Русалочья удача. Часть 1 (СИ) - Рубцова Налия

Горислава не ответила. Закрыв глаза, она с облегчением провалилась в темноту. Купава была права: она не в порядке, совсем не в порядке.

Ощущение было такое, что огонь пожирает её изнутри.

Монах и змей. Часть 2

«Ну хоть в этот раз прихожу в себя в незнакомом месте не побитой», – подумала Горислава, разглядывая потолок. Чувствовала она себя до странности нормально. Была, конечно, слабость во всём теле, но жар ушёл. Горислава села на кровати, отметив, что на ней другая рубашка. Получается, её переодел…

– Ты очнулась. Быстро, – сказала монах, откладывая перо. Он сидел за столом в углу небольшой комнаты и что-то писал. Горислава уставилась на него, непроизвольно сжав в руках покрывало.

– Отец Киприан? – спросила она.

– Да. Не пугайся, страх – это худшее, что ты можешь сделать со своей душой и телом сейчас,– монах успокаивающе махнул рукой.

«Не пугайся»?! Что за трусихой он её считает. Она не испугалась, просто насторожилась.

Любой бы насторожился. Потому что из-под капюшона отца Киприана блеснули жёлтые змеиные глаза.

Теперь стало понятно, почему отец Варфоломей так загадочно улыбнулся, когда Горислава засомневалась, что в лавре им помогут.

– Не думала, что змей может стать монахом, – сказала она, скрестив руки на груди.

– Почему ж? В Священных Книгах нет запрета ни на это. Всякий, кто принял веру в Финиста, может также принять постриг, – сказал змей. Он тщательно закрыл чернильницу и уложил перо в футляр.

Горислава неопределённо хмыкнула. Спорить она не собиралась: слишком паршиво была знакома со Священными Книгами.

– Зачем змею становиться монахом? – спросила она прямо и грубо, глядя ему в глаза.

– Дитя, не тебе об этом спрашивать, – вдохнул отец Киприан. – Разве ты ещё не знаешь ответ?

Он пододвинул стул и сел рядом с постелью. Горислава непроизвольно отодвинулась. Он был монахом, но змеем. А она…. Чёрт побери, он переодевал ей рубашку? Он видел её голой?!

– Не бойся,– голос монаха прозвучал устало.– Дай мне руку.

Он взял её запястье и прикрыл глаза. Между бровями пролегла озабоченная складка.

– Чувствую, жар унялся, – сказал он через некоторое время. – Мне удалось заставить огонь внутри тебя утихнуть, но ты должна знать, что изменения в тебе уже начались. Твой ноготь…

– Что… При чём тут мой ноготь? Купава… Моя спутница, моя сестра… Кстати, где она?!– Горислава чуть не выпрыгнула из кровати, сообразив, что она забыла спросить змея о самом главном.

– Успокойся. Она осталась за стеной, в избе, где останавливаются калики, – сказал отец Киприан. – Там немало женщин, и я сказал ей на всякий случай держаться поближе к ним, но с ней вряд ли случится что-то плохое. За стены лавры женщины не допускаются – для тебя сделали исключение, потому что ты была больна и у тебя было письмо с Монастырского острова…

Горислава облегчённо вздохнула. Ужасное видение, вставшее перед глазами – монахи тащат Купаву на костёр, потрясая Нечестивыми книгами – рассеялось. Ох, нужно им прекратить испытывать судьбу и приближаться к монастырям, но запутанные дороги Сиверии, как назло, вели либо к церквам, либо к разбойничьим кабакам.

– То, что ты так беспокоишься о своей сестре, выдаёт твоё доброе сердце. Но прошу, побеспокойся о себе. Просто посмотри на свой ноготь. На левой руке, – сказал змей.

Горислава повиновалась. И глаза у неё полезли на лоб: ноготь, тот самый, синяк под которым никак не хотел проходить, сейчас почернел целиком, превратившись в острый, угольно-чёрный коготь!

– Во имя Богини, что это? – пробормотала змеиня.

– Это значит, что ты начала превращаться в чудовище, – вздохнул отец Киприан.

***

Купава злилась. Очень злилась. Ну что за человек эта Горька! Ладно, не человек – змеиня! Шатается, глаза мутные, больные, а всё равно твердит, что с ней всё в порядке. Врёт ей в лицо… А сейчас ходи с ума, гадая, поможет ей отец Киприан и прочие монахи, или нет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Ты дырку в этой миске пытаешься протереть? – сердито окрикнула её полная румяная женщина. Она заправляла в большой избе, где останавливались на ночлег паломники и калики, где они получали нехитрую постель и угощение. Её звали, кажется, Аграфена Филипповна (ох уж эти ужасные двойные имена людей, замучаешься запоминать!), и она невзлюбила Купаву с самого начала. Она заставила её надеть лапти и отправила помогать посудомойкам – «бездельниц тут не держим, подобрала рукава – и за работу». Посуда казалась бесконечной, а вода в чане была такой грязной, что её было противно дотрагиваться. Купава тяжело вздохнула. Неужто так живут обычные девушки?! Понятно, почему Горислава носит мужскую одежду и ведёт себя как парень. Быть девушкой – живой девушкой – ужасающе скучно!

Размышления прервал удар полотенцем – не сказать, что особо болезненный, но внезапный и унизительный.

– Не вздыхай тут, а работай! – прикрикнула на неё Аграфена. На глаза Купавы навернулись слёзы из-за несправедливости жизни: её сестра больна, может, умирает, а она получает оплеухи полотенцем из-за того что смеет беспокоиться за Гориславу! Всхлипнув, Купава швырнула миску под ноги хозяйке и побежала во двор. Не нужна ей ни их каша, ни угол под крышей, она Горьку дождётся там, где её забрали монахи – у ворот лавры!!

В след ей неслись какие-то ругательства – ну, наверное, потому что половину слов она не знала – но Купава не останавливалась. Она выскочила на улицу, чуть не попав под копыта лошади.

– Куда прёшь, бешеная! – прикрикнул на неё возница.

– Извините!– всхлипнула Купава и бросилась в другую сторону. Она села у забора какой-то избы и, рыдая, принялась стаскивать лапти. К тому времени, когда она в неравном бою победила завязки, и её ноги наконец-то глотнули свежего воздуху, слёзы закончились. Вытерев глаза рукавом, Купава посмотрела на окружавшую монастырь стену. Если от Горьки не будет вестей до ночи – она плюнет на осторожность, залезет внутрь и попытается найти её!

Она встала и принялась отряхиваться; а потом быстро и испуганно подняла глаза – на неё упала чья-то тень. Неподалёку остановился мужчина с окладистой бородой, одетый в простую запылённую одежду; взгляд Купавы невольно остановился на добротных сапогах с толстой подошвой, подвязанных сложно сплетёнными ремешками. Незнакомец смотрела на Купаву, будто покойника увидел.

– Свечка?!– сказал он, делая шаг к Купаве.– Финист сохрани! Да это ж ты! Свечка, ты всё-таки выжила!

***

– Что?!– Горислава отбросила в сторону покрывало и вскочила с кровати. – Что значит – превращаюсь в чудовище? Я человек!

– Пока – да,– сказал отец Киприан. – Пожалуйста, сядь. Ты не в том состоянии, чтобы буйствовать. Печать, которую я наложил, должна окрепнуть.

Горислава хмуро повиновалась. Чуйка говорила змеине, что сейчас ей предстоит выслушать длинную историю, которая совсем не придётся по нраву – и чуйка не обманула.

– Мы, змеи, про́клятое племя, – сказал отец Киприан, устраиваясь на стуле и доставая из рукава чётки. – То, что мы привыкли называть своей силой и годиться – на самом деле страшное проклятие, которое наши предки навлекли на себя тысячи лет назад. Когда-то мы были лишь одним из племён Великой Степи, не отмеченным ни змеиными глазами, ни внутренним пламенем. И племенем не самым сильным: враги мучали нас годами, гнали всё дальше на Восход, где степь становилась тем, что на ваш язык можно перевести как «пекельные земли». Легенды гласят, что это была выжженная, мёртвая земля, которую пересекали глубокие трещины-пропасти. На дне их тлело пламя – кровь Предвечного Змея, в начале времён сброшенного Владыкой Небес на землю; там, где он упал, и образовались Пекельные Земли.

– Понятно. А что дальше было? Кто-то из степняком спустился вниз и хлебнул змеиной крови? – поинтересовалась Горислава.