Повести и рассказы - Павел Мухортов

— Та–ак, скажи откровенно, ты влюбилась в него?

— Представь себе, влюбилась, — с вызовом заявила Ирка и заразительно звонко рассмеялась.

— Вот это да! Ты еще мечтаешь?

— Брось! Я себя взрослой не считаю, и в детство к тому же иногда полезно заглянуть. А ты разве не веришь, ведь твой принц в образе Жана появился неожиданно, как в сказке. — Ирка опустилась на диван и потянула за собой подругу. — Хочешь кофе с пирожками? — вдруг спросила она и, с трудом вылезая из ввалившегося дивана, побежала на кухню.

— Сама делала, фирма гарантирует… Как сказал Филин, га киче таких не поешь. Понравятся, дам рецепт, — долетел до Лены звонкий голос подруги.

— А что такое кича? Я не поняла, где не поешь?

— Да–а–а, что–то вроде нар или тюрьмы… между прочим воспитательно–оздоровительное учреждение…

«Ирке все–таки позавидуешь», — думала Лена, оглядывая скромное убранство комнаты. Разбросанные где попало в шкафу, на столе с графином, на полу, на рабочем месте пылящиеся картины, наброски на кальке, эскизы на плотных альбомных листах, а то и просто на страничках из записной книжки, безмолвно шептали, что в их хозяине удивительным образом сочетается спешка и постоянство.

О Генке и в самом деле можно было только мечтать, он признался в любви, а мне неспокойно. Сытый Ходанич торчит в голове. Он наверняка про меня что–то наплел. — Холодный пол. Лена подтянула коленки к подбородку. — Но зачем же доказывать, что белое это белое, а черное — черное, все образуется само собой. Только не надо втягивать Генку…»

С шумом раздвинув декоративные вьетнамские занавески, в виде тростниковых трубочек, издавших мелодичное щелканье, впорхнула Ирка с подносом в руках, на цыпочках и семеня.

— Ты не скучала без меня?

— Нет, я мысленно разговаривала с твоим идеалом. Он нашептывал, что ты бы имела больший успех у Леши…

— Фу, Ленок, вечно ты… Конечно, Леша прелесть, но в отличие от тебя я не имею обыкновения, так по–моему говорят сегодня в книгах, открываться в чем–либо первой. А если он, извини меня, немного заносчив, то пусть кусает локти. Я согласна слушать записи с Петькой, и в кафе он может сводить.

Лена, казалось, не слушала подругу. Обхватив руками колени, она сидела, грустно покачиваясь, глядя на хрустальный графин, и вдруг чутко вскинулись ее тонкие брови.

— Знаешь, иришка! Иногда у меня возникает непреодолемое желание уехать куда–нибудь! В таежную глушь или на пустынный берег моря, лысый и холодный. Чтобы никогда не видеть мерзостей, которые происходят вокруг нас и которые творят люди. Понимаешь, не видеть!

— Что с тобой, Ленок?! — встревожилась Ирка. — Мне почему–то кажется, что у тебя камень на сердце. Он не дает тебе спокойно жить. Поделись, все легче будет.

— Не переживай! Я не больна и в здравом уме, — отрезала Лена. — Просто мне становится страшно от мысли, что десять лет в школе нас учили только хорошему. Странно, но сейчас я жалею, что не учили бороться со злом. Все хорошо, все прекрасно! Кому это надо?

— Ленок, мир не знает идеальных форм, — добродушно успокаивала Ирка подругу. — Смотри, в акварели тоже своя закономерность. Есть теплые цвета, есть холодные, а есть нейтральные, но в чем вопрос? Как их расположить? Или они зажгутся и будут излучать тепло, или наоборот, потухнут, превратятся во что–то безжизненное. Не пойму, Ленок, что пугает тебя?

Лена вздрогнула: — Сергей на днях уходит в армию, шестого июля уезжает Гена, через месяц другой куда–нибудь помчишься и ты. А я больше всего боюсь остаться в одиночестве, наедине с теми, — она неопределенно крутнула головой, и на последних словах голос ее задрожал, срываясь.

— Успокойся, твои мысли запутались. Тебя очень трудно понять, — заметила Ирка. — Но есть же в конце концов мама, отец?

Лена порывисто вздохнула: — Иногда и они не советчики.

— Ладно. Это все глупости, полунелепые мысли. Бред. Ты пей кофе, — она суетливо пододвинула керамическую глазурованную чашечку.

— Вот пирожки. Не думала, что получатся, но испекла. Ну–ну, оцени. Да, не переживай, не мучайся.

Они молчаливо пили кофе. Что они испытывали? Едва ли неприязнь. Они слишком долго дружили, чтобы поссориться из–за резкой реплики. Скорее всего образовалась в их отношениях трещина, недопонимание, может впервые из–за недосказанности…

Иру мучило то, что Лена, всегда доверявшая самые сокровенные тайны, замкнулась до неузнаваемости. Естественно, она зашла не случайно, но почему–то не открылась.

А Лена уже не желала копаться в душе Ирки, тем более, что по настроению у нее нет проблем, в то время, как свои давлеют…

Когда Ирка неосторожно спросила, как там с Жаном, Лена не сдержалась: — А попробуй угадать, как и что?! — слова вырвались глухо и жестко. — Ты сама, кажется, не прочь за ним приударить.

— Ленок, ты спятила, — обезоруживающе мягко возразила Ирка. — Жан мне нравится, я не скрываю. Правда, к твоему сведению у него есть одна отрицательная черта — он непостоянен, а во всем остальном он — замечательный парень. Что поделаешь, если он мне нравится. Однако об этом он не узнает никогда.

Этот спокойный, не пытающийся защищаться, а просто развеять недомолвки, исренний тон девушки осудил Лену: «И что я наехала на нее? У нас ведь было заведено делиться тайнами. А сейчас я умышленно не пускаю ее в себя, а она по привычке пытается вникнуть. Я виновата, и я же злюсь!»

— Да, пожалуй я была неправа и наговорила кучу гадостей. Извини, — сдалась вдруг Лена, и глаза ее ожили.

— Слушай, Иришка! Поехали в зону отдыха, в «Искре» идет «Цена риска» французский фильм. Говорят интересно. Скучно сидеть, потому и глупые мысли одолевают.

— А что? Поехали? — согласилась Ирка, обнимая подругу. Она быстро нацепила цыганские бусы, плеснула на себя и на Лену из шаровидного флакона. В руках очутилась дамская сумочка.

— Да, обожди, Ленок, самое главное прихвачу — мани, мани, мани, — запела она, и вернулась, пряча кошелек, оживленно разговаривая.

Девушки ушли.

… Темнело. Хулиганский ветер метался в макушках старых каштанов. Возмущенные его буйством и не желающие подчиниться, они обиженно шелестели. Высоко над черепичными крышами зависла непробиваемая мгла, огромного, от горизонта до горизонта, грязного облака. И с наступлением темноты казалось, что облако опускается ниже и ниже, прижимается к земле и вот–вот лопнет, напоровшись на шпили замков или антенны домов. И тогда из него, как из решета, польются струйки воды.

Генка шел по узкой улочке древнего города. Сырая прохлада освежала разгоряченное быстрой ходьбой тело. Ехать домой душным автобусом не хотелось, состояние полного внутреннего и внешнего равновесия рождало какую–то неудовлетворенность; чего–то хотелось, а чего, Генка не мог найти.

Улицу пересекли знакомые фигурки девушек. Генка узнал Лену. Не заметив его, девушки прошли мимо и скрылись за стеклянными дверями, откуда минуту назад вывалила шумная компания. Генка посмотрел на вывеску, это был знакомый кабачок «Нектар», одним названием вызывающий любопытство прохожих. Нектаром здесь и не пахло, зато можно было прекрасно провести время, отдохнуть в старинных дубовых и очень удобных креслах, за таким же архаическим столиком, где на заказ окажется все: от кофе по–восточному, мороженного и конфет до напитков и соков любых наименований.

Генка, недолго думая, свернул с пыльного тротуара и окунулся в красно–синий полумрак; скинул куртку и медленно спустился по винтовой лестнице в подвальную часть бара. Он миновал два зала и лишь в третьем, за угловым столиком, обнаружил пропащих. Они мило секретничали между собой, отвлекаясь лишь для того, чтобы съесть ложечку мороженного, тающего под горкой тертого шоколада.

— Так вот вы где пропадаете! — извинившись за бестактность, воскликнул Генка. — Я, честно говоря, обошел весь свет в надежде вас отыскать, но, — он сделал многозначительную паузу, — успеха добиваются настойчивые.

Генка говорил для обоих девушек, но ловил себя на том, что смотрит только на Лену.

— И кто же подсказал вам, уважаемый Жан, наши координаты? — первой откликнулась Ирка и смело протянула руку.

— Мне подсказывала моя интуиция. Еще раз извините за бестактность. Если вы не против, я ворвусь в ваш сугубо, как мне кажется, деловой разговор. Заранее обязуюсь, будет чрезвычайно интересно и весело, знаю миллион анекдотов, — Генка ответил долгим, игривым и трясучим рукопожатием.

На щеках Лены сквозь смуглую от весеннего загара кожу проступил легкий румянец. Желая немного покомиковать, Генка жеманно поцеловал ее руку, выдернул из полимерной вазочки цветок и со сдержанным поклоном подарил зеленый стебелек с хаотично нагроможденными увядающими лепестками. Он чуть смутился, почувствовав, что внезапная и слишком явная заминка в paзговоре выдает его волнение.