Маньяк Фишер. История последнего расстрелянного в России убийцы - Елизавета Михайловна Бута

витаминами для лошадей. В остальном интерьер холостяцкой однокомнатной квартиры ничем не отличался от обычной для 1970-х обстановки, растиражированной в советском кино. Повсюду наблюдались приметы запустения и неряшливости хозяина. На подоконнике не мытого с прошлого года окна громоздились пустые бутылки из-под алкоголя. На стуле рядом с тахтой высилась целая гора грязных вещей, приготовленных для стирки. Причем спецодежда, в которой зоотехник обычно работал, лежала вперемешку с парадным костюмом и выходной рубашкой: по мере совершения новых убийств и неуклонного распада личности отношение Головкина к порядку и чистоте менялось.

– В универсаме стирального порошка не было, а идти в другой поленился, – пояснил Головкин, поймав изучающий взгляд Кости.

– А витамины для лошадей вам зачем? – спросил тот, присаживаясь на тахту. Было видно, что ответ ему не очень-то интересен. Все его внимание сейчас было приковано к новому японскому видеомагнитофону, который чудом удалось достать дяде Сереже.

– Продам, – пожал плечами Головкин. – Нужно же на что-то видеокассеты покупать.

– А дорого стоят? – заинтересовался Рома. Он достал из портфеля бутылку портвейна и протянул ее наставнику. Портвейн был платой за просмотр нового боевика. Головкин всегда подчеркивал, что пускает ребят по дружбе, а не за портвейн, но без бутылки подросткам приходить было неудобно.

– Эти дешевые. Дорогие под замком в ветеринарке.

– Что, так хорошо охраняют? Прямо конвой день и ночь стоит? – начал подтрунивать Костя.

– Конвой не стоит, взять в целом можно кое-что оттуда, – задумчиво протянул Головкин.

– А сколько дадут за это? – тут же посерьезнел подросток.

– Лет или рублей? – с издевкой спросил хозяин квартиры.

– Все воруют, – рассудительно ответил Рома. Так рассудительно обычно умеют говорить только дети, повторяющие слова родителей.

– Завтра обсудим. Обдумать надо, – сказал наставник, доставая из шкафа видеокассету с новым боевиком.

Остаток вечера они втроем завороженно следили за перипетиями сюжета «Не отступать и не сдаваться», одного из первых фильмов, в которых снялся мегапопулярный в те годы Жан-Клод Ван Дамм.

На следующий день после занятий в школе Рома снова отправился к дому дяди Сережи. Подросток был так погружен в свои мысли, что не ответил на приветствие той же женщины, которую они с другом встретили накануне. Соседка Сергея Головкина, гулявшая с собакой, заметила, что школьник как-то слишком взволнован.

Рома буквально за минуту взлетел по лестнице на седьмой этаж и нажал кнопку 48-й квартиры.

– Чего тебе? – спросил Головкин, увидев на пороге подопечного.

– Я подумал, мы можем все организовать с аптечкой, если там правда дорогие препараты. Их легко продать? – выпалил подросток.

– Проходи на кухню, – велел мужчина. – Видел барыг возле школы? А рядом с конезаводом? А тех парней со стеклянными глазами, которые у теплотрассы ошиваются? – Рома молча кивал и с каждым следующим кивком казался все более испуганным. – Так вот, все они за любые деньги кое-что оттуда купят, – удовлетворенно закончил Головкин.

– Что я должен делать?

– А что ты будешь делать, когда тебя поймают?

– Что вы имеете в виду? Молчать, конечно, буду. За одиночку меньше дают, – со знанием дела и явно повторяя чужие слова, ответил подросток.

Головкин усмехнулся, сделал шаг назад и внимательно осмотрел подростка – так, будто видел его впервые. Судя по всему, мужчину удовлетворил этот осмотр, потому что он хмыкнул и, ничего не говоря, ушел в комнату. На кухню он вернулся, держа в руках фотоаппарат Polaroid, о котором тогда мечтали буквально все. Еще бы не мечтать! Ведь вместо того, чтобы тратить 36 кадров пленки, бежать в ателье, чтобы ее проявить, и потом, спустя месяц, поражаться тому, как это тебе удалось скроить такую физиономию, можно было просто нажать кнопку – и через пару секунд Polaroid выплевывал маленький квадратный снимок. Несколько мгновений Рома завороженно смотрел на фотоаппарат, а потом поднял непонимающий взгляд на своего наставника.

– Это зачем? – спросил он.

– Мне нужны гарантии, что ты меня не сдашь милиции, – пояснил Головкин. – Раздевайся.

– То есть как?

– Раздевайся-раздевайся. Захочешь рассказать о сообщнике – помни, что я им первым делом эти снимки покажу, – развеселился вдруг мужчина.

Подросток еще какое-то время медлил, но потом все-таки начал стягивать с себя брюки. В конце концов, он и так всегда делал это в раздевалке, когда приходил на занятия к дяде Сереже. Пару раз Головкин сам переодевался вместе с учениками. Все видели друг друга без одежды, так что вроде бы ничего плохого в этом не было.

Головкин, затаив дыхание, наблюдал за тем, как школьник оголяет перед ним свое тело. У него в голове не укладывалось, что это происходит по его приказу, что сейчас мальчишка полностью в его власти и не просто подчиняется, а верит ему. Он боялся лишний раз вздохнуть, чтобы не спугнуть Рому и не испортить момент.

– Ну так что? Фотографируй, и пойдем на дело, – сказал вдруг подросток. В его голосе слышалось недовольство, за которым он пытался скрыть страх.

– Что? Да, сейчас. – Головкин спохватился, взял со стола фотоаппарат и делал снимки до тех пор, пока не закончилась кассета.

К огорчению подростка, зоотехник как будто раздумал грабить заводскую ветчасть. Он медлил, придумывал какие-то отговорки, но в конце концов все же взял с тахты куртку и направился к двери.

– Пойдем уже, – с плохо скрываемым раздражением произнес он.

Рома тут же вскочил со стула и бросился к выходу. Через полчаса они уже крадучись проникли на территорию конезавода и направились к складу с ветеринарными препаратами.

– Я останусь на улице, чтобы дать сигнал, если сторож пойдет. Ты пока мне к окну подноси лекарства, и я буду говорить, что брать, а что нет, – инструктировал Головкин, когда они подходили к складу. Рома сосредоточенно кивал, пытаясь отогнать липкий, с каждой минутой все более усиливающийся страх. Когда они вошли в здание, страх перерос в панику. Подросток начал сгребать с полок все подряд.

– Прекрати. Они ничего не стоят, но в милицию из-за их пропажи обратятся, – шикнул на него Головкин. Рома послушно остановился. Наставник решительно прошел к окну, возле которого стоял массивный шкаф со стеклянными дверцами, запертыми на ключ. В этом шкафу хранились самые сильные и подотчетные препараты.

– Черт! – преувеличенно громко сказал Головкин.

– Что такое? – вздрогнул подросток.

– Заперт. Обычно его оставляют открытым, но сегодня вот заперт.

– Он же стеклянный, давай разобьем, – пожал плечами Рома.

– Так на нары не терпится? Пойдем отсюда, в другой раз вернемся, – раздраженно бросил Головкин.

Рома облегченно выдохнул. Конечно, он был страшно разочарован, но, с другой стороны, счастлив, что все это наконец закончилось, можно пойти домой и навсегда забыть эту ночь.

– Ну все, давай тогда до завтра, – произнес Головкин,