Повести и рассказы - Павел Мухортов

— Не тушуйтесь, Жан! — кокетливо помогла Ирка. — Подробности личной жизни нас не интересуют. Обещали развлекать анекдотами, так давайте, раз уж ворвались в наш «деловой» разговор.

Она положила на руки подбородок и приготовилась слушать.

— Слов на ветер не бросаю…

И опять Генка заметил, что смотрит только на Лену и говорит только с ней: — Вот, например, слышали о том, как заяц ехал в пустыню на велосипеде?

— Старо! — Ирка самодовольно щелкнула птичьим язычком.

— Ну, тогда о том, как известный артист летел на гастроли.

— У–у–у… Какие дебри, — умильно перебила художница.

Генка не соврал, когда сказал, что знает множество смехотворных историй. Но сейчас как на зло, не приходило в голову ничего подходящего.

— Хорошо. Тогда один пустячный случай детства. Клянусь, еще не слышали ничего подобного и будете смеяться.

— Посмотрим, посмотрим! — снова как–то задорно и ехидно вставила Ирка.

— Что с тобой, ты как будто с цепи сорвалась? — вступилась за Генку Лена и, улыбаясь, прибавила: — Особенно, Гена, не переживай, это бывает с ней, когда мальчишки не обращают на нее внимания, а смотрят…

— Это точно. Это со всеми бывает, — попытался разрядить обстановку Генка.

— Фу, Ленок, опять ты со своей прозорливостью! И вообще, ты говоришь глупости, — вся вспыхнув, выпалила Ирка.

Генка прыснул гогочущим смехом, потом сделался серьезным, собираясь с мыслями. И в самом дел, он думал теперь лишь о том, что поведать девушкам.

— Честно говоря, вам сегодня ужасно не повезло, все смешное вылетело из головы. Но не расстраивайтесь, в запасе кое–что есть. В этой истории было два исхода: один смертельный, а благодаря второму, я сижу с вами. Итак, это случилось прошлым летом. Тогда ухажер моей сестры, Костя, уговорил нас провести месяц в горах с друзьями. Альпинизмом не занимались, просто одолевали перевал за перевалом и выходили к морю. Кстати, иногда пролезали там, где и альпинисты не пройдут.

И вот в последнем нашем путешествии, мы спускались с какой–то горы, где–то в районе Зекарского перевала, неподалеку от Кутаиси.

Как раз кончился дождик. Я шел последним, а справа от тропы белеют такими огромными, пышными бутонами цветы. Горные, на вид красивые, думаю сорву, подарю Лерке. Я никак не мог поверить, что он так не пахнут. Честно говоря, вбил в голову, что у них должен быть какой–то особенный аромат. Такой вот упрямый характер, ничего не принимает на веру, он и заставил меня сойти с тропинки.

Ничего не сказав остальным, отстал и стал медленно спускаться по склону. До цели оставалось несколько метров, как вдруг ноги покатились по скользкой глине. Потерял равновесие и рухнул на пятую точку, но не остановился, а поехал еще быстрее вниз. Пролетел и цветы, а чуть за ними — пропасть.

Как остановился, не помню, только вижу — ботинки ребром врезались в камни у самого обрыва. Пальцы, мои бедные пальцы, в крови. Но все же кое–как зацепился за куст. Но этой опоры было, конечно, недостаточно. Тогда я подумал, что надо позвать на помощь, но разве крикнешь? Куда там! С каждым движением — все сложней удержаться.

Сначала в группе не придали значения моему исчезновению. Подумали, что отстал… по своим делам, догонит. И наверное шли, не вспоминая обо мне долго, если бы не меняли курс. Подождали несколько минут, и тогда Костя отправился на розыск, — Генка рассказывал в шутливом тоне, улыбаясь, и девушки подумали, вымудряет.

— Несчастная нога болталась уже без опоры. Спасал колючий кустарник. Его злых колючек пальцы не замечали, я просто намертво ухватился за него — последнюю надежду. Несколько раз глянул вниз, там, метрах в трехстах, как мне показалось, раскинулся лес из игрушечных сосен и елей. Честно говоря, я себе уже елочку выбрал, на которую приземлюсь.

Не знаю, сколько проболтался между небом и землей, жизнью и смертью. Вдруг рядом упал конец веревки, посмотрев вверх; а там, за чертовыми цветами, виднелось лицо Кости. Он что–то невнятно кричал. Но смысл до меня дошел сразу: требовалось одно — взяться за веревку. Легко сказать — возьмись! Это я понял и без его умных советов. Но как отпустить кустарник и схватить конец веревки? Руки онемели. А самое веселое в следующем: спасение — вот оно, рядом, надо только ухватиться за него, а сил нет. И тут меня начал раздирать истерический смех. Положение совсем ухудшилось. Вторая нога тоже сорвалась. И тогда отчаянно я отпустил куст и с облегчением почувствовал, как пальцы сжались на веревке. От смеха я извивался и медленно волочился по склону. Даже на тропе не мог встать на ноги, а все задыхался от смеха. Отошел не скоро. Вот и вся история.

Генка умолк.

— Что–то не видно боевых седин на висках? — нарушила молчание Ирка с кукольной улыбкой на лице.

— Честно говоря, не успел тогда сильно испугаться.

— Знаешь, веселого мало, но все равно интересно. Если бы мне оказаться в таких условиях, я бы наверное, умерла от страха, — Лена казалось, представила себе впечатляющую картину.

— Я, кажется, отвлек? У вас растает мороженое.

— Ничего страшного! Мы за это вычтем с тебя, — весело заключила Ирка. — Перехожу на «ты», так проще…

Почти два часа развлекал Генка девушек, исполняя их желания. В кармане не осталось ни гроша. Ирка видела, что она лишняя, но не переставала вставлять колкости.

— Жан, ты нас проводишь?! — этим провокационным вопросом она окончательно вывела Генку из себя. Он хотел ответить что–то резкое, но, посмотрев на Лену, встретил сдерживающий взгляд выразительных глаз. Да, девушка понимала его и то, что творится в его душе. Вспыхнувший было пожар угас.

Втроем они вышли на улицу. Майская свежесть успокаивала. Генка проводил девушек до автобусной остановки. В принципе, они жили рядом, но Генка уже решил, что повременит с возвращением домой и на прощание нежно заключил руку Лены в свою. Когда девушка попыталась освободиться, он крепко сжал озябшую кисть.

— Ты не забыла о своем обещании на озере?

— Вот это да, Гена! Моему слову цены нет. Я обижусь.

Ткачук попрощался и медленно зашагал по тротуару, то входя в яркие круги уличных фонарей, то в черноту между ними, отчего фигура его казалась высокой и стройной, то невзрачной и зыбкой.

— Хочешь, я развею твои иллюзии, — вдруг заковыристо спросила Ирка, когда они остались одни.

— Что ты опять затеваешь? — недоверчиво полюбопытствовала Лена.

— Подожди минуту… Ж–а–н!

Он обернулся.

— Два слова!

Ткачук не торопясь подошел.

— Дорогой Жан, вы извините нас, возьмите, пожалуйста, и мы в расчете, — Ирка протянула десятку, хотела еще что–то сказать, но ее оборвал возмущенный, обиженный голос Ткачука: — Да вы что?! Генка зло усмехнулся, резко развернулся и быстрыми шагами зачастил от остановки. Через несколько минут он уже не злился на Ирку, она вообще выплыла из его раздумий, а занимал его образ Лены.

Дома мать спросила Генку, почему он опять так поздно. Генка, улыбаясь, ответил: «Мамуля, я, кажется, влюбился».

— Эх, выдумщик ты мой. Вечно какие–то новости…

В школе произошло ЧП. На перемене Васька Хомяков бесцеремонно вытолкнул из очереди в буфете одноклассника Филковского. Тот, конечно, возмутился. Тогда Хомяков пригласил «наглеца» на разговор, предварительно махнув дружкам, и общими усилиями они исколотили товарища, сломав ему руку.

Родители Филковского подали заявление в милицию, и следствие закрутилось.

В кабинет директора школы вошла женщина–лейтенант, инспектор по делам несовершеннолетних.

— Здравствуйте, Таисия Давыдовна. Я к вам.

— Здравствуйте, Мария Дмитриевна, садитесь, — и уже озабоченно спросила, — с чем пожаловали?

Вместо ответа инспектор достала из синей папки листок и прочла: — Хомяков и Веселов — ваши ученики?

— Да… учатся в десятом, — помедлив, протянула директор. — Что–нибудь случилось? Они что–то натворили?

— Как сказать? Классный руководитель, видимо, их лучше знает, но все–таки, как вы можете их охарактеризовать?

— Общественную работу выполняют, дискотеки проводят, учатся неплохо. Правда, Хомяков из неблагополучной семьи, отец пьет. Вот и, собственно, вся характеристика.

По привычке, внимательно всматриваясь в лица, инспектор заметила в студенистых глазах директора нарастающее беспокойство. Действительно, всегда спокойная и уверенная за свод школу, за свой незыблемый авторитет, Таисия Давыдовна не хотела бы иметь неприятности с милицией, тем более, что они немедленно отозвались бы выше.

— Значит, плохого за ними не тянется? — задала очередной вопрос следователь, директор беспокойно заерзала на стуле и, кривя душой, тихо произнесла? — Нет. А что случилось?

— Извините, Таисия Давыдовна, но вопросы буду задавать я. Что вы скажете о Филковском?