Маньяк Фишер. История последнего расстрелянного в России убийцы - Елизавета Михайловна Бута

сигареты. В следующую секунду следователь вдруг вспомнил, что перед ним обычный советский школьник, а не вор-рецидивист с двадцатилетним стажем, и аккуратно убрал от парня пачку «Космоса».

Выяснилось, что на днях мальчишки выбегали за территорию лагеря. Еще не успев зажечь спичку, они заметили в зарослях какое-то движение, но решили, что это мышь или заплутавший грибник. Когда они закурили, показалась фигура мужчины, который явно направлялся к ним. Ребята хотели было побросать сигареты и убежать, но человек обезоруживающе поднял руки и улыбнулся.

– Что он может? Его даже на территорию не пустят, – прошептал Сережин приятель.

Высокий, широкоплечий мужчина в сапогах и грязных брюках выглядел как обычный дачник, разве что слишком снисходительно отнесся к малолетним курильщикам. Обычно взрослые начинали читать нотации, рассказывая о вреде никотина. Выговорившись, они вполне могли поделиться с подростками сигаретами, не забывая в очередной раз сообщить о пагубности этой привычки. Мужчина, которого видел Квачков, был немногословен. Он произнес пару дежурных фраз и попросил у ребят спички, предложив взамен целую пачку сигарет.

– Но спички ведь не стоят пачки? Верно? Лучше не оставаться ни у кого в долгу. Мы так решили, – рассудительно продолжал Сережа. – Так что взяли по паре сигарет и попрощались.

– Почему ты решил, что он может быть убийцей? – поинтересовался следователь.

– Он шел прямо к нам, понимаете? Свернул с дороги, протащился метров триста от железки, и все ради спичек? Мог ведь на станции у кого-то попросить закурить. И еще вчера вечером я его тоже видел.

– Опять просил закурить? – вытянулся следователь, понимая, что это действительно может быть важно.

– Не у меня. Ваня один пошел курить. Я заметил, как он к дырке в заборе идет, и проследил за ним. Он втихаря нашу пачку курил, понимаете? У нас же все посчитано было!

– Я понял. И там был тот мужчина? – нетерпеливо перебил его Телицын.

– Да, он сидел на поваленном дереве возле курилки, а когда Иван там расположился, двинулся прямо к нему.

– И что?

– И ничего, – пожал плечами подросток. – Я взбесился и ушел к себе в отряд. Решил, пусть забирает эту пачку целиком, я новую достану, – сник Квачков. Было видно: с каждым словом к нему приходит осознание того, что на самом деле произошло и чего могло бы не случиться, если бы только он вылез тогда в дырку в заборе и окликнул товарища.

– Почему ты не пошел с ним разбираться? – спросил следователь.

– Не знаю, тот мужик был каким-то жутким, понимаете? Я не хотел при нем о чем-то говорить. От него как будто холод шел, страх и ужас… Он как змея, понимаете? Высокий такой, с большими ушами и мерзкой улыбкой…

– И клыками вместо зубов, да? – хмыкнул следователь.

– Не смешно, – обиделся подросток.

– Ладно, черт с тобой, иди к дежурному, тебя там уже родители ждут, – махнул рукой следователь.

– А как же лагерь? – опешил подросток. В эту минуту он почувствовал, как два параллельных мира – пионерский лагерь с его вольной жизнью и друзьями, с одной стороны, и родители с их вечными требованиями выучить уроки и бесконечными упреками – с другой – вдруг слились воедино. Лагерь располагался всего в получасе езды от их дома, но как отец с матерью могли узнать о том, где он сейчас и почему его сюда привезли? Как он будет все объяснять и чем оправдает запах никотина от вещей?..

– Иди уже, ругать не будут, они мне обещали, – сжалился следователь.

Сережа наконец отворил дверь кабинета и устремился на выход по длинному полутемному коридору Одинцовского отделения милиции.

Как только дверь за Квачковым закрылась, Телицын открыл лежавшую перед ним белую папку с отчетом о первичном осмотре места преступления и закурил. «…Голова была отделена от тела посмертно острым предметом, предположительно охотничьим ножом с закругленным лезвием…» Фотографии с места преступления еще не были готовы. Но одних только канцелярских формулировок протокола было достаточно, чтобы оживить воспоминания о чудовищно изуродованном трупе, который мозг отказывался называть детским. Нечто уродливое, болезненное и дикое казалось скорее не описанием жертвы, а словесным портретом того самого зверя, который совершил страшное злодеяние. Напоследок Телицын позвонил в Институт имени Сербского и запросил консультацию судебного психиатра.

На следующий день началось следствие. Сергея Квачкова то и дело допрашивали следователи МВД и прокуратуры, судебные психиатры и специалисты по работе с детьми. В один из дней Телицын встретил в коридоре судебного психиатра: пожилого мужчину с острой бородкой и цепким взглядом. Казалось, этот человек намеренно старается соответствовать карикатурному образу, который сложился в головах обывателей относительно представителей этой профессии.

– Вы ко мне? – удивился следователь.

– К вам, к вам, – закивал врач. – Ваш ребенок кое-что вспомнил, – добавил он и зашел в кабинет, не дожидаясь приглашения. – Фишер, – произнес мужчина, закрывая за собой дверь.

– Шахматист? – удивился Телицын, не вполне понимая, о чем идет речь.

– Вам, конечно, лучше знать, но вряд ли речь идет о любителе шахмат. Мальчик вспомнил, что на руке у того человека была татуировка: нож со змеей и «Фишер» русскими буквами. Не знаете, что это значит в уголовных кругах?

– Не знаю, может, кличка? Какого-то определенного значения слова нет. Он точно вспомнил, а не выдумал все?

– Сложно сказать, молодой человек. – Врач явно приготовился пуститься в пространные разъяснения, поудобнее усаживаясь на колченогом стуле для посетителей. – Если про взрослого человека обычно все понятно, то с детьми определить, где правда, а где фантазии, можно только по нестыковкам и отсутствию логики. Лет до десяти они не особо разграничивают мечты и реальность. С подростками все еще сложнее. Их фантазии слишком логичны, что не позволяет с легкостью отделить правду от лжи, а вот мозг все так же с трудом проводит эту границу. Если учесть, что у них еще не выработались нормальные реакции и привычки, а гормоны зашкаливают, то задача начинает казаться невыполнимой. С другой стороны, у вас разве есть другие зацепки?

– Нет, зацепок нет. Так что это за человек? – помрачнел следователь.

– Ваш мальчик… – начал было психиатр.

– Я не про Квачкова, – поморщился Телицын, которого каждый раз коробило, когда психиатр так называл свидетеля по делу. Впрочем, следователь был абсолютно убежден в том, что визитер видел его реакцию и намеренно провоцировал.

– Убийца? Невоздержанный человек с выраженной психопатией, очевидно вменяемый.

– Как это?

– Вменяемый в юридическом смысле, – пояснил врач. – Если исходить из того, что показания вашего парнишки верны и он действительно видел убийцу, то преступник отдает себе отчет в действиях, способен врать, выслеживать жертву, мыслить логически. Налицо выраженное садистическое расстройство и психопатия…

Последнее слово врач