Повести и рассказы - Павел Мухортов

Он скользил взглядом по темным контурам комнаты. Из–за стены как будто выплывала физиономия Васьки Хомякова и чем–то напоминала ту, ухмыляющуюся, возмутившую до глубины души…

… Летом они с Костей подрабатывали на хозяйственном складе. Подкатывали тележку, грузили ящики, где вес брутто исчислялся трехзначными числами, и перебирали стекло, фарфор, чайные сервизы, хрустальные вазы — не сладко и пыльно. Зато в день получки Генка подпрыгивал от радости, что к маминому юбилею — сорокапятилетию преподнесет подарок: поделку своих рук и в нагрузку покупку, сделанную в магазине.

Улыбающаяся, грудастая продавщица, женщина лет двадцатичетырех, со вниманием выслушала запрос Генки и вытащила из–под стекла коробочку дорогих духов с изумительным рисунком и не менее изумительным названием «Желаю счастья», источавшую сумеречный запах. Генка осторожно раскрыл ее. И тут неподдельный восторг сменился разочарованием.

Девушка, извините. Но у вас один флакон светлый, а другой зеленый — явный одеколон. Да и на витрине оба флакона светлые.

— Много ты понимаешь, сопляк! — ее лицо из миловидного превратилось в уродливое.

— Я прошу заменить, — сказал он спокойным голосом. — И вообще я в этом хорошо разбираюсь. У меня мама работает в сфере торговли.

— Тут единой ниточкой повязаны. И твоя мать тоже! — раздраженно вылепила она фразу–пощечину. — Я не сомневаюсь! Короче, будешь брать — бери! А не будешь? Получай деньги.

Обида и боль за оскорбление матери затмила все. Генка не нашелся, что сказать, покупателей не было, доказывать что–либо было бесполезно. Он забрал деньги и вышел, разъедаемый злобой.

«А ведь вначале она улыбалась, почти как Хомяков, слащаво, подобострастно. И себя, разумеется, не считала воровкой…

Так почему же неувязочка? В каждом из нас, видимо, живет идеал «своего я». Представление о том, каким я хотел бы быть. Да, скорее всего самопознание сводится к ответу на два вопроса: «Чего я хочу?» и «что могу?» Но ведь их можно поменять местами. Так что же первично?»

Генка безотчетно медленно растирал теплой ладонью охладелое сиреневое стекло. С крыши иногда срывались крупные капли, летели горемычные вниз, шлепались о подоконник и тогда из больших они превращались в маленькие, ничтожные брызги.

Вот так и в жизни. Одна капля — как две судьбы, разбилась она на две жизни врозь. Всего лишь один удар. Но ведь в жизни бывает много ударов и главное, как из преодолеть, и что потом станет с этими брызгами, стекутся вместе или высохнут в отдельности…

Он соскочил на паркет и закрыл окно.

— Так, юноша. А где ты вымок вчера? — пытала сестра брата. Этот испытывающий взгляд не давал ему солгать, впрочем, Генка и не пытался, хотя желание заинтриговать сестренку все же было.

— Ну… — протянул он, — бродил по вечернему городу. А дождик теплый! Просто прелесть. Зачем спешить домой в духоту семейной атмосферы?

Разумеется, Леру увертливый ответ не удовлетворил, она догадывалась, что братишка гулял не один, но ей ужасно захотелось услышать радужное признание из уст настырного брата, и она взыскательно спросила:

— Ты и спутницу свою заставил вымокнуть до нитки? Хорошо кавалер…

Генка язвительно засмеялся и, прекращая дебаты до вечера, взял сумку с книгами, направившись к двери, на прощание обернулся и, как бы между прочим, добавил: — Нет, спутницу я проводил, а потом гулял. Лирика овладела. Тебе, сушка, честно говоря, этого не понять. Щелкнул дверной замок.

До уроков еще минут двадцать. Генка опять решил встретить Лену по дороге в школу. Она не опаздывала. И тут ему в голову стукнула своевольная, соблазнительная мысль, вдруг показавшаяся нелепой, но он понял, что не отделается от нее… Оторвавшись от болезненно чахлого с бедной корой деревца, он заспешил навстречу Лене, которая еще издали узнала его. Генка увидел, как ласкающая теплота преобразила лицо девушки, и не удержался, сам расплылся в щедрой улыбке, почему–то сказав: «Ослепительная девушка».

— Привет! — коротко поздоровалась Лена. — Странно. Не рассчитывала рано увидеть тебя.

А Генка растерянно, с колотящимся сердцем, не успев собраться с мыслями, не подобрав нужных слов, остановился перед ней в нерешительности. Она опять укладывала его непослушные кудри, и терпеливо ждала, пока он начнет говорить.

— Лена, я твой должник. А быть в зависимом положении, честно говоря, не в моих правилах. Вчера ты пригласила меня, сегодня — мой ответный ход. Поехали вместо занятий в лес. Там сейчас такая красота: дикие яблони в цвету, все зелено, еще свежо после дождя. А день такой, солнце не даст спокойно сидеть на уроках…

— Вот это да! У тебя не голова, а целый склад первосортных идей, — обрадовалась Лена и посоветовала, — ты почаще вскрывай его. Принято. Едем. Интересно, а куда?

— Это, честно говоря, пока моя тайна.

Генка обнаружил, что по другому и быть не могло, и зря он сомневался в ее согласии.

Унылый храм знаний отстал, спрятавшись в прохладную тень исполинских тополей и каштанов. Неказистый речной трамвайчик перевез их на другой берег. Они миновали дощатый причал и по узкой, теряющейся в жизнерадостной буйной траве тропинке растворились в зелени леса. Где–то за стеной колючего кустарника или над головой, среди запутанных ветвей, или вообще под ногами, но где именно неизвестно, пели, жужжали, свистели, урчали, голосили и шипели, взбудораженные весенним теплом обитатели чащи.

Генка наслаждался утренней торжественной прелестью бурлящей жизни. Они молча шли по только ему известной тропке; изредка поглядывая на Лену, он желал прочесть в ее глазах лучезарных, как небо, беспокойное, томительное волнение или что–либо подобное. Но она была абсолютно спокойна. В конце концов Генка был согласен на то, чтобы Лена хоть поинтересовалась конечной целью прогулки. Но девушка также, как и он, полностью погрузилась в красоту молодящейся весны, очарованная нежными, ласкающими глаз, красками.

Неожиданно сучистая звонкая чаща распахнулась перед ними, обнажая волшебную поляну. Со всех сторон ее окружали высоченные ели, дымчатые и косматые, и, если задрать голову, то создается впечатление, что вы находитесь в глубоком колодце. Высоко, словно лампочка, разреженно зыбится солнце. Вы идете по ершистой густой траве с темно–зеленым отливом, осторожно ступая на ее мягкую подушку, хотя вам и жаль топтать нетронутый экзотический ковер. Но плотная трава распрямляется и не видно уже ваших следов.

В лицо бьют тучи второго солнца. Это тихое лесное озерцо: оно еще молодо и не успело зарасти камышом. В зеркально–гладкой, без зыби поверхнсоти, отражается весь мир до мельчайших подробностей. Даже пчела, пролетая над синей гладью, видит себя внизу. Ни ветерка. Здесь не властен он: могучие великаны взяли под защиту таинственный пятачок земли. Вокруг разносится только стук дятла или хохот лесных лягушек.

— Об этой поляне мало кто знает. Сюда трудно добраться, болота кругом. Я и еще несколько моих товарищей знают единственную тропинку, — зашептал Генка.

— Почему ты шепчешь? — спросила Лена, также шепотом.

— Здесь такая тишина… Не хочется, честно говоря, нарушать. А что здесь творится вечером, а по утру!? Птицы слетаются, наверное, со всего леса, — восторженно произнес Генка. — Это мое любимое место отдыха. Приезжаем с друзьями на несколько дней, берем с собой палатки, но лагерь ставим не на поляне, она неприкосновенна, а в отдалении. Когда мне грустно или хорошо, я тоже люблю посидеть здесь часок. И что удивительно, здесь всегда свежо, даже в самый знойный день.

Ткачук медленно опустился на чудесную, созданную самой природой софу из чистой, незапыленной травы, по верхушкам вытянувшихся ростков, и растянулся во весь рост, заложив руки за голову. Лена присела рядом.

Солнце ослепляло. Геннадий закрыл заслезившиеся глаза и мечтательно начал рассказывать девушке легенду, которая ходила вокруг этого места. Лена слушала, провожая взглядом зеленый листочек на сверкающей воде. И оторвалась только тогда, когда Генка перешел к расскажу о том, как он отдыхал здесь с друзьями. Она сломила прошлогоднюю серую былинку и осторожно стала щекотать Генке ухо, лоб, шею. Ни о чем не подозревая, юноша на настойчиво отгонял «жука».

Генка неожиданно сменил тему разговора:

— Лена, как ты относишься ко мне?

— Не знаю, в двух словах не скажешь, — удивленная вопросом, неуверенно ответила девушка. — Странно, у меня впечатление, что ты состоишь из одних вопросов.

— А ты мне, честно говоря, очень нравишься. С тобой интересно и никогда не знаешь, чего можно ожидать от тебя в следующую минуту, — Генка говорил как–то увлеченно, быстро и весело. Но успела вставить свое.

— Разве? Последнее скорее относится к тебе…, — продолжить ей не удалось.