Кукла старого Адама - Марина Владимировна Болдова

телефон, почти не слушая, о чем, стоя от нее в полуметре, говорят две одноклассницы Стаси. Обсуждали они, видимо, какой-то видеоролик, одна девочка возмущалась, другая же периодически повторяла «ну и че такого». Только когда прозвучало имя дочери, Варвара развернулась и подошла ближе. Та, что возмущалась, словно ожидая, когда Варя обратит на них внимание, с готовностью развернула к ней экран своего мобильного.

– Варвара Тихоновна, это правда – от вас ушел муж? Поэтому Стася в школу не пришла? Вы видели это?

Варя взяла из ее рук телефон: на экране застыло лицо дочери с нарисованными на щеках черными слезинками. Она включила воспроизведение. «Когда тебя предают, это больно. Но еще больнее, когда предают мать», – раздался из динамика голос Стаси, тут же сменилось изображение: проем двери их с Иваном спальни, муж укладывает вещи в чемодан. Снова в кадре Стася: «Крыса бежит с тонущей лодки, а беда не приходит одна». В этом кадре выражение ее лица было другим – откровенная злость сделала его отталкивающе безобразным. Варя вздрогнула.

– Я считаю, Варвара Тихоновна, Стася не имела права выкладывать ваши личные проблемы в интернет, – прокомментировала девочка, забирая у нее телефон.

– Простите, – пробормотала вторая, потянув за рукав подругу и увлекая за собой. «Ну и на фига ты выпендрилась, дура», – донесся до ушей Вари ее приглушенный голос.

«И действительно, на фига… Меня задеть? Что ж, получилось. Только откуда такая бесцеремонность, вроде девочка из приличной семьи, воспитанная, отличница. Стаську только передо мной подставила», – равнодушно подумала Варвара, направляясь к кабинету директора школы. Собственно, туда она и шла, когда ее настиг звонок Строкова. Шла, чтобы попросить три дня за свой счет. Или неделю, если повезет.

Ей самой было странно, что она так спокойна. Наверное, давно ждала от мужа чего-то подобного, уже с того времени, когда начались эти задержки его на работе. Как и все обманутые жены, гнала мысли об измене, не слушала постоянное жужжание Дарьи, считая Одинцова каким-то особенным. Не она Ивана, а он ее добивался, не Варя замуж за него стремилась, он уговорил. Как-то ловко подставился в жизни – вроде бы нечаянные встречи, значит – судьба, смирись, Варюха, быть нам вместе. Красиво окрутил, а любил? Тогда казалось – да. А она? Любила? Противен не был, да… и еще жалость включилась: чуть не в первый день о своем детстве рассказал, что, мол, такое тяжелое оно было у него, без материнской любви и отцовской поддержки. Расслабилась Варя, по-бабьи решила – дам ему любовь и семейный комфорт. Хотя сама смутно представляла, что это такое.

Любовь к Ивану пришла позже, когда родилась Стася. Нет, наверное, еще раньше – когда возил он Варю почти каждый день к сестре, которая зашивалась одна с грудной Никой, на другой конец города, уставший после дежурства, почти засыпавший за рулем. Не возражал, не злился, а у Вари к нему тогда родилась такая любовь-благодарность. Она поняла, что сделала правильный выбор: надежный Ваня, с ним не пропадешь. Так и было, только с годами все изменилось: все проблемы и проблемки решать она стала сама, он как-то ловко устранялся, все чаще повторяя фразу «сделай милость, не грузи меня этими мелочами». Не грузила, потому что были и есть Дашка и Родион. А Ивана, выходит, это устраивало. Удобный брак? Раз изменять стал, не такой уж и удобный.

Отпуск на неделю Варя получила неожиданно легко, правда, пришлось выслушать несколько дежурных фраз сочувствия по поводу смерти матери. В подробности Варя не вдавалась, сообщила лишь, что жила та далеко, общались нечасто. А тут приехала в город, и такое несчастье… Варя поспешила покинуть школу до конца урока, чтобы избежать вопросов коллег: подруг среди учителей у нее не было, не было и недругов. «Очень ты удобный в общении человек, Варька, с тобой и поссориться невозможно. Ты и Ваньке все прощаешь. Скучно, наверное, так жить?» – вспомнила она уже в который раз последний разговор с Дашкой. Она тогда ответила, что прощать ей мужу нечего, а Дашка, выходит, не просто так в тот день к ней с тортиком заявилась. Пыталась предупредить? «Да, точно. Только я ничего не поняла, хотя весь разговор вокруг Одинцова и крутился. Дашка знала, что у него связь на стороне? И Родион в курсе? Господи, как стыдно-то!» – Варя, остановившись на школьном крыльце, глубоко и с наслаждением втянула в себя носом прохладный воздух. Дома она будет через десять минут, но мужа, была уверена, уже не застанет: чемоданчик, в который тот укладывал вещи, на видео был почти полон. Одинцов сбежит до ее прихода, ведь он так не любит разборки. А встретит Варю обозленная на отца дочь, к разговору с которой она совсем не готова.

«И куда мне податься? Вернуться к Дашке? И выслушивать, какая я дура, не поняла ее намеков? Мне и так тошно», – с тоской подумала она, и тут же пришло решение. Она достала из карман куртки телефон.

– Анатолий Юрьевич, вы хотели ко мне на дачу. А заберите меня прямо сейчас, я стою у школы! – выпалила она на одном дыхании и отключилась.

Глава 21

Вопрос с землей решился быстро, Родион сам удивился, как гладко прошли переговоры с замом мэра, тот только озвучил условие города – выделить два процента квартир в дуплексах в бюджет. Родион был готов и на десять, лишь бы именно эта площадка стала стартовой для нового проекта.

Он решил заехать в офис, обрадовать своих сотрудников лично, а не передав сообщение через секретаря. И вовремя вспомнил, что к таким новостям неплохо бы и шампанского. Вот так, довольно улыбаясь, нагруженный пакетами с закусками и бутылками из ресторана, Родион зашел в бизнес-центр. Охранник, понимающе улыбнувшись, помог ему с покупками загрузиться в лифт и нажал кнопку нужного этажа.

Почему у него сжалось сердце, когда он увидел в своей приемной этого старика, он понял сразу: поразительное сходство с отцом, которого он и запомнил таким – очень худым, в мешком сидевшем на нем костюме. А на лице, словно печать болезни, впалые щеки, обтянутые сухой кожей. И только яркие глаза выдают, что человек пока еще жив.

– Вы ко мне? – глухо спросил он. – Проходите в кабинет. Татьяна Викторовна, вопрос в мэрии решен положительно, – повернулся он к секретарю. – Разберитесь с пакетами, накройте стол для всех в конференц-зале, я присоединюсь позже.

Родион на миг замешкался перед дверью: он, конечно, догадался, кто этот старик, по глазам догадался – сегодня