Мы разобьёмся как лёд - Айла Даде

из моей руки и падает в круглую раковину.

Я поднимаю взгляд и смотрю на своё отражение. Мои тёмно-русые волосы никогда ещё не были так аккуратно подстрижены. Обычно я делал это машинкой, просто укорачивая волосы до миллиметра. Теперь я выгляжу как сделавший себя сам миллионер. И даже круги под глазами, которые, как мне казалось, являлись неотъемлемой частью моего лица, почти исчезли. Ярко-голубые радужки делают их выразительными, но в глубине я всё ещё замечаю бесконечную грусть.

Брайони права: я козёл. И осознавать это так неприятно, так затягивающе, что я не в силах вынести. А потому медленно выпрямляюсь, снимаю смокинг и кладу его на стойку с раковинами. Закатываю рукава рубашки выше локтя и, рассматривая свои жилистые предплечья, судорожно выдыхаю. На коже – рисунок чёрной краской. Я провожу ногтем по изображению тёмного леса, вдоль стволов голых деревьев, чьи верхушки скрываются дальше под рукавом. Вдавливаю ноготь в кожу до тех пор, пока не замечаю, что загнал его под краску. Вместо того чтобы остановиться, я провожу ногтем ещё раз. И ещё. Это немного помогает, но совсем чуть-чуть. Мне всё равно недостаточно.

Я снова надеваю смокинг, выхожу из туалета и отправляюсь на поиски Тимоти, чтобы предостеречь его от злоупотребления виски.

А деревья истекают кровью. Только вот никто этого не видит.

Вера, надежда, любовь

Гвендолин

– Ладно, выкладывай.

Я выпускаю бутылку с водой из рук и бросаю на лучшую подругу вопросительный взгляд.

– Что, уже? Я получаю официальное разрешение грузить Пейсли Харрис на любую тему без исключения? Вау, круто! Подожди-ка, мне нужно переварить эту информацию. – Про себя считаю до двух. – Ага, ну вот. А знаешь ли ты, что каланы во сне держатся за лапки, чтобы их не унесло друг от друга? Это же просто отпад, да? Мне срочно нужно как-нибудь съездить в Калифорнию, чтобы это увидеть и…

Продолжить не получается, поскольку Пейсли зажимает мне рот ладонью. Я смеюсь и пробую вывернуться, но, ударившись затылком о бортик катка, понимаю, что это не очень хорошая идея.

Лезвия моих коньков скрипят по льду, когда я снова поднимаюсь. С наигранной укоризной смотрю на Пейсли и упираю руки в бока.

– Ты убить меня хотела или как?

– Внимание, спойлер: дышать можно и носом. – Пейсли достаёт из пучка заколку, чтобы закрепить её плотнее.

– Да, но слушай, у меня во рту осталось много гадких ворсинок от твоих грязных перчаток, а ты знаешь, как я ненавижу, когда ворсинки попадают на язык.

– Вообще-то не знаю. А перчатки не грязные, я их стираю.

– Вчера ты ела в них пирожное, шоколад растаял, и теперь они все в нём. Ну разве не противно?

Пейсли смеётся.

– Боже, Гвен! Ты можешь хоть раз побыть серьёзной?

– Нет.

– Но сейчас ты должна.

На другой стороне катка у бортика стоит Полина, тренер Пейсли, и наблюдает за нами. Пейсли касается пальцами моего локтя, давая понять, что мне пора.

Я кидаю бутылку с логотипом «Айскейт» за бортик, но не попадаю в кресло на трибуне, в которое целилась. Она катится по полу, а я не могу избавиться от мыслей о том, как мы с этой бутылкой похожи. Как мы похожи.

Мы с Пейсли объезжаем Эрина и Леви, которые отрабатывают тодесы[2], и я делаю особенно большой крюк вокруг них, поскольку не хочу получить коньком по ноге. Нет-нет, не сегодня.

– Итак, – начинает Пейсли, выполнив моухок[3] и продолжив двигаться спиной вперёд. Я повторяю за ней, вытягивая руки и сосредотачивая внимание на шагах. – Я смотрела на это несколько дней, никак не комментируя, хотя это было странно и бросалось в глаза всем вокруг. Даже Полина спросила, хотя она никогда не спрашивает ни о чём таком, что не касается занятий. Так что теперь и мне нужно знать.

Я прекрасно понимаю, что будет дальше и что она собирается сказать. Однако я не желаю это слышать, вернее, не желаю отвечать. Потому что ответ сделал бы это реальным, каким-то окончательным. Не обсуждать это – значит лишить реальность той силы, которая безжалостно давит на мою грудь, не давая дышать.

Только вот я хочу дышать. Я хочу жить. Так что, реальность, пока я тебя не вижу, не слышу, пошла прочь.

Как только Пейсли открывает рот, чтобы продолжить, я переношу вес на левую ногу, а потом касаюсь катка правым коньком и отталкиваюсь. И вот я лечу. Полёт длится всего пару секунд, но для меня это временная петля, чистая эйфория, подобная рою бабочек в животе. Как наркотики, только лучше.

Я трижды оборачиваюсь вокруг своей оси и приземляюсь на лёд. Неловко, но всё же приземляюсь. Мне удалось устоять. От неожиданности я начинаю смеяться и ищу глазами подругу.

Она бежит как пингвин, размахивая руками и вытаращив глаза.

– Это был…

– … тройной, что ли? Это были три оборота! Скажи, что их было три, Пейс, иначе я сейчас с ума сойду, я…

– Три оборота. Совершенно точно. Стопудово.

– Да наверняка нет. Может, нас проглючило?

– Обеих?

– А Эрин и Леви видели? – Я поворачиваюсь в их сторону, но они поглощены своими жуткими тодесами. – Харпер? – лепечу я почти в отчаянии, но она где-то в противоположном конце катка пытается выполнить риттбергер[4] на одной ноге, вместо того чтобы – как это обычно бывает – приземлиться неловким оленёнком на обе.

– Это был тройной лутц, Гвен! – Пейсли продолжает размахивать руками. – Боже мой, боже мой, это же…

– С ума сойти, ты видела, что я сделала? Как у меня получилось? Руки были как-то…

– Абсолютно нет, они были в своём обычном положении, думаю, дело в большем размахе ноги, потому что при постановке ты…

– … сильнее замахнулась, да, я почувствовала. Круто, Пейсли! Думаю, я врубилась. Надо попробовать ещё.

Я разворачиваюсь, еду спиной вперёд, собираясь разогнаться, как вдруг Пейсли касается моего запястья. Коньки скрипят по снегу, и я, описывая полумесяц, приближаюсь к ней.

– Подожди, Гвен. – Пейсли кладёт руки на мои плечи и смотрит в глаза. – Где твой отец?

Вот он, вопрос вопросов. Привет, реальность, как здорово с тобой встретиться! Да ещё так скоро.

– Без понятия. Почему спрашиваешь?

Как глупо! Боже, как глупо! Конечно же, я в курсе, чем вызван её интерес. Но когда ведут себя как ни в чём не бывало, как будто ничего не произошло, хотя на самом деле произошло, тогда человек отвечает невпопад просто чтобы соответствовать. Моменту. Этой жизни. Себе самому. Другим. Больше, конечно, другим.

Пейсли моргает.

– Эм,