Державю. Россия в очерках и кинорецензиях - Денис Горелов

— тараторил шутовской кордебалет в захаровской «Формуле любви». В тот миг еще слышная гуманитарная интеллигенция пошла войной на вещизм — но это уже был бой недотепы Полкана с морем высокомерных шавок. «Во дурак!» — вылупил глаза малолетний жлоб на известие о безвозмездном даре коллекционера Бессольцева городскому музею в «Чучеле». Бунинское чувство ограбленности — вот что пуще прочего свербело в завтрашнем кабацком шлягере про поручика Голицына, исполнявшемся до поры на студенческих пирушках. Недаром его почти сразу переделали в «По нашему ГУМу гуляют грузины и наши товары увозят от нас».

Россия обрушилась в тартар товарно-денежных отношений, который так высмеивала в чужом глазу на протяжении десятилетий. Желтый дьявол легко прибрал не тронутые христианством души, учинив вслед за разгромом общинности форменный разгром государства: армии, полиции, суда и управления. Национальной идеей стали Большие Деньги и покупаемая на них абсолютная вольница. В России уже 15 лет продается все: права и дипломы, ордена и должности, уголовные дела и народные тротуары, берега водоемов и справки в бассейн об отсутствии вшей[10]. Вшей, безусловно, стало больше, но они не являются предметом изучения. Открылся прелюбопытный парадокс: русский понимает под Деньгами только и исключительно халяву. Он потому и ненавидит богатых, что те подсуетились раньше него. Главной темой кумушкиных вечерь стало: кто, где, у кого и каким макаром украл дубинку. С торжествующим пафосом — если самим обломилось, с критическим — если Лужкову с бабой.

Из кино исчезли бедные и умеренные — за исключением бомжей, для благотворительности и косноязычных философских сентенций. Ушли в небытие однокомнатные квартиры, булочные, общественный транспорт, обеденный перерыв, школа, поликлиника и некогда вожделенный знак преуспеяния автомобиль «жигули» — все дюжинное, будничное и заурядное. Народились в гигантском количестве боссы рекламных агентств и элитные няни (специальности, позволяющие в глазах миллионов получить миллион, ничего не умея и не делая). В каждом пятом сценарии, приходящем в сериальский концерн «Амедиа», присутствует Хоттабыч (т. е. что хочешь в любом количестве забесплатно). В каждом третьем — наследство (т. е. мешок даровых денег на голову), хотя люди, способные оставить последышу мешок золотых, в России еще не состарились, и тема раздела их капиталов будет неактуальной еще как минимум лет 15[11]. Зритель желает всего, сразу и даром — отчего густыми сорняками заполняют ниву скорошвейки Руслана Бальтцера «Даже не думай», «Мечтать не вредно» и т. д. Это он сегодня король и звезда массового рынка, а не исследуемый СМИ самовольщик Балабанов и не пригретый гранд-фестивалями Звягинцев.

Сбылась мечта либеральных диссидентов о мире без вранья, государства и принудиловки, — а они ее не признали, обозвав наследием кровавого большевизма. Нет, милые, именно за это вы и боролись, за пробки из иномарок, оловянные глаза ментов и поборы за все, что в нормальных странах делается бесплатно или не делается вовсе. Паратов с его царственным измывательством над нижними чинами вернулся, виртуозно прострелив часы. «Так и надо, — говорит, — идти, не страшась пути».

И пускает бесстрашных Ларис в орлянку.

1986. Дружба народов

Восстание декабристов

К 25-летию волнений в Алма-Ате

В последних числах декабря 1986-го замполиты воинских частей собирали в клубах полковых казахов — щупать на лояльность и протестные настроения. Державшихся гуртом норовили расселить по разным углам казарм, землячества разослать по командировкам. Снаружи быстро докатилось, что Алма-Ата встала дыбом.

Бунтовались против присланного на замену первому секретарю Кунаеву русского Колбина. Общественность вполголоса одобряла: казахов знали за ребят правильных, а Москва опять дурит, мало ей водки.

То были не только первые волнения горбачевской эры, но и первые за 22 года массовые беспорядки в СССР. Если правление Хрущева, помимо всем известного Новочеркасска, сопровождалось стихийными целинными бунтами, подавленными Красной армией просталинскими митингами в Тбилиси, мятежом в Темиртау и множественными межнациональными вспышками, Брежневу удалось свести антиправительственные выступления к абсолютному нулю. Он умел ладить с местными кадрами, перед решением «прорабатывал вопрос», прежде чем высаживать людей в снег и тундру, озабочивался инфраструктурой и снабжением — и вообще, что бы о нем ни говорили, был довольно умелым и человеколюбивым руководителем. Народного недовольства он вдосталь нахлебался в голодающей после засухи Молдавии-46 и в целинном Казахстане-54 и, став верховным, делал максимум, чтобы не наступать людям на характер и национальную мозоль (символично, что драка в Алма-Ате пошла именно с площади Брежнева). При нем сложилась долгоиграющая практика назначения первыми секретарями республик кого-либо из национальных кадров, а вторым для присмотра — русского, по староармейскому принципу «командир — комиссар». Именно это архиразумное аппаратное правило попрал неофит Горби, прислав в Алма-Ату из Ульяновска отличившегося на борьбе с пьянством Геннадия Колбина. Чуждый византийства новый генсек в деликатном национальном вопросе оказался сущим профаном.

Казахстан, как старое место ссылок и переселений, был терпим к любому числу инородцев, но — возможно, под их же влиянием — обладал довольно твердым гражданским самосознанием. За харч и шовинистическое жлобство бунтовались многие народы СССР, но против диктата метрополии — только грузины в 79-м и казахи в 86-м (студенческая демонстрация в Тбилиси против ущемления грузинского языка в республиканской конституции была встречена миром и уступками, оттого и не попала в реестр мятежей). Казахстан имел «свое» место в Политбюро, «своего» космонавта Джанибекова и «свою» мастерскую во ВГИКе, которую набрал в 1984-м Сергей Соловьев (согласовав лично с Первым единственное условие: ни одного «блатного»). Кунаев руководил республикой без малого четверть века, подавляющее большинство студентов при нем родились и ценили за статус неприкасаемого. В этих условиях засыл «варяга» был мальчишеством — которое и вызвало довольно скверную бузу.

Погромами на почве суверенитета в республиках принято гордиться, хотя было б чем: в смысле крайностей азиатский бунт круче русского в разы. Студенты с кольями и арматурой сразу полезли штурмовать здание республиканского ЦК, десятки милиционеров были покалечены, русского дружинника забили палками насмерть. В тот же день в автобусе зарезали 16-летнего русского, хамившего кондуктору.

А летом 89-го первым в Казахстане стал Нурсултан Назарбаев, претендовавший на кунаевское место еще двумя годами ранее и ныне довольно прямо подозреваемый в организации тех волнений. Уже через полгода правления он освободил осужденных «декабристов» и добился отмены постановления союзного ЦК о национальных искривлениях в Казахстане.