Повести и рассказы - Павел Мухортов

Электронный голос подарил медленный танец, и Паша вежливо пригласил Лену. Она весело пожала плечами, давая понять Генке, что он опоздал и ничего не поделаешь. Ткачук же с благодарностью воздел руки над головой и, задыхаясь, прошептал: «Хвала аллаху», мотая головой и покачиваясь, шел он довольный тем, что уступил в танцевальном марафоне. За столиком сидел один Хомяков.

«Это кстати, — подумал Генка, можно будет выяснить о произведенном сегодня впечатлении на класс…»

— А где остальные, танцуют? — начал Генка.

— Черта с два! Пошли курить… Да, без лишнего базара, как у тебя с Ленкой, серьезно? — Васька хитро прищурился.

— Можешь разнести всему свету — да, серьезно!

— Эх ты, Ваня… Ты врубись, — Хомяков придвинулся к Генке, — эта «соска» с Ходаном спала.

Генка до этого смотревший на игру беглого, преломляющегося света в узорах фужера, который он вертел в руках, резко вскинул голову. С лица мигом сошла улыбка. Рука хотела сделать непроизвольное движение, чтобы выплеснуть содержимое бокала с ухмыляющуюся физиономия напротив, но усилием воли Геннадий остановился.

— Хомяков! Ты ведь опять проиграешь! Слушай, иди отсюда, а! Иди и немного подумай.

Васька проглотил внешнюю веселость. Он встал, медленно развернулся и также медленно расхлябанной походкой потащил сутулое тело, украшенное нарочито потертой фирмой, к выходу.

У дверей стояли Леха и Филин. Внезапно искра новой «идеи» оживила Хомякова. Он подскочил к ребятам и интригующе заверещал: — Врубитесь, братья, Ленка–то, божий одуванчик, строит из себя недотрогу, а сама шмара натуральная, с Ходаном спит, и мозги другим крутит.

— Откуда такие сведения? — спокойно поинтересовался Филин.

— Источник достоверный. Ходан брякнул.

— Да–а–а?

Хомяков смотрел удивленно то на Леху, то на Филина. По их лицам не было заметно, что информация произвела фурор.

— А кто еще знает? — теперь уже потребовал Филин.

— Ткачук. Я его предупредил. Больше никто, клянусь, если Ходан не брякнет кому–нибудь.

— Ты хуже бабы. Хомяк! Кто тебя заставляет трепаться? — вступил в разговор Леха и, закончив мини–тирраду, циркнул сквозь зубы.

— Иди за мной! — Филин развернулся и пошел к углу здания, не оглядываясь. Он был уверен, что Васька плетется сзади, тот действительно не отставал от Сергея, понимая, что сделал что–то не и прекрасно сознавал — Филин попусту за собой не водит. Отсюда вывод: шансов у него, у Васьки, нет. Тело дрожало, но он покорно шел за Сергеем, как привязанный.

Филин резко остановился. И, резко развернувшись, схватил Ваську за грудки, приподнимая над землей. От испуга Хомяки заморгал.

— У–у–у! Я бы тебя так… Но не хочу, как говорится, пачкать руки о дерьмо. Но запомни, если хоть от кого–нибудь я услышу подобные сплетни о Лене, если ты не перестанешь трепаться, отрежу язык. Хорошо запомнил? Чайник! Из–под земли достану! Ты меня знаешь. И вообще, лучше не попадайся мне на глаза, — последнюю фразу Сергей говорил без злости в голосе, как бы между прочим, но прозвучала она убедительно, не допуская сомнений в том, что было сказано.

Васька Хомяков так и не осмелился поднять глаза. Ему казалось, если он посмотрит на Филина, тот изувечит его, и только тогда почувствовал, что тот отпустил его ворот и направился к входу в клуб, когда Сергей отошел на значительное расстояние. Боязливо оглянувшись, он опрометью сиганул прочь.

Разгоряченный, беспрерывный поток взмыленных юношей и девушек тянулся из зала на свежий воздух. Навстречу текли шумной горной рекой тела, охлажденные на улице, желающие вновь погрузиться в душную печь музыкальной ловушки. Казалось, что это не сотня людей, действующая по своей воле, а единый змееподобный организм гигантской длины. Его течением Филина занесло в зал.

Добравшись до столика, он увидел Генку, который мирно беседовал с Леной и Пашкой. Лехи и Ходанича поблизости не было. Филин молча постоял и пошел к выходу, отыскивая в танцующей кутерьме Леху. Кто–то дернул за рукав, это оказался Алексей.

— Где Ходанич? Я хотел из него, как говорится, отбивную сварганить, — устало осведомился Филин.

— Я его отправил отсюда, — осадок неприязни еще звучал в его тоне.

Филин хлопнул друга по плечу: — Пойдем развеемся?

Они протиснулись в ревущий тайфун любителей рок–н–рола и полностью отдались его воле.

Диск–жокей объявил заключительный танец, породив этим заявлением гам возмущенных голосов, задерживающих таким образом, окончание вечера еще на несколько танцев. Но через двадцать минут неумолимый хозяин дискотеки отключил аппаратуру. Толпа хлынула к выходу, напоминая воду, прорвавшую плотину.

Генка старался держаться вместе с остальными, но его как и других, отделило и затянуло в бурлящую щель, потащило из зала. У клуба ребята снова собрались вместе.

Классный, как говорится, вечер, — Филин оглядел всех с высоты своего роста. — Кстати, вот–вот оттуда закапает, — он указал на темное, без звезд и луны, небо.

— Пора разбегаться. Леха, Пашка! За мной! А вы, так сказать, без нас не заблудитесь… Пока, старик! — Сергей крепко сжал кисть Ткачука, хотя обычно протягивал расслабленные пальцы.

— Лена, до завтра! — махнул рукой, и тройка исчезла в черноте парка.

Генка и Лена, не торопясь, пошли по запутанным лабиринтам старых улочек города, которые быстрее всего могли вывести их к своему району.

— А куда подевался Ходанич и этот? — Лена сделала вспоминающее выражение лица. — А… Васька? Странно! Они что–то исчезли даже не простившись.

— Честно говоря, не знаю. — Генка хотел сказать что–то, но замялся. Лену провести было трудно.

— Ты хочешь спросить меня о чем–то?

— Нет, просто… А как тебе Ходанич?

Девушка внимательно посмотрела на Генку.

— Да никак. Для меня он пустое место. Да и все к нему так относятся…

— Поэтому он и стал таким, как есть.

Лена более чем удивленно взглянула на Генку: — Странный ты человек.

Он шел, напряженно вглядываясь в темную даль.

— Он идет по улице. Длинные локоны или короткая стрижка с бритыми висками. На нем кричащая майка с трафаретом убийственного «цхи». Штаны и мокасины «визжат» от сознания своей ультрамодности. Он глух ко всему внешнему миру, да, честно говоря, и к самому себе. Ему на все наплевать. Уши заткнуты наушниками и слух поражен натиском децибел модного плейера. В кармане хрустят купюры, полученные сегодня на «толкучке». Вечером от них ничего не останется, все будет пропито в кабаке. Ему ничего не нужно. Но он, заметив, что у вас выпал кошелек, не догонит и не отдаст.

А завтра он снова на «толчке». И все будет покупать, все будут упрекать себя, что кормят тунеядца, но покупать будут. Но мы его не кормим. Мы его выкормили давно, а теперь все глубже и глубже запихиваем ногами в смрадное болото, из которого он уже не вылезет никогда…

Лена не ожидала от Генки такой прыти. Она даже стала растерянно смотреть на Ткачука, зло отчеканивающего каждое слово.

— Ты ненавидишь Ходанича и Хомякова? — спросила Лена.

— Ходаничей и Хомяковых, и им подобных.

— Вот это да! Но что же ты предлагаешь делать, одних слов мало.

— Честно говоря, пока не знаю. Но надо бороться, не давать им свободу действий, — и, переводя растревоженное дыхание, со свистящим носовым выдохом добавил: — Извини, что заставил выслушивать всякую — он хотел добавить «ерунду», но не решился, а другого слова не подобрал и замолчал.

— Да нет, мне было интересно твое мнение…

Они только сейчас заметили, что на асфальте появились лужицы, по которым колечками разбегались волны от падающих капель. Дождь готовился разразиться по–настоящему. Набухшие сгустки туч заволокли сквозящее небо, плотно запеленав сизый город, будто отделив его от всего остального мира. Застыли в немом ожидании тревожные деревья, опустели скамейки в парке.

Дикий хохот пронзил слух. Навстречу выплывали две качающиеся фигуры. сТрого выдерживая курс по центру аллеи, они лезли напролом. Вечерние запоздавшие пешеходы при встречах шарахались от них в стороны, девушки заметно ускоряли шаг, убегая от длинных, тянувшихся рук.

Лена крепче сжала ладонь Геннадия: — Свернем сюда? Смотри какие лавочки! — Она взглядом показала на выложенную плитами дорожку.

— Ну ты и хитрулька, улыбнулся Генка. — А почему мы должны сворачивать?

— Странно, зачем лесть, нарываться…

Ткачук перебил ее: — Лена, ты ведь говоришь сейчас совсем не то, что думаешь.

Кроме надвигающихся парней впереди никого не было. Лена потихоньку прижалась к юноше, заглядывая в глаза, безлюдность парка пугала ее. Генка не испытывал ни тени страха, только злая сосредоточенность. Чтобы не показать своей слабости, Лена решила говорить, но что именно, не нашла. И ноющее сердце, вопреки воле, учащенно забилось.