Повести и рассказы - Павел Мухортов

— Юноша, это на тебя не похоже. Не лучше ли заняться уроками?

Генка скорчил рожу.

— Не строй из себя дурачка, — молитвенно настаивала Валерия.

— Надо быть самим собой.

— Ну, конечно! — убийственно возмутился Генка. — Взросла сестра извечно читает морали.

Он развернулся на полоборота и, беспечно развалившись в кресле, диктаторским тоном продолжал:

— Чем заниматься болтологией, лучше посоветуй, какой сейчас фрак в моде?

— Болтология! Слово–то какое! Юноша, я не справочное бюро, но если ты так уж просишь… Тебе подойдет синяя рубашка, бпюки, известны — они на тебе, фирменный ремень с эмблемой «вражьего» города — ручная работа, приобретено по блату. Это все найдешь в шкафу. Но не обойдется без условия: идеи высоко ценятся!

— О! Ты делаешь успехи, политика кнута и пряника! Ладно, — примирительно произнес Генка. — Что у тебя?

— Совершенно секретно, — заманчиво подмигнула Лера, листая телефонный справочник. — Через минуту другую сюда примчится Костя. Но я занята, поэтому передай, что меня нет, и, возможно, мы не скоро увидимся.

— Так он и поверит!

— А ты придумай что–нибудь. Скажи, что я на консультации в институте или заболела. Наконец, скажи просто, что я не желаю его видеть.

— Б–р–р, как страшно! — Генка лающе засмеялся собственному сравнению. — А я друзей не предаю ни за какие идеи. Понятно?! Твой заговор потерпит провал.

— Не сомневайся, твой тоже. Я, юноша, видела…

— Ты имеешь в виду…

— Угадал. Та беленькая девочка с длинными локонами закрутит мозги кому угодно, а ты будешь расхлебывать кашу.

— Не согласен. Ты ее знаешь? Нет. Кстати, когда ты закрутила мозги Косте, то разговора на эту тему, честно говоря, избегала. А чтобы себя винить в чем–то… упаси.

— Послушай, юноша, давай отложим нашу перепалку до лучшего времени. Оно самый грамотный доктор и лечит от всех недугов.

— Молчу, молчу, — кривляясь, иронизировал Генка. — Адские муки, когда есть взрослая сестра, абсолютно тебя не понимающая.

Затренькал телефон. Трубку сняла Валерия.

— Генка!

Ткачук с готовностью перехватил трубку из рук сестры. Звонил Леха. Его неестественно возбужденный голос тарахтел:

— Геныч! Представляю тебя с улыбкой восемь на тридцать два! В темпе седлай своего коня и двигай на дискотеку. Форма одежды парадная. Детали потом.

— Что я говорила!? — злорадствовала Лера, наблюдая, как Генка проворно мечется по комнате, лихорадочно одеваясь. — Приключения начинаются.

— Хорошо смеется тот, кто смеется без последствий, — огрызнулся Генка. — Твоя очередь подойдет.

Действительно, во дворе у подъезда приткнулось такси, мелькнул Костин силуэт. Очередь волноваться настала Валерии.

— Мы квиты! — проницательно изрек Генка.

— На бал, так на бал! — звонко объявила Валерия. В эту минуту она напоминала колокольчик — Ирину.

— Итак, едем, карета подана!

«Ох уж эти взбалмошные дамы! — по–стариковски вздохнул Генка. — Событие за событием. То еду, то не еду. То нужен, то не нужен. Поди разберись, что у них на уме».

В машине Валерия заняла место рядом с водителем, самовольно определив ребят на заднее сидение. Таксист попался молодой, разговорчивый. Выяснив маршрут, он включился в диалог, забавляя Леру.

Выезжая на полосу встречного движения, обгоняя «тихоходов», они неслись в южную часть города. Прислушиваясь к шуму мотора, Генка, казалось, был безразличен ко всему и только руки, которые он то и дело опускал в карманы, вынимал и хрустел пальцами, выдавали его волнение.

— Чего волнуешься? — озабоченно спросил Костя.

— Да так, анализирую, — пожал плечами Генка, доверчиво глядя в глаза Косте.

— Фантазер. Куда поступать нацелился? Выпускной на носу?

— Думаю в военное училище.

— В отца ты, Генка.

Костя тронул водителя за плечо: — Тормозни, шеф, у театра. Для Генки цель остановки он пояснил довольно витиевато, дескать, сегодня их ожидает романтическая пьеса «Женитьба гусара», не присутствовать просто неразумно.

Машина высадила пассажиров…

* * *

Нисколько не опасаясь кривотолков, осуждающих перешептываний за спиной, Лена развернула в школе бурную деятельность по сбору информации о «мушкетере». Она навела справки, и тут из всевозможных источников выяснилось, что Геннадий не такая уж безызвестная личность.

В частности, биологичка еще помнила кудрявого девятиклассника, уверенно отвечающего билет, доставшийся на олимпиаде, письменную работу и точные ответы на дополнительные вопросы. Она отметила тогда его любовь к предмету и пожелала дальнейших успехов, выразив уверенность в том, что Геннадий при желании легко поступит в медицинский.

Кроме того, в параллельном классе, к неописуемой радости Лены, учился давний приятель Генки, пятиборец, рыцарь пяти качеств, некто Левка, который немало поведал об острой шпаге «мушкетера», его характере, увлечениях и прочих чертах. |

Подруги не узнавали Лену. Буквально за день она превратилась в энергичного человека и имела весьма предприимчивый вид: веселая, звездные огоньки в глазах. Одноклассники терялись в догадках относительно резких перемен. Чрезвычайно активная во дворе, в классе она становилась замкнутой, тихой «зубрилой» — не списать, ни подсказать, как будто попадала в иной, чуждый ей микроклимат. Ей бы острый язык дал кличку «Божий одуванчик». Своим характером она напоминала мимозу–недотрогу, произрастающую в субтропиках, которая от малейшего прикосновения сворачивает лепесточки тоненького стебелька и увядает.

Лену с детства отличала романтичность. Порой, даже произнесенное в ее адрес грубое слово на весь день портило настроение.

Выходные она любила проводить на ипподроме. Находился он в другом конце города. По дороге Лена покупала в булочной хлеб и ехала кормить лошадей.

Приметив белые локоны, лошади оживали, потряхивали гривами, нетерпеливо перебирали ногами, ожидая лакомого кусочка: казалос, что животные улыбались, приветствуя ее, отвечая на доброту доверчивостью. И Лена старалась никого не обделить. Дольше всего она задерживалась у клетки, где стояла стройная серая в яблоко лошадь, с длинными тонкими ногами, по кличке Лада. Когда девушка уходила, Лада злилась, как человек, прижимала уши, не желая отпускать ее. Верхом Лена не ездила, считая, что гордым и умным животным должно быть очень стыдно подчиняться и возить кого–то на себе.

Во время уроков преподаватели частенько отбирали у нее незаметно читаемые книги, в основном стихи: Пушкин, Байрон, Лермонтов, Есенин. Она наслаждалась творениями великих мастеров; складывались романтические образы, и, веря, что ее герой где–то бродит по улицам города, искала его. Так на пути возник Олег Ходанич. В нем юную девушку привлекло стремление быть первым и умение достигать этого. Он казался личностью, хотя с излишком самомнения. Ненужное она решила отсечь, но незаметно попала в лапы Олега: уже не он бегал за ней, а она.

Страшно было видеть собственную низость в окружении приятелей Ходанича. Опротивело поступать как желали они. И Лена порвала с Олегом, однако с одной стороны девушка презирала его, с другой — капельки прежнего чувства еще не высохли в наивном сердце. Иногда Лена позволяла себе провести вечер с Олегом; без своих друзей, наедине с Леной, Ходанич был более сносен. Но в компании он вновь преображался.

… — Вечная «зубрилка» подцепила какого–то кавалера, который вскружил ей голову. Впрочем, — Ходанич ехидно обнажил свои зубы, — еще неизвестно чем он мог ее покорить.

Лена осадила Олега в два счета, намекнув, что знает о нем кое–что неприглядное и, если он не прикроет свой квакливый ротик, то это в дальнейшем может сказаться на его «карьере», что, безусловно, повлечет расстройство нервов.

Что–то неприглядное в биографии видать было, потому–что на неопределенное время он умолк; видимо, была какая–то тайна, касающаяся их двоих, но тайну заслоняла сплошная завеса, а завеса не открывалась.

На уроках Лена вела себя вольно, рассеяно слушала объяснения, на вопросы отвечала невпопад. Когда же ей сделали замечание, Ходанич опять бросил колкость. В классе между ними кипели натуральные распри на почве завоевания авторитета у преподавателей. Те чаще отдавали предпочтение Елене, и это бесило Олега, доводя до крайности.

Привыкший к цацканному вниманию, незаслуженным похвалам, дутым отличным оценкам, он не хотел замечать выпиравших наружу изъянов и, если ему ставили «хорошо», урок заканчивался шумным концертом. Ходанич бросал к доске через головы одноклассников спортивную сумку с книгами и, уставившись наглыми глазами на преподавателя, требовал повысить оценку: «Я всю ночь готовился. Карпел! Нерв…» Некоторые учителя, не желая конфликтовать с папой Ходанича, занимавшего ответственный по ОБЛОНО, шли на поводу у сына, и он не раз пользовался поблажками.