Пустил потом слух, что мы с ним обручились. Какая романтичная муть, не находишь! Я с детства знала, что мне не нужны никакие мужья. Только оружие. Только драка. Только сабля. В легендах, которые ты читала, меня представляют как элитную портовую шлюху последнего пошиба. Не упади сейчас в обморок, деточка, но я до сих пор девица. Да, даже после смерти я девица, так-то! Целомудреннее меня только святые, да и то не все!

– Охотно верю. Ведь ты была бунтарём. Это заметно, – улыбнулась я.

– Нет, ты не веришь мне. И правильно делаешь. У людишек слишком примитивные представления об отношениях полов, об удовлетворении половых потребностей. Дескать, на корабле сто мужиков и одна баба – как она может быть девицей. Да, может, если это – Анна Бони! Ха! И Мария, конечно же. Мария тоже была девицей. Мы… не эти, как их там называют… которые приверженцы однополой любви. У Жака Соуриса была любовница. У него было до черта любовниц, среди них выделялась главная. Он прятал её от экипажа в своей каюте и с ней забавлялся. Только мы с Марией знавали…

Да, детка, были времена, были нравы! Когда я жила при папаше, меня атаковали гувернантки. Вышивание, шитьё, танцы, книксены, рояль… Фу-у-у-у! Ну… гхм. За рояль хоть спасибо, – Анна постучала по крышке пианино. – Отдушина. Люблю хорошую музыку! То, что тут слушала по поздним вечерам Элеонора Неверри – такой шлак! Она любила то, что вы называете теперь попсой. Видимо, старуха воображала себя молодой да ранней, – Анна присвистнула, хрюкнула и хихикнула.

– Я рассчитываю спасти её, увидеть живой. Чтобы у неё была снова возможность слушать попсу, – сухо ответила я, глядя на Анну.

Она уловила, что я не совсем серьёзно на неё обиделась за бестактность, снова