Миссис Больфем - Гертруда Атертон

особенность своего положения среди этого маленького мирка и знала, что в минуту страшного переживания, предназначенного ей судьбой, от нее ожидали мужественного и достойного поведения, как от женщины, которая приводила в восторженное состояние тем, что была на целую голову выше толпы. И она была на высоте положения.

– Не беспокойтесь только, – сказал Кромб, похлопывая ее по плечу, хотя никогда прежде он не осмелился протянуть ей руку и часто «сожалел Дэва». – Они лгут – эти немчуры – по той или иной причине, но на самом деле ничего не знают, и мы скоро разоблачим их.

– Я не беспокоюсь, – холодно сказала миссис Больфем, – но совершенно естественно возмущаюсь унизительным арестом и возможностью провести хотя бы одну ночь в тюрьме. В чем же в действительности меня обвиняют?

Шериф сморщился и кашлянул.

– Хорошо, вероятно, это убийство. Это гадкое слово, но слова ничего не значат, когда они лишены смысла.

– Прямое обвинение, – взвизгнула миссис Гифнинг.

Кромб кивнул головой.

– И нельзя взять на поруки? – Глаза миссис Фру дико блуждали.

– Ничего не поделаешь.

Миссис Больфем поспешно встала. В этой комнате, насыщенной возбуждением, была страшная опасность заразы. Она поочередно поцеловала каждую из своих приятельниц.

– Конечно, все объяснится, – ласково говорила она им, – только мужчины могли поддаться на такую интригу, и, наверное, в Верховном Суде множество немцев, их ведь так много в графстве. У меня будет великолепный защитник, друг Дэва, мистер Рош. Я уверена, что в тюрьме мне будет отлично. Как все это мило и необычно-ново!

Несмотря на громадное самообладание, она вздрогнула, когда эта картина промелькнула перед ней.

– С вами будут обращаться, как с королевой, – поспешно вмешался шериф.

Он гордился ею и почувствовал колоссальное облегчение, что все пять миль до Добтона ему не придется ехать с истеричной особой. Вас поместят в личных комнатах смотрителя. Предполагаю, вы будете иметь возможность все время видеться с вашими друзьями. Полагаю, нам лучше двигаться.

Миссис Больфем уже уходила из комнаты. Ее глаза встретились с испуганным и недоумевающим взглядом Алисы Кромлей, и один из тех темных инстинктов, которые возникают в нашем подсознании, подобно воспоминаниям о старых переживаниях, вызванных умственным напряжением, заставил ее импульсивно протянуть руку и привлечь девушку к себе.

– В вашем расположении я всегда уверена, шепнула она. Не пойдете ли вы наверх, помочь мне уложиться?

Алиса последовала без размышления. Удар был слишком неожиданный. Она так плохо представляла себе, что власть закона достаточно сильна, чтобы тронуть женщину, подобную миссис Больфем, и еще менее верила, что она преступница. На миг она забыла свое ревнивое недружелюбие и помнила только, что лучший друг ее матери и друг ее собственных детских лет был в ужасном затруднении.

Миссис Коммек уже мчалась впереди и, когда они вошли, уже тащила из большого шкапа к кровати две коробки для платьев. Ее лицо пылало и носило следы слез, но она была одной из тех домовитых и деятельных женщин, которые возбуждаются автоматически от каждого происшествия и действуют тогда, когда другие раздумывают. – Рада, что и вы пришли, – сказала она Алисе, – откройте ящики, я вытащу все необходимое. Конечно, нелепое обвинение будет снято через день-два, но всё-таки… Ну, а если они все там, в Добтоне, идиоты, мы можем снова прийти сюда и уложить чемодан. Тащить его сейчас было бы бессмысленно. Сэм перевернет небо и землю, чтобы взять ее на поруки. Только надевайте ваше лучшее платье, Энид, и наденьте вуаль, чтобы они, там, не могли вас «щелкнуть» моментально.

Пока она лепетала без умолку, миссис Больфем, ум которой еще никогда не работал с большей ясностью, прошла в ванную комнату и вылила содержимое одного, очень невинного пузырька в раковину умывальника. Она боялась Бродрика больше, чем окружного прокурора, который, в конце концов, был другом ее мужа и фактически питался политическими крохами от этой расточительной, но заботливой руки. Она вспомнила, что всегда была приветлива с ним (по желанию своего мужа, так как смотрела на него, как на ничтожество), когда он обедал у них, и была уверена, что тайно он будет ей покровительствовать, каков бы ни был его прямой долг. Кроме того, он был из тех, кто шипел при одном упоминании о Краусе, и охотно, особенно с начала войны, вышвырнул бы его из общины.

Миссис Больфем была блестящей представительницей того типа, который пользуется непоколебимым восхищением и преданностью своего пола и потому соответственно доверяла своим друзьям. Она вызывала в женщинах лучшие чувства так же, как и они в ней. И потому ей не пришло в голову ни закрыть за собой дверь, ни оглянуться назад. Алиса Кромлей стояла перед письменным столом и, взглянув в зеркало, видела, как Миссис Больфем вылила что-то из пузырька и выполоскала его. Подозрения Бродрика, касавшиеся стакана с лимонадом, вспыхнули в уме молодой художницы, и с этой минуты, она поверила в виновность миссис Больфем.

Хотя руки ее дрожали, она достала из ящиков, пахнувших лавандой, строго целомудренное белье главы Эльсинора и, как только коробки были уложены, поспешно прикрепила Миссис Больфем ее вуаль и приколола ее так крепко, что не было возможности обменяться новыми поцелуями. Она не представляла себе конечной цели этого, но не могла поцеловать женщину, которую подозревала в убийстве и которую, весьма возможно, она будет принуждена выдать. Вдруг сделавшись молчаливой, будто у нее на совести ныло собственное преступление, которое надо было скрыть, она пошла с миссис Больфем к карете, чтобы помочь ей избавиться от толпившихся корреспонденток, из которых она узнала многих. Они по очереди надоедали ей, решив извлечь какой-нибудь материал для статьи в утреннем выпуске.

20

С быстротой вихря, миссис Больфем была доставлена в Добтон; ей казалось, что сама она – центр этого смерча. Вслед за их автомобилем неслись три экипажа с представителями прессы, которые высадились перед Судом в Добтоне, чтобы успеть приготовить свои камеры. Другие корреспонденты, мужчины и женщины, стояли перед запертыми воротами тюрьмы, некоторые с аппаратами в руках. Но еще раз читатели были принуждены удовольствоваться возбуждающей статьей, иллюстрированной только фигурой высокой черной мумии.

Миссис Больфем прошла мимо них, до боли стиснув руки под своей вуалью, хотя спокойная и равнодушная по внешности. Женщины были в восторженном возбуждении, мужчины удивлялись, но одобряли ее не более, чем всегда. Их «настоящая» женщина плачет, когда находится в затруднении, и краснеет и дрожит, когда мужчина избирает ее утехой своей жизни.

Смотритель и его жена, только недавно переехавшие в свою новую квартиру, оставили ее не только безропотно,