Маньяк Фишер. История последнего расстрелянного в России убийцы - Елизавета Михайловна Бута

углу загона для лошадей, и он то и дело поглядывал на флегматичного Бурана, который теперь снова казался абсолютно спокойным и ничем не напоминал того дикого зверя, в которого превратился после укола «возбудителя».

– Колоть надо было, а не подмешивать. Лошадь тоже отравишь, если ей это скормить, – хмыкнул зоотехник. – Миш, не хочешь подработать? Мне нужно поле картошки на следующих выходных вскопать.

– Заработать хочу, но денег не надо, – чуть подумав, сказал подросток.

– Не понял. – Головкин неожиданно помрачнел и напрягся.

– Мы же друзья, с друзей за помощь денег не берут, – пожал плечами Миша – Скажите только, когда и во сколько.

Они договорились встретиться утром в следующую субботу на железнодорожной станции. Но ближе к назначенной дате Головкин предложил поехать до пункта назначения раздельно и пересечься только на пересадочной станции.

– Как скажете, дядя Сережа, – согласился Миша. Следующие выходные у него были совершенно свободны, и он до сих пор испытывал чувство вины за то, что сначала они украли «возбудитель», а потом еще обсуждали, как в случае чего обвинить во всем зоотехника.

– Садись тогда на электричку до Можайска, которая в 10:45 от Жаворонков отходит, там в последнем вагоне и встретимся, – подытожил заметно повеселевший Головкин. Миша вопросительно посмотрел на него, но ничего не сказал. Дядя Сережа всегда был странным, так что удивляться не приходилось.

Воскресным утром мальчик довольно быстро собрался и, уже уходя, попросил у матери денег на дорогу.

– Куда ты? – спросила она.

– Дядя Сережа попросил помочь с картошкой, – честно признался он, позабыв о просьбе Головкина никому не говорить, куда и зачем он едет.

– Вот пусть он и оплачивает дорогу, почему я должна давать тебе деньги? Он же тебе все равно сколько-то заплатит, – принялась ворчать женщина, доставая кошелек.

– Дядя Сережа предлагал, но я отказался, – отозвался Миша. – Он и так столько времени на нас тратит: учит верхом ездить, ухаживать за лошадьми. Должен же я как-то за это отплатить.

Мать подростка протянула деньги сыну, и в глазах ее мелькнули гордость и уважение к собственному ребенку.

Ехать нужно было куда-то в Кубинку, но куда конкретно, дядя Сережа не уточнил. Миша довольно быстро добрался до Жаворонков и, наверное, еще с полчаса ждал нужную электричку. Головкин пообещал купить ему билет, но подросток панически боялся контролеров, поэтому все равно приобрел талончик до конечной станции, благо денег, которые дала мать, хватало с лихвой.

Головкин, как и обещал, сидел в последнем вагоне электрички. Заметив в дверях Мишу, он убрал с деревянной лавочки свою сумку, но больше никак не выдал того факта, что они знакомы. Подросток уселся рядом и начал было что-то говорить, но его попутчик был явно напряжен и отвечал односложно. Поняв, что дядя Сережа не настроен поддерживать беседу, Миша умолк и стал задумчиво разглядывать мелькающий за окном пейзаж. Поля сменялись перелесками и железнодорожными платформами, а потом снова колхозными полями.

– Знаешь, мне на самом деле не нужно копать картошку, – неожиданно сказал Головкин, когда они выехали из Одинцова. Миша повернулся к старшему товарищу и удивленно вскинул брови. – Я тут набрел на заброшенную сторожку. Зашел внутрь, а там целый склад старинных вещей. Уздечки, седла, шоры – все века девятнадцатого или даже раньше, – пояснил мужчина.

Глаза у Миши загорелись. Он обошел все музеи Москвы, выискивая хоть что-то, связанное с лошадьми, а теперь выясняется: есть какая-то заброшенная сторожка, в которой собрано все то, на что он мечтал хотя бы взглянуть.

– Почему сразу не сказали? При чем здесь картошка? – спросил Миша. Ответ его сейчас не слишком интересовал, все мысли уже занимали найденные сокровища.

– Услышал бы кто-нибудь, и нас бы опередили. Я хочу все это добро перевезти и открыть музей при конезаводе. Поможешь?

– Естественно, – ответил подросток. Все это звучало куда интереснее ковыряния в земле.

– Тогда не обижайся, но мне нужно будет тебе глаза закрыть, когда выйдем, а то я тебя знаю, растреплешь кому-нибудь, и от сторожки через десять минут ничего не останется.

Миша оторопел от этой просьбы, но спорить не стал. В конце концов, дяде Сереже виднее. Поезд вдруг замедлил ход, подъезжая к очередной станции.

– Нам пора, – сказал Головкин, поднимаясь с лавочки.

Они вышли на станции Портновская. Справа и слева от платформы тянулся лес, конца и края которому не было видно. Ни домов, ни хоть каких-то дорог. Только узкая тропинка, ведущая в лес.

– Понятно, почему эту сторожку никто не нашел, – пробормотал подросток.

Головкин изобразил улыбку и начал стягивать с головы кепку с надписью «Речфлот», чтобы надвинуть ее на глаза Мише. Подросток недоверчиво наблюдал за этими манипуляциями, но ничего против сказать не решился.

– Будешь держать меня за плечо и идти, не спотыкаясь, – велел Головкин.

Посмотрев по сторонам и убедившись, что вокруг никого нет, мужчина взял Мишу за плечо и повел в сторону леса.

– Что ты маме сказал? – неожиданно спросил Головкин, когда они прошли уже достаточно много.

– Да ничего такого. К другу на дачу картошку копать поехал, – ответил подросток.

Мужчина вдруг замедлил ход, из-за чего Миша споткнулся о какую-то корягу.

– Хорошо, что тебя пускают после случая с «возбудителем», – хмыкнул дядя Сережа.

– Ну, я же ничего и не делал. Это ребята придумали, девочек пригласили и подмешали. Когда я пришел, нужно уже было вызывать врачей. Мама знает, что я бы так не поступил. Это неправильно, понимаете? – Миша говорил медленно, полностью сконцентрировавшись на том, чтобы идти не оступаясь.

– Ты сам не подмешивал «возбудитель»? – переспросил Головкин.

– Нет, я говорил им, это плохая идея, а когда понял, что все без толку, пошел домой, – пояснил парнишка.

Мужчина снова замедлил ход, и Миша в очередной раз запнулся обо что-то.

– Можно снять кепку? Я все равно уже не смогу объяснить, где сторожка, – спросил подросток, потирая ушибленную ногу.

– Что? Сторожка? Нет, сейчас… – Головкин вдруг снял руку с Мишиного плеча. – Постой здесь, я проверю, все ли на месте.

Он сделал два шага вперед и обернулся. Миша все так же, не шевелясь, стоял посреди леса. Глаза его закрывал козырек кепки, но было очевидно, что он нервничает, хотя и не решается ничего сказать.

– Почему ты отказался идти с друзьями? – спросил Головкин, стоя в десяти метрах от подростка.

– Нельзя людям ничего подмешивать. Если бы они честно предложили девчонкам выпить, другое дело, – ответил Миша, ощупывая повязку. – Можно уже снять?

– Сейчас, погоди, я проверю. Надеюсь, нас не опередили, – ответил мужчина, внимательно наблюдая за беспомощным, растерянным мальчиком и сжимая в руках приготовленную заранее веревку. Оглянувшись, он приблизился к раскидистой иве и