Кукла старого Адама - Марина Владимировна Болдова

в зеркале заднего вида его машины отражались такие же голубые «блюдца», только окаймленные темными ресницами. Девочка Женя, ворвавшаяся в его, Родиона, жизнь так стремительно и так же быстро им забытая.

– Простите, я не вовремя. Полковник юстиции Воронин Евгений Павлович в отставке, – назвался старик, протягивая руку. – Прошу меня выслушать, я вас надолго не задержу. Боюсь, другой возможности нанести вам визит может и не представиться.

– Вы – дедушка Жени, – констатировал Родион.

– Да. Девочки, которая так бесцеремонно навязалась вам в попутчицы. Простите мою внучку, на самом деле она совсем не такая наглая, как могло показаться вам. Просто ей страшно. Страшно остаться одной… Буду краток – я умираю, а ей всего пятнадцать. И она никак не может принять факт, что после того, как меня не станет, ей придется жить в интернате. Но я не об этом пришел поговорить. Это правда, что вы каким-то… необычным способом сумели помочь тому мотоциклисту на дороге?

– Я не знаю, Евгений Павлович! – развел руками Родион. – Со мной такое впервые, я бизнесмен, никак не шаман или целитель…

– Понимаю ваши сомнения. Но расскажите, как все происходило. Вы слышали голоса, чувствовали силу в руках, болела голова? – требовательно спросил Воронин, а Родион вдруг понял, что может рассказать этому человеку все.

– Я слышал голос давно умершего отца. Просто держал руку у сердца парня, как велел он. Это было так… естественно, как будто я уже раньше так делал, но этого не было никогда! После, уже когда приехала «Скорая», почувствовал себя как выжатый лимон. Но если Женя вас убедила в том, что я смогу вам как-то помочь, то она просто фантазерка.

– Нет-нет, у меня четвертая стадия рака, метастазы по всему организму, шансов нет. Я, как прочел имя на визитке, которую вы дали Жене, сразу понял, что вы сын Ильи Варлея, я был знаком с вашим отцом. Точнее, он в девяносто втором году оперировал меня. Тогда опухоль была операбельной, он удалил ее, пообещав еще минимум двадцать лет жизни. Как видите, прошло уже почти тридцать, а я все еще жив. Не скрою, в послеоперационный период ваш отец лечил меня наложением рук. Тогда я и поверил в то, что другие считают шарлатанством. Родион, я на самом деле пришел вам сказать, нет, просить – не бросайте это дело. Не отказывайте людям в помощи, возможно, у кого-то появится шанс на полноценную жизнь.

– Да я пока не уверен…

– А вы поверьте в себя. Как когда-то ваш отец. Он тогда был моложе, чем сейчас вы. И насколько мне известно, помог многим.

– И умер молодым, – напомнил Родион.

– Да, к всеобщему сожалению, поверьте. А знаете, что он мне сказал, когда я пришел его поблагодарить за подаренную жизнь? Что не он решает, когда кому умереть. Есть такая у Бога книга с датами рождения и смерти. Каждый человек там записан. И не в силах никто на земле изменить эти две даты. Вот какими путями двигаться к концу, решает сам человек, выбор всегда есть, быть на стороне зла или добра. А уйдет он в тот час, который в этой книге указан. Не пришло время умирать – рядом окажется врач, целитель или друг, который поможет. Если же стукнул час, никто не спасет. Как-то так. Я тогда в милиции Центрального района работал следователем. После одного дела в больницу и попал. Ваш отец был уверен, что именно конфликт совести и необходимости подчиняться начальству, который тогда случился, и спровоцировал этот сильный приступ, так срочно уложивший меня на больничную койку. После операции я ушел на преподавательскую работу, это меня спасло от того бардака, что творился в органах: за взятки разваливали и фабриковали дела, честным следователем остаться было невозможно. Простите, Родион, я отнял-таки у вас время. Но очень хотелось познакомиться с сыном прекрасного врача. А за Женю не беспокойтесь, девочка самостоятельная и сильная духом. Но, если обратится за какой помощью, не откажите, вы ей обещали. Ради нее, чтобы не разуверилась в людях. Женька о вас говорила с таким восторгом! – слабо улыбнулся старик. – Все, не смею больше задерживать, – поднялся он. – Прощайте, всех вам благ, Родион Ильич.

– Евгений Павлович, я Женю не оставлю! – крикнул Родион в спину уходящего Воронина.

– Ну, это как получится, – не оборачиваясь, ответил тот.

Как называется то чувство, когда смешивается жалость, злость и гаденькое «слава богу, это не со мной»? Смотришь, как человек уходит, понимаешь, что бессилен, злишься на себя, вот, мол, бабла куча, купил бы здоровье ему, да что там – жизнь, а не купишь, не продается… и тут же приходит постыдное: это не я на его месте, не мои близкие, тьфу-тьфу, не сглазить. А сам все равно лихорадочно ищешь ответ на вопрос – а делать-то что? Как помочь? И потом вновь – а никак, не Бог ты…

Вдруг срочно захотелось услышать голос Дарьи. Ее мягкое «да, дорогой» с легкой ласковой насмешкой, мол, соскучился, Варлей? Да, соскучился. Да, хочу к тебе, жена, но дела… А в ответ простое «я тебя жду…», сказанное таким голосом, с таким манящим лукавством, что сразу становится жарко, дыхание замирает, сердце гулко колотится. Успокаиваешься, лишь услышав в телефоне тишину.

Родион нажал вызов, Даша ответила быстро, словно ждала его звонка. Но вместо привычного «да, дорогой» в ответ прозвучал вопрос: «Ты знал? Говори честно, Варлей, ты знал, что у Одинцова любовница?»

– Даш, какая любовница? Ты Анну имеешь в виду? Брось, что могло быть у Ваньки с этой женщиной?

– Он ушел от Варьки! Собрал чемодан и ушел. Ладно, поговорим дома…

– Ванька? Не может быть…

Или может? «Как мне надоели эти Варькины вечные проблемы! Женился, думал, спокойно поживем, а тут – то с детьми не так, то вот еще теща нарисовалась, хоть беги», – вспомнил Родион слова Одинцова, сказанные им со злой досадой при последней встрече.

* * *

Даша не успела отключиться от разговора с Варей, когда позвонил муж. И она не удержалась, чтобы не наехать на него – вроде как приятель ему Одинцов, а что творит? Но Родион явно был не в теме.

Она никогда не скрывала, что недолюбливает мужа сестры. Может быть, потому, что тот при разговоре всегда избегал ее взгляда, словно боялся, что она заметит что-то настоящее, тщательно им припрятанное в глубинах подсознания. А Даша действительно видела, что Одинцов при ней контролирует каждое свое слово. Да и по большей части предпочитает рта лишний раз не открывать. Тихо сидит за столом, цедит весь