Михаил Коцюбинский - Ирина Михайловна Коцюбинская

я бы считал, что, несмотря на неэстетичность выражения, лучше оставить его в состоянии первородной грубости».

Не упускал Михаил Михайлович ни малейшей возможности высказать свои взгляды и с открытой трибуны. Проездом из-за границы в 1909 году он выступал перед литературными и артистическими силами Киева в клубе «Семья». В президиуме этого вечера были М. Садовский, Н. Лысенко, В. Самийленко и другие видные деятели украинской культуры.

Некоторые украинские писатели чрезмерно увлечены просветительством, сказал Коцюбинский, замкнулись в эту скорлупу и не желают видеть широкий мир. Он горячо выступил против квасного патриотизма и национализма[65].

Любопытны изменения, которые происходят в отношениях отца с некоторыми украинскими писателями. Хорошо помню поэта Николая Кондратьевича Вороного — и как члена «Просвиты», и как участника литературных «понедельников», и как артиста драмкружка, — он часто у нас бывал. Крепкая дородная фигура, холеное лицо, белокурые прямые волосы, зачесанные назад. Галстук в виде большого небрежного банта, мягкая фетровая шляпа. На официальных собраниях и празднествах Вороный выглядел всегда элегантно, держался независимо и даже с некоторым превосходством.

Приглашая отца участвовать в альманахе «Из-за туч и долин» (1903), Вороный говорил, что здесь «…желательно было бы избегать произведений грубо реалистического направления, а вместо этого хорошо бы дать изображение «с легким философским уклоном (пантеистическим, метафизическим)». Как правильно отмечают исследователи, этот альманах все же не стал сборником одного лишь «чистого искусства». Наряду с произведениями в стиле бытового этнографизма в нем была помещена новелла Коцюбинского «На камне», а также стихотворения поэтов разных школ — Леси Украинки, Грабовского, Самийленко, Вороного, Карманского. Большинство произведений сборника отражало стремление бороться за интересы народа. Но наметившиеся расхождения Коцюбинского и Вороного углублялись, осложняясь к тому же и растущей личной антипатией.

У нас в семье Вороного называли «поэтом в белых перчатках», а мама говорила, что он принадлежит к категории «революционеров», которые, делая революцию, «прибегают к помощи пульверизатора с одеколоном, чтобы омыть руки».

Припоминаю последнее посещение Вороного. Родители очень холодно приняли его. Сидя в кресле, он перелистывал наш семейный альбом и незаметно для всех заменил фотографию моих родителей на свое изображение, на обороте которого написал:

Хоч крадіжка і гріх,

Але її не сховаєш у міх…

В 1912 году в книге «Лирика», присланной им отцу, Вороный делает надпись: «Глубокоуважаемому Михаилу Коцюбинскому в память бывших добрых взаимоотношений». Но попытка наладить эти добрые отношения не увенчалась успехом.

В 1910 году Коцюбинский был избран старшиной присяжных заседателей Черниговского окружного суда.

«Положение его было не из легких, — вспоминает преподаватель Черниговского пединститута И. П. Львов, который вместе с Коцюбинским заседал в качестве присяжного заседателя, — с одной стороны, Михаил Михайлович находился под постоянным надзором жандармерии… а с другой — активно включался в рассмотрение политических дел, связанных с первой русской революцией 1905 года. Он весьма тактично и умело руководил совещанием присяжных заседателей, анализируя суть дел, связанных с революционными событиями на селе… Наш старшина никогда не навязывал никому из заседателей своего мнения, но зато настолько тонко и умело строил предпосылки для вынесения совещанием соответствующего решения, что этим самым создавал определенное мнение у присяжных заседателей в пользу обвиняемых, на основании которого суд зачастую либо оправдывал подсудимых, либо выносил приговор со стереотипным добавлением: «но заслуживает снисхождения».

Чувствовал отец себя неважно, и Киевское общество помощи украинской литературе и искусству выделило ему 500 рублей на лечение. В мае 1910 года Михаил Михайлович вновь уезжает на Капри. По дороге он останавливается в Киеве для консультации у профессоров Петровского и Фаворского и одновременно участвует как член жюри в заседании, посвященном сооружению памятника Тарасу Шевченко в Киеве.

Ему стало хуже, и отъезд в Италию на несколько дней задержался. Неутешительными были заключения врачей. Они установили порок сердца и стенокардию. После наступившего облегчения Коцюбинский продолжил поездку. Он пробыл сутки в Одессе, а 19 мая выехал пароходом «Levanzo» в Италию.

«Вчера приехал в Константинополь. Иногда мелькают цилиндр, модная дамская шляпка, и рядом — белый халат араба, черное лицо негра и фески, фески… Стоят дворцы и такие харчевни, как в Бахчисарае. Улица мало интересная. Лучше в Стамбуле. Тут уже настоящий Восток; европейцев не видно, слепые дома с гаремами, кофейни, ослики, дервиши, фрукты, зелень и чад от жареного мяса. Осмотрел Ая-София, прекрасный величественный храм, полный золотых мозаик, мрамора, бронзы… Оттуда пошли на крытый турецкий базар, где в бесконечных коридорах собрано все, чем торгует Восток. Здесь много прекрасных вещей, кованого серебра, шелков, халатов, сабель, ружей».

Поразил отца Акрополь, а также Таормин. «Это самый дорогой и чудесный уголок Сицилии. Здесь осмотрел руины древнего греческого театра, напоминающего римский Колизей… Потом осмотрел гостиницу S. Domenico, которая была когда-то монастырем и славится старинными залами, роскошными садами, мозаикой, резьбой и картинами».

Угнетающе подействовала на Коцюбинского Мессина. «Все в руинах, улицы превратились в горы всякого мусора и камней. Все словно спрессовано, невообразимо смешано. Под развалинами еще до сих пор погребено 40 тысяч людей. Идут раскопки… При мне откопали труп женщины… По улицам опасно ходить, так как развалины вот-вот рухнут. Я пережил неприятный момент. Шел по улице, и вдруг земля задрожала, дома зашатались и, казалось, вот-вот обрушатся…»

Все эти впечатления, описанные в письмах маме, воплотились впоследствии в новеллах Коцюбинского «На острове», «Сон», «Хвала жизни».

2 июня Коцюбинский приезжает на Капри, и на следующий же день спешит к Горькому. Был он, как и прежде, встречен радостно, окружен теплотой и заботой. Обосновался в гостинице «Rojal», но большую часть времени проводил на вилле «Spinola». Солнцепоклонник, как шутя величали отца друзья, буквально купался в солнечных лучах благодатного острова. «…В особенности солнце, богатое, щедрое и ласковое, не жгучее, как у нас, очень хорошо действует на мое здоровье, — писал он М. И. Жуку. — Весь организм как-то насыщается ароматами моря, цветов, и, переполняясь красотой, забываешь, что ты человек… и сам кажешься себе ароматным растением».

Отец всегда умел мыслить по-своему и по-своему ощущать окружающий мир. «Слушаешь его и видишь человека, который именно обо всем подумал и то, что знает, знает хорошо, — так выразил эту его черту Горький. — Человечность, красота, народ, Украина — это любимые темы бесед Коцюбинского, они всегда были с ним, как его сердце, мозг и