Волшебник Земноморья - Урсула К. Ле Гуин

ничтожным. Когда ему случалось покинуть свою комнату и спуститься вниз, он оставался таким же молчаливым и скованным. Красота хозяйки дома вносила в его душу смятение, а роскошь, чопорность и аккуратность этого странного замка все время напоминали ему, что он рожден и воспитан среди козопасов.

Если он хотел уединиться, его никто не беспокоил, а когда его мысли и вид падающего снега становились совершенно непереносимы, он спускался вниз, чтобы в каком-нибудь из залов с закругленными стенами повстречать Серрет; чаще всего она была в одном из нижних покоев, задрапированном плотным шелком и освещенном пылающим камином. Они садились рядом и начинали беседу. Вскоре он понял, что и хозяйке замка жилось здесь невесело — хотя она часто улыбалась, но никогда не смеялась. С ней он начинал понемногу освобождаться от скованности и забывать свой позор. Прошло не так много времени, а они уже встречались каждый день и разговаривали подолгу. Устроившись чуть поодаль от девушек-служанок, которые всегда были при Серрет, они сидели в одной из верхних комнат башни, возле окна или у камина, и болтали о всякой всячине. Но эти праздные беседы приносили ему облегчение.

Старый владетель чаще всего пребывал в своих апартаментах, а из дома выходил лишь по утрам, чтобы погулять по заснеженному внутреннему двору замка; выглядел он при этом как старый колдун, всю ночь сочинявший какой-нибудь очень злокозненный наговор. Когда за ужином он присоединялся к Геду и Серрет, то молчал и лишь иногда бросал на юную супругу тяжелый, алчный взгляд. Тогда Геду становилось жаль ее. Она походила на дикую лань, заточенную в клетку, на белую птицу с подрезанными крыльями, на изысканное тонкое серебряное кольцо, надетое на палец старухи. Здесь она была лишь одной из вещей в сокровищнице Бендереска, и, кажется, не самой ценной. Когда хозяин замка покидал их, Гед старался хоть немного развеселить ее, чтобы развеять ее одиночество, а она, как могла, пыталась унять его тоску.

Как-то раз, когда они сидели в обеденном зале, гулком, как пещера, и беседовали при зажженных свечах над пустыми золотыми блюдами и кубками, он спросил ее:

— А что это за драгоценный камень, в честь которого назван ваш замок?

— Разве ты раньше не слышал о нем? Ведь он прославлен исстари.

— Нет. Я слышал только, что властителями Осскиля собрано много великих сокровищ.

— Ах, эта драгоценность затмевает все. Хочешь взглянуть на нее?

Она улыбнулась ему, и ее улыбка выражала и насмешку, и безрассудную отвагу, и, казалось, она сама побаивалась того, что собралась сделать. Когда молодой человек кивнул ей, она встала и повела его из зала вниз, потом они шли по лабиринту узких коридоров в нижнем этаже башни, затем снова спустились по лестнице в подземелье и остановились возле запертой двери, которая не была похожа на все другие, когда-либо виденные им. Она отперла эту дверь серебряным ключом и с прежней улыбкой глянула на Геда, как бы приглашая его войти вместе с ней. За дверью оказался короткий коридор, приведший к другой двери, которую она отперла золотым ключом; за ней — еще одна, третья дверь, и Серрет открыла ее уже не ключом, а одним из Великих Развязывающих Слов. За этой последней дверью ее свеча высветила маленькую комнату, или, скорее, камеру в подземной тюрьме: пол, стены и потолок из неровного грубого камня, без всякой обстановки. Просто пустая комната.

— Видишь его? — спросила Серрет.

Когда Гед оглядывал помещение, его внимательный взгляд волшебника сразу же заметил один из камней пола. Он был такой же грубый и влажный, как и остальные — обыкновенный массивный камень, в сущности, почти не обработанная глыба; но заключенная в камне безмерная мощь ощущалась так явственно, словно он вдруг заговорил в полный голос. У Геда перехватило дыхание, на мгновение он почувствовал, что ему стало плохо. Камень лежал в самом основании башни, являясь ее центром, и излучал холод, самый лютый холод. Ничто в мире не могло хоть чуточку согреть эту маленькую комнату. Камень был стар, очень стар, и в нем таился какой-то древний ужасный дух. Поэтому на вопрос Серрет он не отвечал ни «да», ни «нет», а стоял, неподвижно застыв на месте. Вскоре, глянув на него с удивлением, она показала ему на камень.

— Это и есть Тереннон. Тебя не удивляет, что мы заперли нашу драгоценность в самом глубоком подземелье замка?

Гед по-прежнему не отвечал ей и продолжал стоять, безмолвный и настороженный. Возможно, сейчас она подвергала его испытанию; но ему казалось, что она сама не имеет никакого представления об истинной природе Камня, — иначе Серрет не говорила бы здесь так легко и так небрежно. Она знала о Камне слишком мало, чтобы бояться его.

— Расскажи мне о его свойствах, — сказал он наконец.

— Он был сотворен еще до того, как Сегой поднял из Открытого Моря острова нашего мира. Он сотворен тогда, когда был сотворен мир. Времени для него не существует. Если положить на него ладонь и спросить о его сути — он ответит соответственно силе того, кто спросит. У него есть голос — для того, кто может услышать. И он может рассказать обо всем, что было, есть и будет. Это он сказал нам, что ты придешь — задолго до того, как ты ступил на наш остров. Хочешь спросить его о чем-нибудь?

— Нет.

— Но он ответит тебе.

— К нему у меня вопросов нет.

— Он скажет тебе, — тихо, ласково произнесла Серрет, — как можно победить твоего врага.

Гед застыл, не зная что сказать.

— Ты боишься Камня? — спросила она, как бы не веря в возможность этого.

И он ответил ей:

— Да.

В смертоносном холоде и безмолвии этой комнаты, окруженной множеством стен — из камня, потом из чар, потом снова из камня, потом снова из чар, — освещенной огоньком единственной свечи в руке Серрет, женщина еще раз глянула на Геда сияющими глазами.

— Ястреб, — сказала она, — ты же ничего не боишься.

— Но с этим Камнем я говорить не буду, — ответил Гед и, глядя в глаза женщине, объяснил:

— Госпожа моя, в Камне заключен некий дух. И если этот Камень скован вяжущим наговором, а также слепящими чарами, если на него наложены заклятия замыкания и предостережения, и сверх того он еще окружен тройными крепостными стенами в совершенно